Юля никогда не думала, что жизнь в новом доме может обернуться такой усталостью.
Когда с Данилом они подписывали ипотеку на двушку в новостройке, ей казалось, что это будет их маленький остров. Белая кухня с глянцевыми фасадами, серый диван из шоурума, большой телевизор на стене и уютная лоджия, где по утрам можно пить кофе. Всё получилось именно так. Почти.
Почти — потому что через два месяца после новоселья на диване поселилась Маргарита Ивановна.
— Ну а что мне делать одной, — сказала свекровь, как будто оправдываясь. — Квартира продана, ваши деньги ушли на ремонт. Пока свой вариант не подберу, поживу с вами.
Юля не возражала. Как можно? Женщина только что лишилась жилья — пусть временно, но всё же. Данил тогда виновато улыбнулся и обнял её за плечи.
— Терпение, любимая. Мама быстро найдёт себе угол.
Но угол почему-то не находился. Зато Маргарита Ивановна прекрасно освоилась на их территории. Вставала в шесть утра, хлопала дверцами на кухне, чтобы «разогнать утреннюю тишину», и жарила омлет на чугунной сковороде, которая царапала стеклокерамику.
— У тебя ножи тупые, — бросила она как-то раз, — резать ими — сплошное мучение.
— Так можно наточить, — предложила Юля, стараясь говорить ровно.
— Можно, конечно. Но я бы выбросила и купила нормальные. Вон, как у Ларисы, у соседки. Сталь японская.
С того дня Юля начала замечать: всё, что она делает, всегда «не так». Стирает при неправильной температуре. Готовит «без души». Не так складывает полотенца. Даже цвет штор в спальне «давит».
Данил старался не вмешиваться. Улыбался матери, подмигивал жене и говорил:
— Ты же понимаешь, это временно. Потерпи немного.
Через три месяца «немного» переросло в рутину.
Юля перестала вечером задерживаться в ванной, потому что Маргарита Ивановна стучала в дверь:
— Ты там надолго? Воду экономь, квитанции видела?
Её подруга Оксана, к которой Юля заезжала на кофе после работы, слушала эти рассказы с закатившимися глазами.
— Юль, ну ты чего? Это не жизнь. Ты даже дома расслабиться не можешь.
— Да она скоро съедет, — оправдывалась Юля, сама себе не веря. — Она ищет варианты… вроде бы.
Но вариантов всё не находилось. Маргарита Ивановна приходила с рынка, хлопала пакетами и с порога объявляла:
— Съём сейчас неподъёмный. А покупать что-то своё… цены взлетели. Так что пока потерпим, да?
И Данил, вместо того чтобы сказать твёрдое «нет», только кивал.
— Мам, ну конечно, живи сколько надо.
Юля в ответ только сжимала зубы.
Первый серьёзный скандал случился в июле.
Вечером Юля вернулась с работы, поставила на плиту кастрюлю для макарон и пошла в душ. Вернувшись, обнаружила на плите другое блюдо — свекровь жарила свои «коронные котлеты».
— А мои макароны? — осторожно спросила Юля.
— Воду вылила. Что это за ужин — макароны? Мужик должен есть нормальную еду.
— Данилу нравятся паста и овощи…
— Тебе кажется. Ты его не кормишь, вот он и похудел, посмотри на него.
Данил, пришедший через полчаса, только пожал плечами:
— Мам, ну ты бы хотя бы сказала…
— Я ради вас стараюсь, а вы… — и слёзы, и дрожащие руки, и обиженное: — Никому я тут не нужна.
Вечер закончился тишиной и надувшейся свекровью, хлопнувшей дверью спальни. А потом ещё неделю в квартире стояло ледяное молчание.
Осенью стало хуже.
Юля заметила, что Маргарита Ивановна перестала даже имитировать поиски квартиры. И всё чаще говорила:
— Если бы вы не потратились на этот ремонт, могли бы купить трёшку. Но ты же хотела дизайнерский проект. Вот теперь и живём втроём.
Данил уходил в офис рано и возвращался поздно. Юля иногда думала, что он специально задерживается, чтобы не слышать этих разговоров.
В начале ноября свекровь впервые заговорила про деньги.
— Коммуналка растёт, — сказала она за ужином. — Я могу, конечно, помочь. У меня есть немного от продажи квартиры. Но, Юль, ты же понимаешь, что мужик не должен платить за всё сам? Женщина тоже обязана вкладываться.
