Утро выдалось суматошным. Поставщик молока опоздал на час, у одного из баристов заболел ребенок, и к открытию кофейни Марина уже чувствовала легкое раздражение. Она как раз настраивала кофемашину, когда в кармане фартука завибрировал телефон.
– Да, Дим, – ответила она, прижимая трубку плечом и продолжая работать.
– Нам нужно поговорить, – его голос звучал непривычно серьезно. – Это важно.
– Сейчас не могу, у меня открытие через пятнадцать минут, и…
– Марин, это действительно срочно.
Что-то в его тоне заставило её остановиться.
– Хорошо, – она взглянула на часы. – Приезжай в три, когда спадет поток.
День тянулся медленно. Марина периодически поглядывала на дверь, пытаясь угадать, что за срочность могла возникнуть у Димы. Последнее время он был немного рассеян, часто отменял их встречи, ссылаясь на проблемы в магазинах. Она не придавала этому особого значения – у всех бывают сложные периоды в бизнесе.
– Как продвигаются планы по новой кофейне? – спросила Катя, протирая витрину с десертами.
– Вчера утвердила дизайн-проект, – Марина улыбнулась, вспомнив свои бесконечные правки. – Знаешь, я так долго об этом мечтала. Помнишь, как мы начинали?
– Еще бы не помнить, – рассмеялась Катя. – Старая кофемашина, три столика и ваши с Димой бесконечные споры о том, как правильно варить эспрессо.
– Он тогда каждый день заходил со своими советами по ведению бизнеса, – Марина покачала головой. – «У вас неправильная выкладка товара», «Надо оптимизировать процессы»…
– Зато теперь не придирается.
– Теперь нет, – она помолчала. – Знаешь, иногда мне кажется, что его мать до сих пор считает мою кофейню чем-то несерьезным. Представляешь, на прошлой неделе спросила, не хочу ли я продать бизнес и вложиться в акции — там же 40% прибыли можно получить.
– И что ты ответила?
– Ничего. Сделала вид, что не услышала.
В три часа появился Дима. Непривычно помятый, с красными глазами, будто не спал всю ночь.
– Пойдем наверх, – Марина кивнула в сторону своего небольшого кабинета.
Он сел на диван, нервно теребя пуговицу на рукаве рубашки. Он сел и молчал.
– Дима, ты меня пугаешь. Что случилось?
– Нам нужны деньги, Марин. Много денег.
– В каком смысле – нам?
– Понимаешь… – он запнулся. – У нас в магазине проблемы. Серьезные проблемы.
И он рассказал. О том, как его мать решила сэкономить на поставщиках. Как нашла какого-то «очень выгодного партнера». Как взяла большую партию продуктов по цене втрое ниже рыночной. А теперь пять человек в больнице, и им грозит суд. Кредиты им больше не дают — у них уже три непогашенных займа висят. Мать, оказывается, еще и обошла всех родственников, наобещала золотые горы — мол, вложитесь в «перспективный проект», купите акции, прибыль будет сорок процентов. Набрала у всех, кто поверил. А теперь придется продавать всё — и его квартиру, и машину, и материну недвижимость. И даже после этого денег только-только хватит расплатиться с пострадавшими и родней. На выплаты по судебным искам уже ничего не останется
– Четыре миллиона рублей, – наконец выдавил он. – Столько нужно, чтобы замять дело.
Марина смотрела на него с недоверием:
– Дима, ты сейчас правда предлагаешь мне отдать тебе деньги? Все деньги, которые я собирала на новую кофейню? Вот так просто взять и отдать?
– Понимаешь, ситуация очень серьезная…
– Конечно, серьезная, – она встала, чувствуя, как начинает кружиться голова. – Твоя мамаша решила сэкономить на поставщиках, купила непонятно что, а теперь у вас проблемы. И почему это вдруг стало моей заботой?
– Марин, пять человек в больнице…
– А я тут при чем? – она оперлась о стол. – Дим, я три года на эту кофейню копила. Каждый день ты слушал, как я планирую ремонт, выбираю оборудование. И что теперь?
