Ирина заметила Аліну ещё на свадьбе — не по яркому платью и смелому макияжу, а по тому, как женщина держала зал в напряжении одним только взглядом. Словно дирижёр, она едва заметным взмахом ресниц ставила на паузу чужие разговоры и запускала свои. «Сестра Андрея», — шептала тётя с её стороны, пряча в улыбке предупреждение. Тогда Ирина решила: ничего, справимся. Семья — это же о договорённостях.
Первые месяцы брака прошли на швах — тихо и аккуратно. Ирина ходила в свой офис с картотекой планов по логистике, Андрей вел проекты в студии архитектурных визуализаций, вечером они спорили, что варить к завтраку, и отправляли общий бюджет в таблицу на телефоне. Таблица была предметом гордости Ирины: цифры складывались в ровные столбцы, как книги на полке, и обещали спокойствие. Алина, появляясь по субботам у свекрови на пироги, неизменно задевала эту книжную полку.
— Вы на отпуск куда? — спрашивала она, отщипывая от пирога крошечные, будто взвешенные диетологом, кусочки. — С вашим-то доходом на море скучно. Возьмите тур по винодельням, а то, Ира, у тебя вкус застрянет на «сухом красном».
Ирина улыбалась, считала до пяти и объясняла, что мечтает о простом — поваляться на песке, читать книжку, не гоняясь за «вкусом». Алина кивала так, будто услышала, и тут же добавляла: «Андрюх, помнишь, как мы в детстве на Волгу ездили? Ты тогда сказал, что вырастешь и будешь нас с мамой возить туда каждое лето. Обещание, между прочим».
Андрей смеялся и отводил взгляд, как парень, которого застали с дневником. Ирина подивилась памяти Алины, но отметила: «детское обещание» — новый аргумент в их дискуссиях. Он кочевал с кухни свекрови в семейный чат «Наши» и обратно, как нательная иконка — вроде не навязывается, но всегда рядом.
Эта показная доброжелательность была как скатерть с потайными карманами: из одного выпадала шутка, из другого — придирка. «Ир, ты молодец, что планируешь бюджет, — говорила Алина, заглядывая в телефон Андрея будто случайно, — только зачем вы столько тратите на книги? Скачивай на телефон, там бесплатные есть». Или: «О, вы абонемент в бассейн оформили? Андрюхе он не нужен, он умеет держаться на воде. Лучше я возьму, мне надо фигуру подкача…» И Андрей, ловя на себе оба взгляда, оправдывался: «Да что ты, мы же вместе ходить будем, и ты, Алиночка, как-нибудь с нами, место есть».
Ирина долго уговаривала себя, что это просто семейная манера — громкая, тесная, с сохранёнными обещаниями из второго класса. До тех пор, пока Алина не позвонила Андрею днём, когда Ирина сидела в офисе и сводила в таблицу расходы за квартал.
— Братик, выручай, — голос у Алины был тянущий, словно зацепился за край ковра и волочил его по коридору. — Тут предоплата за курс, осталось немного. Ты же знаешь, мне это по работе надо, я потом верну.
Андрей сказал «конечно», потому что так было всегда: сначала «конечно», потом сценарий. Вечером Ирина открыла банковское приложение и увидела перевод — сумма не критичная, но ощутимая для их отпускной строчки. «Курс» оказался чем-то вроде «интенсив для начинающих таргетологов с авторской методикой». Ирина спросила спокойно:
— Мы это обсуждали?
— Она вернёт, — Андрей поднял глаза от ноутбука. — Ей же надо стартануть.
— Давай как-то хотя бы уведомлять друг друга, — сказала Ирина. — У нас общие цели. И общая ответственность.
Андрей кивнул. Через месяц Алина вернула половину, прислала голосовое: «Остальное позже, там появился крутой кейс, надо вложиться в продвижение, ты же понимаешь». Ирина записала в таблицу «возврат/частично», добавила пометку «контролировать». Внутри шевельнулось неприятное: как будто в их кладовке поселили чужие пакеты «на минуточку».
Потом была история с посылками. Алина запускала «онлайн-магазин аксессуаров», а на их адрес чаще стали приезжать курьеры. «Это временно, — объяснила Алина, — у меня в подъезде домофон глючит, а у вас всё чётко». Вечером Андрей открывал дверь с привычной лёгкостью, забирал коробки, Алина забегала «на одну минутку», распечатывала, выкладывала в сторис стопку ремней и браслетов. Ирина держалась: да, неудобно, но ведь поддерживаем, верно? Пока однажды курьер не приехал в шесть утра в воскресенье. Звонок прорезал сон, как шов распарывает ткань.