— Я вкладываюсь, — спокойно ответила Юля. — Платим пополам.
— Ну… — Маргарита Ивановна усмехнулась. — Это ненормально. Муж должен тянуть семью, а жена — поддерживать.
После этого разговора Юля долго лежала без сна, уткнувшись лицом в подушку. В голове вертелись слова, которые она так и не сказала вслух: «Это мой дом. Наш дом. Почему я чувствую себя здесь чужой?»
Декабрь принёс снег, холод и странное ощущение замкнутого круга.
Юля всё чаще ловила себя на мысли, что перестаёт разговаривать дома. Зачем, если каждое слово оборачивается упрёком?
Маргарита Ивановна распоряжалась квартирой, как своей: меняла вещи на полках, перекладывала продукты в холодильнике, заказывала на «Вайлдберриз» скатерти и полотенца «по уму», объясняя:
— Глаза режет твой минимализм. Тут должно быть тепло, уютно. Мужчине важно приходить в дом, где пахнет едой, а не освежителем воздуха.
Юля однажды попыталась возразить:
— У нас и так чисто. И уютно тоже.
— Уютно? — усмехнулась свекровь. — Когда кухня пустая, а в зале — один диван? Да у вас как в гостинице, а не дома.
Вечером Данил тихо попросил:
— Не заводись, ладно? Мама просто переживает. Ей тоже нелегко, она ведь привыкла… ну, сама понимаешь.
Но Юля уже не понимала.
В январе случилась новая волна скандалов.
Маргарита Ивановна достала из кладовки коробку с документами и, сдвинув очки на нос, сказала:
— Я вот тут прикинула. Если бы Данил оформил ипотеку не на себя, а на нас с тобой совместно, ставка была бы меньше. Мы бы сейчас платили меньше процентов.
— Маргарита Ивановна, — выдохнула Юля, сжимая кружку чая, — вы серьёзно?
— А что? Я просто рассуждаю. — Свекровь поправила прядь волос, аккуратно уложенную феном. — Женщина должна помогать мужу в важных делах. А не тратить его деньги на салон красоты и кофе навынос.
Юля не выдержала:
— Это мои деньги. Я сама их зарабатываю. И кофе я покупаю на свои.
— Ну вот и молодец, — кивнула свекровь, как учительница, похвалившая непослушного ученика. — Но подумай. Ты ведь замужем. У вас общая семья, общий бюджет должен быть.
После этой сцены Юля впервые позволила себе не готовить ужин. Разогрела себе пиццу из морозилки, съела на кухне стоя и ушла в спальню, не дожидаясь Данила.
В феврале у них появился новый источник напряжения — деньги на ремонт в ванной.
Соседи снизу затопили их, и нужно было перекладывать плитку. Юля предложила вызвать проверенную бригаду и оплатить ремонт пополам.
— Пополам? — Маргарита Ивановна вскинула брови. — Ты что, серьёзно? Данил мужик, он должен это решить.
— Мы оба хозяева квартиры, — напомнила Юля. — Значит, и расходы тоже общие.
— Хозяева… — с иронией повторила свекровь. — Если бы не я и моя помощь на старте, вы бы вообще без угла были. Забыла, кто деньги на первый взнос дал?
Юля вспомнила. Конечно, помнила. Только тогда это была помощь, без условий. А теперь — словно бесконечный долг, который она обязана выплачивать покорностью.
Данил снова промолчал. Только вечером, уже в темноте, он сказал тихо, почти виновато:
— Юль, не обижайся на маму. Ей трудно перестроиться. Она же всю жизнь решала всё сама.
Юля не ответила.
Весной Юля всё чаще оставалась после работы в офисе, объясняя это загрузкой. На самом деле ей просто хотелось тишины. Вечером, возвращаясь домой, она чувствовала, как сжимается внутри при виде тапочек свекрови у порога.
Оксана, слушая эти рассказы, покачивала головой:
— Юль, это не временно. Она не съедет. Ей там хорошо. Удобно.
— Но… — Юля запнулась. — А если я скажу Данилу, что так больше не могу?
— Он выберет тишину. Не тебя. Не её. Просто тишину, где он не крайний.
Эти слова засели в голове, как заноза.
В апреле всё сорвалось.
