В дверь ворвалась моя дражайшая золовка Карина – та самая, что появляется раз в год дне рождени я свекрови с кислой миной на лице. «Почему ты живешь в этой квартире, а моя мать тут мучается? Да я тебя выгоню! И точка!» – с порога заявила она в моей же квартире.
И тут началось настоящее шоу! Оказывается, я – коварная и меркантильная охотница, которая специально окрутила Тимофея, а теперь ещё и издевается над бедной свекровью, отбирает у неё последние крохи и чуть ли не морю голодом! «Мама вам ипотеку закрыла, а ты пенсию у неё отбираешь!» – шипела Карина, нависая надо мной.
Но главный сюрприз крылся в другом: по версии свекрови, рассказанной дочери, она продала свою квартиру, чтобы закрыть НАШУ ипотеку! А нам с мужем свекровь «заливала», что спасала Карину от долгов и безденежья!
И когда я попыталась вывести эту мастерицу интриг на чистую воду, она разыграла свой коронный номер – картинно схватилась за сердце и «потеряла сознание». Очередной спектакль в домашнем театре свекрови удался на славу!
Всю ночь я не могла сомкнуть глаз, вертелась с бока на бок, пока в голове крутились обрывки этого безумного дня. Что-то категорически не сходилось во всей этой истории со «спасением» то ли нас, то ли Карины. И чем больше я думала, тем сильнее росла уверенность – свекровь что-то «зактрутила»лжет. Нужно было действовать, и я уже знала как.
На следующее утро, когда Карина ушла на работу, а свекровь, как ни в чем не бывало — как обычно, расположилась у телевизора с чашкой кофе и своим любимым сериалом, я решила действовать. В памяти телефона хранился старый адрес Аллы Петровны – мы когда-то ездили туда забирать её вещи при переезде.
— Алла Петровна, – я остановилась в дверях гостиной стараясь говорить как можно обыденней, – я в магазин с Мишей, погуляем заодно. Вам что-нибудь купить?
Свекровь даже не повернула головы:
— Купи кефир, только свежий.
Её придирчивый тон, как всегда, был пропитан недовольством. Сколько бы я ни старалась, всегда находился повод для критики – то хлеб не тот, то молоко прокисло, то суп пересолен.
Одев сына и собрав коляску, я направилась по знакомому адресу. Сердце колотилось так, что, казалось, вот-вот выпрыгнет из груди. Руки дрожали, пока я пристегивала сына в коляске – то ли от волнения, то ли от злости после вчерашних обвинений. Но я должна была знать правду, чего бы это ни стоило.
Просторная девятиэтажка улучшенной планировки возвышалась посреди тихого зеленого двора. В подъезде пахло свежей краской – видно, недавно сделали ремонт. На четвертом этаже я остановилась перед знакомой дверью, глубоко вздохнула, пытаясь унять бешено колотящееся сердце, и позвонила. Открыла молодая женщина с ребенком на руках.
— Здравствуйте, – я улыбнулась как можно приветливее. – Извините за беспокойство, но не могли бы вы мне помочь? Я невестка Аллы Петровны, прежней хозяйки квартиры.
Женщина оживилась:
— А, так вы родственница нашей арендодательницы? Проходите, только у нас небольшой беспорядок – с детьми сами понимаете…
— Арендодательницы? – переспросила я, чувствуя, как внутри все холодеет.
— Ну да, мы снимаем эту квартиру у Аллы Петровны уже полгода. Хорошая женщина, хоть и строгая. Всегда требует оплату день в день, никаких задержек.
Я присела на краешек предложенного стула, пытаясь собраться с мыслями:
— А можно нескромный вопрос – сколько вы платите за аренду?
— Тридцать тысяч, – ответила женщина. – Сначала было двадцать пять, но потом она подняла. Сказала, что коммуналка подорожала. Хотите чаю?
— Нет, спасибо, – я покачала головой. – А можно посмотреть договор аренды? Просто… возникла одна сложная ситуация.
Женщина задумчиво посмотрела на меня:
— У вас что-то случилось? Алла Петровна говорила, что живет у сына, потому что болеет и нужен уход. Но выглядит она вполне бодро, когда приходит за деньгами. — улыбнулась с ехидцой женщина.
— Да, случилось, – я вздохнула. – Понимаете, возникла сложная ситуация с наследством. Алла Петровна серьёзно больна, а мой муж – её сын и официальный представитель. Нам срочно нужно подтверждение, что квартира всё ещё принадлежит ей.
Арендаторша внимательно посмотрела на меня, потом на спящего в коляске Мишу:
— А у вас есть что-то, подтверждающее ваши слова? Все-таки договор – документ конфиденциальный.
Я достала паспорт. Пока она изучала документы, я мысленно благодарила себя за то, что всегда ношу его с собой.
— Хорошо, – кивнула женщина после минутного раздумья и достала из ящика папку. – Только самые важные пункты договора можете сфотографировать – сумму и дату. Остальное, надеюсь, вы понимаете…
Я трясущимися руками сделала пару снимков нужных страниц. Тридцать тысяч в месяц – это же целое состояние по сравнению с теми жалкими грошами, которые свекровь якобы не могла наскрести на лекарства!