— Я же сказала «временно», — Алина виновато улыбнулась в проёме, без макияжа, с пучком на затылке. — Курьеры — народ такой, график свой. Зато скидки дают, когда нормальные.
Ирина кивнула: «временно» становилось стилем. Утром, пытаясь снова заснуть, она поймала себя на мысли: «Если бы это была моя сестра, я бы уже сказала «нет». А так — чужой человек? Или уже не чужой?»
На день рождения свекрови во дворе деревяшечного дома, где на каждом гвозде висит воспоминание, Алина принесла огромный торт и тему для разговоров.
— А давайте введём традицию семейных советов, — предложила она, под шумуху разливая чай. — Раз в месяц собираемся и обсуждаем большие траты: отпуск, крупные покупки. Мы же семья. Кому-то помощь, кому-то проект. Прозрачно и честно.
— Я за, — сказала свекровь, радуясь слову «семья» как новой скатерти на стол. — Молодёжь всё по своим телефонам решает, а так вместе.
Ирина почувствовала, как что-то внутри сжалось в жестяную банку: идея «советов» звучала как попытка влезть в их таблицу с грязными пальцами. Андрей посмотрел на неё, и она улыбнулась в ответ, но уже не мягко — аккуратно.
— Классная идея, — сказала Ирина. — Только давайте разделим: общие вопросы — да, конечно, а наш бюджет — наш. Не потому что «мы скрываем», а потому что мы двое за него отвечаем.
Алина улыбнулась бело и пусто.
— Ну да, — протянула она, — просто у нас так принято было всегда: делиться. Помнишь, Андрюх, как мы копили на велосипед, и ты отдавал мне свои монетки? И ничего, вырос нормальным человеком.
Смех за столом звучал неровно: кто-то поддержал, кто-то смутился. Ирина вдруг отчётливо услышала своё дыхание — ровное, как метроном. «Не ругаться. Назвать границы и остаться спокойной», — повторила она мысленно, как заклинание.
К концу вечера Алина запостила в stories фото семейного стола и подписала: «Настоящие ценности — когда решения принимаются вместе». Ирина машинально пролистала дальше, но укол всё равно остался. Ночью Андрей обнял её и пробормотал:
— Она не хотела тебя задеть. Просто ей кажется, что так правильно. Она всегда за нас обоих думала.
«Вот в этом и дело, — подумала Ирина, — она думает за нас обоих. А я? Я — приложение?»
Осень принесла новую остроту. На работе Ирины объявили аттестацию, и начальница — прагматичная Любовь Викторовна с «прошу на ковёр» в голосе — поручила ей проект: перевести отдел на новую систему учёта. По вечерам Ирина жонглировала вводными и дедлайнами, а Алина всё чаще писала Андрею: «Забери меня от мамы, у неё давление», «Подкинь до центра», «Посиди у меня с собакой, у меня мастер-класс». Ирина, проходя мимо, слышала в его голосе то усталую нежность, то торопливую вину. Разговоры стали напоминать пластинку, на которой игла иногда шипит и перескакивает.
Как-то вечером, когда Ирина в третий раз за день передвигала в таблице столбцы, Алина прислала в общий чат «Наши» скриншот чужой квартиры из дизайнерского аккаунта: свет, дерево, свободное пространство.
— Как вам такая гостиная? — спросила она. — У Иры с Андреем можно было бы сделать так же, если убрать этот их стеллаж с книгами. Он перегружает.
— Мои книги меня держат, — тихо сказала Ирина на кухне, хотя адресат был в телефоне. Андрей вздохнул:
— Ну не обращай внимания. Ей правда кажется, что помогает.
Ирина кивнула, но в голове щёлкнуло: это не помощь, это расстановка флагов. Один — в бюджет, другой — в двери, третий — в гостиная. Карта заносилась отметками, как территория, на которую претендуют двое, а живут на ней двое — она и Андрей.
Она решила говорить прямо. В следующую субботу, когда Алина в очередной раз «на минутку» занесла пакеты с ремнями, Ирина встретила её в прихожей без привычной улыбки.
— Али, у нас договор: посылки — до конца месяца, и всё, — сказала она, глядя ровно. — Курьеры в шесть утра — это перебор. И давай больше без переводов «потом верну». Сумма — любая — сначала обсуждаем.
Алина моргнула — будто ей в глаз попала пылинка — и широко, театрально вздохнула.
— Я поняла, — сказала она. — Ты меня не любишь. Ладно. Я не буду обременять.