Вечером Юля вернулась домой и застала странную сцену. Маргарита Ивановна стояла на кухне с её ноутбуком, открытым на странице интернет-банка.
— Что вы делаете? — голос Юли дрогнул.
— Проверяю. — Спокойно. Как будто так и должно быть. — Хочу понять, сколько у тебя уходит на… ненужные вещи. Мы должны планировать бюджет. Данил пашет, а ты…
— Это мои деньги, — резко перебила Юля. — Никто не имеет права лезть в мой счёт. Никто.
Данил вошёл через пару минут и застал их в самом разгаре перепалки. Он посмотрел на мать, потом на жену, развёл руками:
— Давайте спокойно. Мама просто… заботится.
И в тот момент Юля поняла: дальше будет только хуже.
Май начался с громкого хлопка двери.
Юля, едва переступив порог, почувствовала, что воздух в квартире густой, вязкий. В прихожей стоял запах свежей выпечки — свекровь решила испечь пирог с мясом. «Для Данила», как всегда.
На кухне, за столом, сидели две соседки — Лариса и Валентина. Маргарита Ивановна, с довольной улыбкой, наливала им чай.
— А вот и хозяйка вернулась, — сладко протянула она. — Юль, у нас тут пирог. Присядь.
Юля тихо сказала:
— Спасибо, не голодна, — и прошла в спальню.
За спиной шёпот:
— Видишь, какая холодная. Данилу-то с такой тяжело.
Эти слова она слышала даже сквозь закрытую дверь.
Через неделю всё взорвалось.
Вечером, после работы, Юля зашла в детский магазин. Она купила новый стульчик для племянницы — подарок на день рождения. Вернувшись домой, застала свекровь с Данилом на кухне. Голоса приглушённые, но резкие.
— …я ей говорю, а она — своё, — шипела Маргарита Ивановна. — Юлька думает, раз зарабатывает, то всё сама решать будет. Деньги — это ещё не власть в семье!
Юля замерла в дверях. Данил поднял на неё глаза, виновато отвёл взгляд.
— Ты что хочешь? — спросила она ровно. — Чтобы я отдавала все деньги в общак?
— Хочу, чтобы ты понимала, что семья — это общие решения, — отчеканила свекровь. — А не каждый сам по себе.
— Семья, где взрослый мужчина не способен поставить границы своей матери, — это не семья, — сказала Юля тихо, но так, что в кухне стало тише, чем в морге.
В июне Юля начала собирать вещи. Сначала по чуть-чуть: коробка с книгами, одежда в вакуумных пакетах. Данил ничего не спрашивал. Он делал вид, что не замечает.
— Ты ведь вернёшься, правда? — как-то спросил он, когда она паковала косметику в коробку.
Юля посмотрела на него и впервые не смогла ответить.
В день, когда она уезжала, свекровь стояла в дверях, скрестив руки на груди. Взгляд тяжёлый, холодный.
— Не успеваешь готовить? — произнесла она с насмешкой. — А как же я всю жизнь успевала?
Юля ничего не сказала. Взяла чемодан, спустилась по лестнице, а за спиной хлопнула дверь.
Она сняла крошечную студию рядом с работой. Первые недели жила как на автопилоте: работа, магазин, сон. Иногда писала Оксане, иногда — Данилу. Но отвечала коротко, без эмоций.
Однажды вечером, вернувшись домой, включила чайник и поняла, что впервые за долгие месяцы в квартире тихо. Тишина не давит, не режет уши, не кажется ледяной. Просто тихо.
Через месяц Данил написал:
«Мама спрашивает, когда ты вернёшься. Говорит, что скучает».
Юля долго смотрела на экран. Потом набрала короткий ответ:
«Передай, что мне больше некуда возвращаться».
Иногда, проходя мимо их дома, она ловила себя на мысли: а что, если бы тогда сказала жёстко, сразу, на первых порах? Может, всё было бы иначе. Но тут же понимала — не было бы. Потому что дело не в пирогах, не в полотенцах и не в чужих советах. Дело в том, что в их семье не было границ. И в том, что никто, кроме неё, так и не решился их поставить.
А за окнами того самого дома, на седьмом этаже, всё так же горел тёплый свет кухни, где пахло выпечкой.
Бывает, что какой-нибудь пустяковый случай заставляет принимать важные решения