По дороге домой я не могла унять дрожь в руках. Миша мирно спал в коляске, а в моей голове бушевала настоящая буря. Все эти месяцы свекровь не просто манипулировала нами – она вела двойную игру, стравливая всех членов семьи друг с другом.
Я достала телефон и набрала номер Карины. После третьего гудка она ответила:
— Что тебе надо? – её голос звучал устало и раздраженно.
— Нам нужно встретиться. Срочно. Есть информация, которая тебя очень заинтересует.
— Какая еще информация? – хмыкнула золовка. – Опять будешь оправдываться?
— Карина, – я старалась говорить спокойно, – твоя мать получает тридцать тысяч рублей ежемесячно за сдачу квартиры. Той самой квартиры, которую она якобы продала.
В трубке повисла тишина.
— Что за бред ты несешь? – наконец произнесла Карина, но в её голосе уже не было прежней уверенности.
— Сейчас как раз время обеда — ты сможешь прийти в кафе не далеко от парка? У меня есть доказательства. И, поверь, тебе стоит это увидеть.
Карина сидела за дальним столиком, нервно помешивая остывший кофе. Её рыжие волосы были собраны в небрежный пучок, а под глазами залегли тени – похоже, ночной разговор с матерью дался ей нелегко.
— Показывай, – бросила она вместо приветствия.
Я молча протянула ей телефон с фотографиями договора. Карина начала читать, и я видела, как меняется выражение её лица – от недоверия к удивлению, от удивления к гневу.
— Тридцать тысяч?! – Карина так громко сказала это, что несколько посетителей обернулись. – Она получает тридцать тысяч в месяц, а мне вчера со слезами выпрашивала пятнадцать! «Кариночка, доченька, совсем есть не дает, давление от голода скачет…»
— А мне все время рассказывала про твои проблемы, – я горько усмехнулась. – Как ты в долгах погрязла, как она последнее отдала, чтобы тебя выручить. А теперь вот мучается у нас, потому что деваться некуда…
Карина побледнела:
— Знаешь, а мне она совсем другое говорила! Когда Серёжа в больницу попал, я умоляла её пустить пожить, всего на пару месяцев. А она начала причитать, как продала квартиру по твоему требованию, чтобы Тимке ипотеку закрыть. «Последнее, – говорит, – по её прихоти отдала, сама теперь без угла. И ведь даже спасибо не скажет – только и делает, что по телефону с подружками болтает да по магазинам шастает… Все ей мало – неблагодарная нахалка!»
— И поэтому ты вчера на меня накинулась?
— А что мне было думать? – Карина сжала чашку. – Она же каждый день звонила, рыдала в трубку. «Совсем заклевали, житья не дают. Я и готовлю, и убираю, и с внуком сижу – всё не так! А сама даже за продуктами сходить не может – вечно ей нездоровится. То голова, то спина… Господи, как же она нас всех поссорила!
Мы сидели молча, переваривая ситуацию. За окном накрапывал мелкий дождь, капли стекали по стеклу, размывая очертания прохожих.
— Что будем делать? – наконец спросила я.
Карина решительно встала:
— Поехали к вам — я отпрошусь с работы ради такого. Пора поговорить с мамой по душам.
Когда мы вернулись домой, Алла Петровна всё так же сидела перед телевизором, будто и не сдвинулась с места. Увидев нас вместе, она заметно напряглась, но быстро надела привычную маску страдалицы:
— Доченька, ты вернулась? А я как раз собиралась прилечь – сердце пошаливает… – Алла Петровна картинно приложила руку к груди.
— Хватит, мама! – Карина швырнула сумку на диван. – Хватит этого театра! Мы всё знаем про квартиру.
Свекровь растерянно заморгала, но в глазах мелькнул испуг:
— Про какую квартиру, деточка? Я же вам говорила…
— Про ту, которую ты сдаёшь за тридцать тысяч в месяц! – в голосе Карины звенела ярость. – И при этом у меня «на лекарства» пятнадцать тысяч клянчишь! У брата – десять! А сама каждый месяц по шестьдесят тысяч имеешь!
Миша, почувствовав напряжение, захныкал в коляске. Я взяла его на руки, и он сразу прижался к моему плечу, испуганно поглядывая на бабушку.
— Это мои деньги! – Алла Петровна перешла в наступление. – Я вам всю жизнь отдала, имею право на спокойную старость! Я старая больная женщина… Мне…
— Ну конечно! – Карина хлопнула ладонью по столу так, что подпрыгнули чашки. – Ты не больная, мама, ты – манипулятор! Ты специально всё это затеяла! Наврала мне, что продала квартиру ради Тимки. Ему наврала, что продала ради меня. А сама и квартиру сдаёшь, и с нас денежки тянешь, да ещё и жалуешься всем, какие мы плохие! Ты же нас специально поссорить хотела! Чтобы мы друг с другом собачились, пока ты своей королевой тут сидишь!