Фраза легла между ними как скользкий коврик. Андрей вернулся из комнаты, увидел сцену и сразу стал гасить огонь, будто в руках у него ложка воды.
— Девочки, ну хватит… Ира просто устала, Али. И правда, с курьерами — перебор. Давайте так: я заберу посылки у тебя с утра сам, если что. И про деньги — давайте всё обсуждать.
Алина выпрямилась.
— Конечно, ты за неё. Ты всегда за «семью новую». А про «старую» кто подумает? — и ушла, громко стукнув дверью не от злости, а чтобы высечь искру.
Ирина осталась посреди коридора, глядя на их аккуратно стоящую обувь. «Мы же говорили, что будем разговаривать, — подумала она, — вот я и разговариваю. Почему на меня смотрят как на того, кто выключил музыку на празднике?»
Той ночью она долго не могла уснуть. Рядом тихо дышал Андрей, за окном шуршал дворник метлой; в голове раскладывалась новая таблица — не из цифр, а из слов и жестов. «Куда это идёт? — спросила себя Ирина. — И кто на самом деле задаёт маршрут?»
Ответа не было, был только хлипкий мостик: «держать границы и не ссориться». На другом берегу маячила тень — та самая, с длинными ресницами, умеющая ставить на паузу чужие разговоры. Ирина закрыла глаза и впервые представила, как бы это звучало, если бы она сказала «нет» громко. Слова прозвучали внутри, как пробный удар колокола. В кухне за стеной тикали часы свекрови — семейная реликвия, которой Алина всегда восхищалась: «Вот это настоящая традиция». Ирина слушала тиканье и думала: традиции хорошо, когда они не как цепь. Когда это — маршрут. Когда можно выбрать поворот.
Зима началась раньше календаря: в начале ноября зарядил снег — липкий, тяжелый, задерживающий шаг. Ирина возвращалась поздно: проект по новой системе учёта тянул нервы, как струны. На кухне пахло супом и принтерным тонером — Андрей распечатал для неё инструкции и разложил стопкой, ровно, как она любит. Эта тихая забота держала её лучше всяких витаминов. Вечером они вместе смотрели лекции по интерьерам, спорили про свет и тени, и видели будущую гостиную, в которой книги — не груз, а полки мостиков в другие жизни.
В это же время у Алины случился «рывок»: она объявила подписчикам, что переходит «на новый уровень» — будет не просто аксессуары продавать, а «делать стилизацию образов с психологическим портретом». И для «рывка» ей понадобился ноутбук помощнее, студия с белыми стенами «для натуры» и рекламный бюджет. «Я займу, — сказала она брату, легко, как будто попросила соль. — У меня уже клиентки в листе ожидания».
Ирина слушала и чувствовала, как её аккуратные столбцы в таблице шатает сквозняк. Но сказала только:
— Ок, давай так: мы с Андреем не банк. Если это «бизнес», покажи план, сроки возврата. Не для придирки — чтобы не смешивать дружбу с кассой.
Алина улыбнулась: взглядом объяла кухню, их чашки, магнитики на холодильнике, и произнесла:
— Вы, конечно, молодцы с этой дисциплиной. Просто если долго считать, шанс уйдёт. Андрюх, ты меня понимаешь. Ты же всегда был про «делать сейчас».
Андрей сжал ложку, как рычаг, и ничего не ответил. Ирина почувствовала — он снова между двумя полотнами, которые тянут в разные стороны: привычкой спасать и необходимостью беречь своё.
Через неделю дошёл бонус за проект — небольшой, но в их семье праздники не измерялись нулями. Они купили сыр, багет, позвали друзей — скромно. Между тостами Алина включила прямой эфир, ловко подбирая ракурсы: в кадре — они, «семья, где любят быть честными», и она, как всегда, чуть ближе к объективу.
— На что потратите премию? — спросила в чат Алинина подписчица. Вопрос прилепился к телефону Андрея, но услышали все.
— На плед и лампу, — ответила Ирина, не пряча улыбку. — И на поездку к морю весной. Очень хочу пару дней просто молчать с книжкой.
— Ох, ну лампа — это важно, — хмыкнула Алина. — Я бы на вашем месте вложила в рекламу. Это окупается. Но, конечно, плед — тоже инвестиция… в уют. — Слово «инвестиция» прозвучало как украшение дешёвой бижутерии: блестит, а кожу царапает.
Смеялись, чокались, но Ирина заметила, как у Андрея дернулся уголок рта. После гостей он сел на край кровати и сказал:
— Слушай, а если я ей просто одолжу немного? Свои. Чтобы не было… — Он не договорил «скандалов», но слово повисло в воздухе. — Мне будет спокойнее.
