— Мне это невыгодно. Выпишу – придется прописать к матери, будет нам больше коммуналка начисляться, да и садик со школой окажутся совершенно другие, в твоем районе они лучше и народу в группах меньше.
— Лар, мне вообще-то неудобно, что у меня в квартире прописана твоя дочь.
— Прописана она там потому, что она твоя дочь.
— Ваня, ну будь ты человеком! Ленку в садик надо собирать, там то одно, то другое, еще и мы с мамой обе свалились…
Возьми дочь к себе на неделю, приобрети ей все, что нужно, а я тебе половину денег верну, — уговаривать приходилось, стоя на продуваемой всеми ветрами лестничной клетке.
Почти бывший муж же, находящийся в квартире и общающийся с Ларисой сквозь щель чуть приоткрытой двери, внутрь приглашать ее не спешил.
А зачем? Ему и так комфортно! Даже очень комфортно, судя по тому, что через две минуты из глубины квартиры раздался зовущий женский голос:
— Ваня, ну ты что там застрял? Я тебя уже заждалась.
— Все, Ларка, иди, меня ждут, — прежде, чем женщина успела что-то сказать, дверь их недавно общего дома захлопнули перед ее носом.
Спускаясь вниз, она чувствовала не только боль в горле и желание чихнуть, но и нарастающее раздражение.
Вот где были ее глаза, когда она выходила замуж за это парнокопытное?
«Ну ведь он же был нормальный», — возразил внутренний голос.
Пришлось его правоту признать – да, когда они только поженились, Иван был нормальным. А потом перестал.
И теперь было то, что было. И от того, что было, уже никуда не деться.
Друзья проверяются деньгами, а вот муж, увы, декретом. И первые два года жизни дочери Ларисе казалось, что муж эту проверку очень даже успешно прошел.
И теперь впереди их ждет только счастье, любовь, гармония и прочие семейные радости.
Второго ребенка они не планировали, маленькая Вика с возрастом будет приносить все меньше проблем…
Да, бывает разное, конечно, но в целом за десятилеткой уже не нужно следить в оба глаза так, как за трехлеткой, а в пятнадцать они уже, как правило, владеют навыками самообслуживания в достаточной степени, чтобы родителям достаточно было только продукты в холодильник закидывать и на вещи деньги выдавать.
Но все планы на будущее рухнули, когда Иван огорошил жену проникновенным спичем о том, что любит другую, к Ларисе у него чувств давно нет, да и дочь тоже уже не так уж сильно и нужна, ведь избранница обещает родить, понимаешь ли, сына.
Наследника той самой добрачной «однушки», которую Иван получил в наследство от бабушки и в которой обретался с семьей до недавнего времени.
— Конечно, что по суду мне присудят – буду перечислять, но имей в виду – я буду настаивать на подтверждении отцовства через ДНК-тест, — пригрозил ей Иван, когда фактически выгонял с дочерью из дома после скандала, к которому привели его откровения.
— По себе других судишь? – не удержалась от колкости Лариса.
— Просто хочу быть уверен, что содержать придется своего ребенка, а не чужого.
И вот с тех пор, два месяца уже прошло, их никак не могли развести. Даты заседаний уже трижды переносились по разным причинам, а между тем дочь на это время не в криосне находилась, то есть требовала регулярной еды, прогулок, а теперь еще и сборов в садик, которые Лариса надеялась перепоручить бывшему мужу на время своей болезни.
Но нет – теперь ей придется бегать с ребенком по магазинам с температурой тридцать восемь, вдобавок – надо будет найти, у кого из знакомых перехватить деньги до зарплаты.
Повезло еще, что сразу после ухода из дома получилось выйти на работу, поскольку с Викой согласилась сидеть мама. Не будь ее – и неизвестно, что вообще бы Лариса делала.
Ладно, ничего, она справится. Справится, выгребет, и впоследствии будет куда более осмотрительной при выборе мужчин.
Хотя она и так была осмотрительной – выбирала надежного, верного (как представлялось на тот момент), а вот поди ж ты…
Ну да ничего, жизнь – она длинная, еще все встанет на свои места.
Развод состоялся только полтора месяца спустя. Уж неизвестно, то ли Иван так все затягивал специально, то ли большая очередь на это дело в судах была, то ли правда у него дела были какие важные, что заседания переносили.
Главное – что вся эта вак.ханалия закончилась. И теперь можно было спокойно строить свою и Викину жизнь с учетом произошедших изменений, не вздрагивая каждый раз от телефонного звонка в предвкушении новой нервотрепки.
Именно в этот период муж, теперь уже бывший, неожиданно начал упрашивать Ларису вести себя «по-человечески».
— Выпишитесь с Викой из моей добрачной квартиры, — потребовал он, когда позвонил после первого перечисления алиментов.
— Мне это невыгодно. Выпишу – придется прописать к матери, будет нам больше коммуналка начисляться, да и садик со школой окажутся совершенно другие, в твоем районе они лучше и народу в группах меньше.