— Вы молодые, эгоисты, ничего не понимаете! – свекровь повысила голос. – Я вас одна тянула, всё вам отдавала…
— А теперь решила собрать дань со всей семьи? – Карина хлопнула ладонью по столу. – Мерзко, мама, мерзко… Когда Серёжа в больнице лежал, ты мне в помощи отказала – якобы квартиру продала. А сама в это время денежки с арендаторов получала! Хапуга бессердечная
Свекровь побелела:
— Как ты смеешь так разговаривать с матерью?
— И поэтому решили, что имеете право лгать и обворовывать собственных детей? – я покачала головой. – Знаете, Алла Петровна, теперь всё будет иначе. У вас есть выбор: либо вы живёте здесь, не требуете с нас денег и участвуете в оплате жилья из своих тридцати тысяч арендных, либо возвращаетесь в свою квартиру. А то получается – и с детей деньги тянете, и квартиру сдаёте, да ещё и всем рассказываете, как мы вас тут притесняем.
— Да как ты смеешь мне условия ставить?! – взвизгнула свекровь. – Я мать твоего мужа! Я сейчас Тимофею позвоню!
— Звоните, – мой голос звучал твердо. – Заодно объясните ему всю эту историю с «продажей» квартиры.
Алла Петровна затихла, осознавая, что загнана в угол. Её пальцы нервно теребили край кофты, а глаза бегали от меня к дочери и обратно.
— И даже не думай снова разыгрывать приступ, – добавила Карина, заметив, как мать потянулась к сердцу. – Этот номер больше не пройдет.
Вечер растянулся в бесконечные препирательства. Свекровь то плакала, то угрожала, то пыталась давить на жалость. Но мы с Кариной стояли на своем. Впервые за всё время я чувствовала себя не беспомощной невесткой, а человеком, имеющим право на уважение и честные отношения.
— Я всё равно не понимаю, – вздохнула Карина, когда мы вышли в лоджию подальше от матери. – Зачем было городить весь этот огород? Имея тридцать тысяч в месяц чистыми, ещё и с нас деньги тянуть!
Я посмотрела на догорающий закат:
— Знаешь, даже не в деньгах дело. Ты видела её глаза, когда мы договор показали? Ни стыда, ни раскаяния – только злость, что её поймали. Всю жизнь строила из себя великомученицу, а на самом деле… – я покачала головой. – Собственных детей обворовывала и ещё умудрялась выставлять себя жертвой. На меня наговаривала — так это же придумать такое же надо!
— Поверить не могу в такую подлость, – Карина сжала кулаки. – Когда Серёжа в больнице лежал, я же её умоляла помочь. А она причитала, что последнее отдала, что живёт впроголодь. И ведь как артистично играла – слёзы, приступы, «доченька, сама еле концы с концами свожу». А сама каждый месяц по тридцать тысяч гребла! У вас жила как королева! Какую надо иметь совесть, чтобы так людям мозги пудрить? Своих же детей!
В этот момент из комнаты раздался звонок моего телефона. Тимофей. Я глубоко вздохнула и вернулась в комнату.
— Привет, родной, – я включила громкую связь, чтобы слышали все.
— Привет, как вы там? Мама не болеет?
Я встретилась взглядом со свекровью, которая замерла на диване:
— Знаешь, нам надо серьёзно поговорить. Твоя мать не продавала квартиру — она сдает ее в аренду и получает тридцать тысяч рублей, но продолжает брать с нас деньги. И не только с нас – с Карины тоже.
В трубке повисла тяжёлая пауза.
— Что значит – не продала? – голос мужа стал напряженным. – Она же говорила, что продала ради Карины…
— Нет, милый. Она никому ничего не продавала. Просто водила нас всех за нос. У меня есть копия договора аренды, могу прислать.
— Ты не шутишь? – Тимофей повысил голос. — Да как она могла…
Алла Петровна съежилась на диване.
— Теперь всё будет иначе, – твердо сказала я. – Мы с твоей сестрой уже обсудили это с мамой.
После разговора с Тимофеем в квартире воцарилась гнетущая тишина. Алла Петровна заперлась в своей комнате, а мы с Кариной сидели на кухне, переваривая события дня.
— Знаешь, – вдруг сказала Карина, – я, наверное, должна перед тобой извиниться. За то, что наговорила вчера.
Я улыбнулась:
— Забудь. Главное, что правда раскрылась.
Через неделю свекровь переехала обратно в свою квартиру. Сказала, что «не может жить там, где её не уважают». Карина теперь звонит чаще – не маме, мне. Мы с ней неожиданно нашли общий язык, и оказалось, что у нас много общего.
А я наконец-то почувствовала себя хозяйкой в собственном доме. Больше никаких манипуляций, никакой лжи, никаких попыток вызвать чувство вины. Тимофей, вернувшись с вахты, долго говорил с матерью, но что именно – не рассказал. Только сказал: «Теперь всё будет по-другому».
И знаете что? Он оказался прав. Теперь действительно всё по-другому.
Заставила мужа отказаться от «домика мечты»