– Ты совсем не понимаешь? – Дима подался вперед. – Это же моя мама!
– А это моя жизнь, – Марина налила себе воды. – И три года работы. Каждый день, с восьми утра до десяти вечера. Сам же видел.
– Значит, не поможешь? – он встал, одернув пиджак.
– А ты бы на моем месте помог?
– Я бы не раздумывал, если бы твоей маме нужна была помощь.
– Чужими деньгами легко быть благородным, – она отвернулась к окну. – И знаешь что? Не надо этих сравнений. Моя мама никогда не стала бы экономить на безопасности людей.
– Все, я понял, – его голос стал жестким. – Ты выбрала свою кофейню.
– А ты выбрал вечную роль послушного сына. Я не буду отдавать свои накопления из-за вашей безответственности — Вы сами расплачивайтесь как хотите. Удачи.
Хлопнула входная дверь. Марина опустилась на стул и закрыла лицо руками.
День пошел наперекосяк. Она дважды ошиблась с заказами, забыла подписать накладные, а когда разбила чашку, чуть не расплакалась прямо перед посетителями.
– Марин, может, домой пойдешь? – осторожно спросила Катя. – Я закрою сама.
– Не надо, – она покачала головой. – Дома еще хуже будет.
К вечеру начала болеть голова. Считая кассу, Марина все время возвращалась мыслями к их разговору. Может, она действительно слишком жестко? Может, стоило хотя бы предложить часть суммы?
Телефон молчал. Ни звонка, ни сообщения от Димы.
Закрыв кофейню, она долго шла пешком, хотя обычно вызывала такси. В голове крутились обрывки мыслей: про отца, который двадцать лет назад бросил их с мамой из-за долгов, про Димину мать с её вечным презрением к «забегаловке», про недавно заказанную кофемашину для новой точки…
Дома она достала папку с документами на вторую кофейню. Провела пальцем по строчкам договора аренды, по сметам на ремонт. Три года мечты. Три года планов.
– Прости, Дим, – сказала она пустой комнате. – Но я не могу.
Дима не пришел домой. Марина прождала его полночи, но телефон молчал. Утром его подушка так и осталась нетронутой.
Весь день она автоматически делала привычные вещи – варила кофе, считала выручку, улыбалась посетителям. Но мысли все время возвращались к их ссоре.
Ровно в три, как вчера, звякнул колокольчик. Марина подняла глаза от кассы и замерла – на пороге стояла Алла Викторовна. Одна, без Димы. В своем безупречном бежевом костюме она казалась здесь совершенно инородной.
Катя за стойкой едва заметно охнула – она хорошо знала историю про «эту забегаловку». Алла Викторовна за два года ни разу не переступила порог кофейни, хотя всегда рассуждала о важности семейного бизнеса.
– Добрый день, – голос будущей свекрови звучал непривычно неуверенно. – Можно с тобой поговорить?
Марина машинально одернула фартук:
– Проходите наверх.
В маленьком кабинете Алла Викторовна застыла посреди комнаты, явно не решаясь сесть на простой диван. Её взгляд скользнул по стопкам документов на столе, по графикам продаж на стене, задержался на дизайн-проекте новой кофейни.
– Присаживайтесь, – Марина указала на диван. – Дима… он в порядке?
– Не знаю, – Алла Викторовна осторожно опустилась на краешек. – Он не ночевал дома. Не отвечает на звонки.
– Понятно, – Марина присела на край стола. Внутри все сжалось – значит, не только у неё не было новостей от него.
– Я думала, у вас тут… – Алла Викторовна снова осмотрелась, – более простое заведение.
– В смысле – пара столиков и растворимый кофе? – Марина не смогла сдержать усмешку.
– Нет, я… – она достала платок, промокнула лоб. – Знаете, я ведь правда считала, что это несерьезно. Что вы просто играете в бизнес. А теперь…
– А теперь пришли просить денег у той, которая «играет в бизнес»?