— Лар, мне вообще-то неудобно, что у меня в квартире прописана твоя дочь.
— Прописана она там потому, что она твоя дочь. Хочешь решить вопрос – решай в суде, — это было делом принципа, вернуть мужу его слова.
То безразличие и равнодушие к судьбе собственного ребенка, с которыми он отправлял Ларису «ждать решения суда» в те дни, когда у нее был завал из проблем и все, о чем она просила – исполнение отцом части его обязанностей.
— А, то есть ты мстить мне решила. Ну хорошо, пожалеешь еще, — пригрозил Иван, бросая трубку.
— И что же ты можешь сделать такого, чтобы заставить меня жалеть, если самые худшие поступки, благодаря которым я вообще жалею, что с тобой связалась когда-то, ты уже совершил? – в пустоту спросила Лариса, убирая телефон.
Как и ожидалось, никакого развития ситуация не получила. Следующие полгода Иван почти не общался с бывшей женой, но стабильно перечислял ей на карту алименты в размере половины прожиточного минимума. Не бог весть что, конечно, но с паршивой овцы…
— Лариса, у меня тут проблемы, — новый звонок раздался на следующий день после обычного получения мужем зарплаты.
Он был оформлен самозанятым и имел разные размеры заработка, поэтому и присудили алименты в твердой денежной сумме.
Предыдущие разы деньги поступали сразу же после прихода бывшему зарплаты на карточку, но вот сейчас вместо денег был звонок.
— И каким образом это меня касается? – да, по-хамски. Но, в конце концов, этот человек тоже обошелся с ней не лучшим образом.
Изменил, нервы мотал в процессе развода, а самое обидное – полностью забил на дочь. Вика все еще спрашивала периодически, где папа и когда он придет.
И вот за это расстройство в детских глазах, которое мелькало каждый раз, когда приходилось объяснять, что у папы теперь другая семья, поэтому к ним он больше не придет, Лариса бывшего мужа ненавидела.
— Да напрямую тебя это касается. Тут такое случилось… Я в больнице, машина в смятку, гололед же был, да еще и меня виновником аварии выставляют, потому что резина летняя.
В общем, мне деньги сейчас зверски нужны, так что пока посиди без алиментов, а я как только выплыву – так сразу тебе все переведу, договорились?
— Не договорились. Ты должен деньги выплачивать до определенного числа каждого месяца.
И если ты не выплатишь – приставы арестуют твои счета, а дальше уже сам знаешь, что будет.
— Как ты можешь быть настолько бесчеловечной? Мы же с тобой в браке сколько прожили, ребенка родили…
— Да-да, и вспомнил ты об этом не когда изменял мне, и даже не когда выгонял нас из дома, измывался и без копейки денег оставил, а когда тебя самого прижала.
Нет уж, Иванушка, хочешь, чтобы к тебе по-человечески – надо было самому по-человечески относиться и ко мне, и, в особенности, к Вике.
А пока что твоими словами выражаясь: все вопросы ты можешь решить в суде.
Договорив это, Лариса бросила трубку. Сама себе стараясь напоминать о том, что лучше не радоваться чужой беде.
Но нет-нет, да прорывался наружу злорадный голосок, припоминающий те проблемы, что им устраивал Иван, и снова напоминающий о том, что бывший муженек все это заслужил.
Несколько дней спустя ей попыталась позвонить новая женушка Ивана, обвинившая именно Ларису в том, что ей не удалось спокойно доносить беременность из-за нервных потрясений, вызванных сначала аварией, в которую попал Иван, а потом – крайне стесненным финансовым положением, которое могло бы быть лучше, если бы Лариса «проявила сочувствие и человечность».
— Сочувствие и человечность отпускают в лимитированных дозах и только по назначению.
Вас с Иваном в списке абонентов нет, — хмыкнула Лариса.
Пусть зла она чужому нерожденному ребенку не желала, но снова какой-то частью души порадовалась, что разлучница получила по заслугам.
А еще год спустя Иван неожиданно поймал новую жену на измене и внезапно очень захотел сначала Вику увидеть, а потом и с Ларисой «попытаться восстановить отношения».
Очень удивился, что дочь воспринимает его теперь чужим мужиком, забыла, как «папа» выглядит и на ручки при встрече не побежала, а Лариса совершенно не обрадовалась «выгодному предложению».
— Нет уж, Ванечка, по-человечески с тобой нельзя, давай мы и дальше по-закону отношения продолжим.
Алименты плати, к ребенку можешь приходить, если постараешься – еще сможешь контакт наладить.
А вот про меня забудь, больше я с тобой на одном поле сесть не решусь, не то что в одном доме жить, — отшила бывшего мужа Лариса.
Тот снова пропал с радаров. Но алименты приходят – и это, пожалуй, единственное хорошее, что он сделал за всю жизнь для своей дочери и теперь уже бывшей жены.