«Свои» — это в их таблице означало то, что у каждого есть небольшой личный карман. Ирина долго молчала, пока он глядел ей в лицо, как в карту местности.
— Ты взрослый, решай сам, — сказала она наконец. — Только, пожалуйста, без «тайных переводов». Мы же договорились.
Он кивнул. И всё бы ничего, но на следующий день на её телефон пришла смс от банка: «Вы подтверждаете совместную заявку на рассрочку…» Ирина почувствовала, как дергается внутри струна терпения — та самая, на которой держится тонкая люстра их дома.
— Что это? — она показала Андрею экран. Тот поморщился, как от внезапного света.
— Ерунда, — попытался улыбнуться. — Я оформил на себя ноутбук для Али. Рассрочка без переплаты, я закрою быстро. Она потом отдаст.
— Не ты, а вы, — поправила Ирина. — Мы оба. Потому что риск — общий. Потому что если что — кредитная история — общая. Андрей, ты слышал меня?
— Ну не начинай… — тихо сказал он. — Она же одна, ей некому. Мамина пенсия — это смешно. А я… Я обещал ещё тогда…
Ирина села на стул и вдруг очень ясно увидела: обещания, деньги, ключи — это не про «добро» и «зло». Это про стены и двери. Про то, у кого в руке связка.
Ключи тоже стали темой. Однажды Алина, присев на табурет, как на сцену, сказала между делом:
— Дайте мне, пожалуйста, копию вашего ключа. Для курьеров и если вдруг с мамой что-то. Я рядом, быстрее доеду.
— Нельзя, — ответила Ирина спокойно, без колебаний. — Без обид. Это наш дом. Если надо — мы приедем. Но копий нет.
Алина вскинула брови — не от удивления, от оценки. Андрей замер. Ирина услышала собственный голос и удивилась: он не дрожал.
— Ну ок, — протянула Алина, улыбаясь лишь половиной губ. — Я думала, у нас доверие. Ошиблась.
С этого вечера «доверие» превратилось в бубен: Алина постукивала по нему при каждом удобном случае — в чате, при маме, при друзьях. «Мы же доверяли друг другу всегда», «Андрюх, помнишь, как я тебя защищала в школе?» — и каждый раз на Иру смотрели, как на того, кто не включил гирлянду на празднике.
«Семейные советы» всё же оформились — Алина распечатала повестку, принесла маркеры, рисовала круги на ватмане: «общие траты», «частные», «взаимопомощь». Свекровь умилялась, дядя кивал, двоюродная сестра делала сторис со словами «настоящая поддержка». Ирина в одежде сидела ровно, как на экзамене. Андрей активно соглашался с тем, что «быть взрослым — значит делиться».
Когда дело дошло до «взаимопомощи», Алина положила на стол лист: «План развития». Там стояли цифры, грамотно расставленные, без душка. Ирина не удержалась:
— Хорошо, что ты продумала. Вот только пункт «ежемесячно — X рублей на мой рекламный фонд от семьи» — это что?
— Это про солидарность, — мягко сказала Алина. — Мы же все выигрываем, когда кто-то из нас движется. Потом я тоже смогу помогать. Вы же не против? Это небольшая сумма для вас, а для меня — мостик.
— Мы — против, — ответила Ирина и почувствовала, как взгляд свекрови становится стеклянным. — Если понадобится разовая помощь — обсудим. Фонд — нет.
Алина шумно вдохнула — не рыдая, а как актриса, берущая воздух для монолога.
— Я поняла, — произнесла она, глядя на брата поверх голов. — Ты выбрал. Всё ясно.
Совет рассыпался в пересуды. Кто-то мямлил про «трудные времена», кто-то тихо говорил Ирине «ты не виновата». Но в ленте Алины вечером появился пост: «Иногда самые близкие не верят в тебя. Но если у тебя крылья, ты всё равно взлетишь». Под постом — комментарии двоюродных: «Мы всегда с тобой», «Некоторые жёны просто боятся сильных женщин».
Ирина сидела на кухне, резала багет на тонкие ломти и думала, как всё элементарно: ты держишься за свою лампу и плед — и вдруг оказываешься символом чужого страха. «Ты сильная?» — мысленно спросила она у своего отражения в тёмном стекле. Отражение не ответило. Только свет лампочки делал ореол вокруг собственного упорства.