– Понимаете, я не могу обратиться к своим… – Алла Викторовна замялась, теребя жемчуг на шее. – Если в нашем кругу узнают про эту ситуацию с поставщиком, это конец. Весь мой статус, годами выстроенная репутация… Вы даже не представляете, как тяжело мне сейчас сидеть здесь и… – она не договорила, но было понятно: «унижаться перед какой-то баристкой».
– А вы думаете, мне легко? – тихо спросила Марина. – Два года слышать ваши замечания, снисходительные улыбки, вечные намеки…
– Хотите знать правду? – Алла Викторовна вдруг выпрямилась. – Я никогда не хотела, чтобы Дима женился. Ни на вас, ни на ком-то другом. Поэтому я всегда… – она поджала губы, – создавала определенную атмосферу. Со всеми его девушками.
Марина удивленно подняла брови:
– Зачем?
– Он же мой единственный сын. Моя опора в бизнесе, моя поддержка. А если женится – всё, другая женщина станет главной в его жизни. Я этого… я просто не могу этого допустить.
– И поэтому вы…
– Да, поэтому я всегда давала понять всем его девушкам, что они недостаточно хороши. Что они не пара моему Димочке. И они уходили. Все уходили. А вы… – она невесело усмехнулась, – вы оказались крепким орешком. И сейчас я вынуждена просить помощи у той, кого сама же отталкивала все это время.
Она достала платок, промокнула глаза:
– Я не могу взять кредит – у нас уже три непогашенных. Заложить нечего – все в залогах. К родственникам не пойдешь – сразу пойдут слухи, начнут копать… А если узнают про поставщика и отравившихся людей… – она замолчала, потом добавила совсем тихо: – Это будет конец всему.
Марина смотрела на эту женщину – всегда такую надменную и уверенную в себе, а сейчас растерянную и жалкую какую-то что-ли. И думала о том, как страшно, должно быть, терять не только бизнес, но и собственного сына из-за своих же манипуляций.
Марина молчала, глядя в окно своего кабинета. За стеклом мелкий дождь превращал улицу в размытую картину, и почему-то именно сейчас она подумала, что жизнь тоже иногда становится такой – нечёткой, без ясных границ между правильным и неправильным.
– Я помогу, – наконец произнесла она. – Но на моих условиях.
– На ваших условиях? – Алла Викторовна приподняла бровь. – Вы сейчас серьёзно? В ситуации, когда речь идет о здоровье людей, о репутации семьи, вы решили торговаться?
– А вы думали, я просто достану четыре миллиона и отдам их вам, даже не обсудив условия? – Марина усмехнулась. – Все эти годы вы относились к моему бизнесу как к чему-то несерьёзному. Но теперь почему-то считаете, что я могу вот так просто взять и отдать все свои сбережения.
Алла Викторовна выпрямилась в кресле:
– Я могу написать расписку. Более того, я готова отдать долю в нашей сети магазинов как гарантию…
– Мне не нужна доля в бизнесе, который закупает просроченные продукты, – резко ответила Марина.
– Следите за словами, – глаза Аллы Викторовны опасно сузились. – Я всё ещё мать вашего жениха.
– А я всё ещё независимый человек со своим бизнесом. И да, я готова помочь. Два миллиона. Половину суммы.
– Этого мало.
– Это всё, что я готова дать. И у меня есть условия.
Алла Викторовна откинулась на спинку кресла:
– И какие же?
– Полное невмешательство в наши отношения с Димой. Никаких манипуляций, никаких намёков, никакого контроля.
– Ты пытаешься диктовать мне, как общаться с собственным сыном? – в голосе Аллы Викторовны появился металл. – Ты ничего не понимаешь, он все, что у меня есть. Я жизнь на него положила, отказывала себе во всем…
– И теперь требуете вечной благодарности? Чтобы он всегда был рядом, всегда под вашим контролем?
– Это… – Алла Викторовна запнулась. – Это наши семейные дела.
– Которые напрямую касаются меня. Два миллиона и ваше невмешательство. Или ищите деньги в другом месте.
– А вторая половина?
– А вторую пусть ищет Дима. Сам. Без вашей помощи и без вашего давления, пусть сам разбирается.
– Абсурд! – Алла Викторовна встала. – Вы понимаете, что на кону стоит? Нам нужна вся сумма, и как можно скорее.
– Понимаю, – кивнула Марина. – Но я также понимаю, что если сейчас дать вам все деньги, ничего не изменится. Вы продолжите контролировать его жизнь, а он так и не научится принимать самостоятельные решения.
– Вы слишком много на себя берёте…
– Возможно. Но это мои деньги и моё решение. Два миллиона, ваше невмешательство, и Дима сам ищет вторую половину. И ещё одно условие.
– Что ещё? – устало спросила Алла Викторовна.
– Вы сейчас же звоните Диме и рассказываете ему всю правду. Про манипуляции, про девушек, про контроль. Всё.
– Исключено.
– Тогда и разговор окончен.
Марина встала, давая понять, что разговор закончен. Алла Викторовна тоже поднялась:
– В любом случае, – Алла Викторовна встала, – вы пожалеете об этом решении. Дима никогда не выберет женщину, которая отказалась помочь его семье.
– А вы уверены, что он выберет мать, которая довела бизнес до такого состояния? – спокойно спросила Марина.
– Он мой сын.
– Именно. Сын, а не ваша собственность. И знаете… может, это и к лучшему. Пусть наконец-то сам решит, чего хочет в жизни. Без вашей… заботы.
– Ты просто не понимаешь…
– Нет, это вы не понимаете. Дима не мальчик, которому нужно разрешение мамы на каждый шаг. Он взрослый мужчина. И эта ситуация… может, она наконец-то заставит его повзрослеть.
Они стояли друг напротив друга – две женщины, привыкшие добиваться своего. Наконец Алла Викторовна медленно опустилась обратно в кресло:
– У вас есть телефон? Мой разрядился.
Разговор с Димой длился почти час. Марина слышала, как голос Аллы Викторовны менялся – от привычно властного до почти умоляющего. Под конец она тихо вышла из кабинета, оставив женщину наедине с сыном.
Когда она вернулась через полчаса, Алла Викторовна сидела всё в той же позе, но что-то в её лице изменилось – словно спала маска многолетней надменности.
– Он хочет с вами поговорить, – тихо сказала она, протягивая телефон.
Марина покачала головой:
– Не сейчас. Ему нужно время всё обдумать. И вам, кстати, тоже.
– Вы… – Алла Викторовна встала, одёргивая идеально сидящий пиджак. – Вы действительно его любите, да?
– Да. Поэтому и не даю всю сумму.
– Деньги будут нужны завтра.
– Я переведу с утра, – кивнула Марина. – Как только пришлёте реквизиты.
После того как за Аллой Викторовной закрылась дверь, Марина обессиленно опустилась на диван. Вторая кофейня теперь откладывалась, но внутри было удивительно спокойно – как будто она наконец-то перестала притворяться и играть чужую роль, пытаясь соответствовать чьим-то ожиданиям. В конце концов, она всегда знала цену себе и своему делу, и чужое одобрение ей для этого не требовалось.
Марина механически протирала кофемашину, пытаясь занять руки привычной работой. В голове крутились обрывки фраз: «вы слишком много на себя берете», «я могу написать расписку», «это же моя семья»… Два миллиона. Интересно, многие бы решились отдать трехлетнюю мечту за призрачное обещание свекрови больше не вмешиваться? А ведь она даже не уверена, что поступает правильно.
Телефон завибрировал только около полуночи.
Сообщение от Димы было коротким: «Можно приехать? Нам нужно многое обсудить.»
«Можно», – ответила она и пошла ставить чайник.
Теперь предстоял долгий разговор. О доверии и самостоятельности. О манипуляциях и прощении. О том, как и когда Дима найдет вторую половину суммы. О том, надолго ли хватит его матери данного ей урока и сдержит ли она свое слово о невмешательстве. И самое главное — простит ли Дима Марину за то, что она поставила его мать перед таким жестким выбором, или решит, что она ничем не лучше — просто использовала ситуацию, чтобы добиться своего. В дверь позвонили. Что ж, скоро она узнает ответы на все эти вопросы.