Весной, когда снег сполз, ничего, казалось, не изменилось. Ирина прошла аттестацию — тёплые сухие слова, кадастровая точность оценок. У Андрея всплыл новый проект — визуализация для городского парка, он летал по квартире, показывая дорожки на планшете. И вдруг — среди этого бытового счастья — стала подбираться пустота: Алина реже писала, но звонки были режущими.
— У меня хозяйка решила поднять аренду в два раза, — сказала она однажды. — Просто потому что район стал модным. Это несправедливо. Я найду вариант. Но мне надо хотя бы месяц пожить «на базе», чтобы не платить дважды.
Ирина почти физически почувствовала, как этаж под ними сдвинулся. «На базе» — это где? У мамы — тесно, одна комната, уже заваленная Алиниными коробками. У двоюродной — двое детей и собака. У друзей — неудобно. Остались они. Она слышала, как в коридоре Андрей сбрасывает куртку, как подрагивает крючок. «Сейчас он скажет…» — подумала Ирина.
— Али, давай не с ходу, — произнес Андрей медленно. — Мы… поговорим.
Он положил телефон и сел напротив Ирины. На столе лежала их таблица — не компьютерная, а бумажная: они иногда распечатывали месяцы, чтобы руками чувствовать реальность. Он тихо гладил угол листа.
— Я знаю, что ты скажешь, — начал он, — и я с тобой. Но у неё реально… сложно. И мы же не звери.
— Мы не звери, — согласилась Ирина. — Но мы и не склад. И не вокзал. Я помню всё, что было: посылки, рассрочка, «советы», посты. Это не про «ночь на диване». Это про границы. Если мы сейчас откроем дверь — мы потом сможем её закрыть?
Андрей молчал. В этом молчании было его детство, его вина, его привычка быть хорошим сыном, хорошим братом, хорошим мужем — сразу. Ирина смотрела на него и чувствовала жалость, но жалость — это плохой цемент для дома.
Вечером позвонила свекровь: голос быстрый, как нитка, которую торопливо всовывают в иголку.
— Ириш, ну вы же люди молодые, у вас диван большой, — сказала она. — Алина в беде. Времечко такое. Она же не капризничает, ей правда тяжело. Помоги нам. Я тебе в ножки кланяюсь.
Ирина вдохнула и ответила ровно:
— Мама, я вас уважаю. Но решение — наше с Андреем. Мы поговорим и скажем.
— Ну и поговорите, — сразу обиделась свекровь. — Только помни: семья проверяется делами. — И повесила трубку.
На следующий день Алина появилась у них «случайно»: с пакетом еды для «первого ужина на террасе» — хотя террасы у них не было, только балкон с клематисом. Она много смеялась, рассказывала, как в центре открылась «студия с хорошим светом», намекала, что «если жить ближе, было бы идеально», — и всё это как бы не к делу, как бы просто за жизнь.
Ирина не выдержала первой:
— Али, давай так: если ты ищешь место «на месяц», скажи прямо. Чтобы мы могли взвесить. И условия тоже озвучь. Не «на базе», а как это будет. Вещи, график, деньги, тишина. И главное — сроки.
Алина на секунду прикусила губу, как человек, которого поймали на прыжке. Потом широко улыбнулась:
— Обожаю твою прямоту, Ира. Я, если честно, думала, вы сами предложите. Но да, я ищу вариант. Вещей у меня немного, собака — воспитанная, почти не линяет… — Она говорила быстро, как будто боялась, что они успеют закрыть окно.
Ирина посмотрела на Андрея. Он, как всегда, пытался быть всем сразу. Ирина вдруг почувствовала, что устала не от Алины даже, а от этого «сразу» — липкого, как снег на лестнице, который топчут все, но убирает один.
— Мы подумаем, — сказала она, и голос её прозвучал сухо, но честно. — И ответим. Не сегодня. И не под смех.
Алина кивнула, будто согласилась, и тут же, как обычно, добавила штрих:
— Кстати, завтра у меня эфир с психологом про «границы в семье». Может, посмотрите? Будет полезно всем.
После её ухода Ирина долго сидела в тишине. Она видела будущие недели, как на ладони: ночные звонки «откройте курьеру», stories с подписью «настоящая семья всегда рядом», свекровь с просьбами, друзья с советами «будь мудрее». И свой голос — ровный, упёртый. «Может, я правда жесткая? — подумала она. — Но ведь это наш дом».
В конце марта они с Андреем договорились: если и помогать, то чётко. «Неделя, не больше. Без собаки. Вещи — только необходимое. Вклад — Алина оплачивает коммуналку за этот месяц. И никаких посылок». Андрей вздохнул с облегчением, как будто ему предложили компромисс с самим собой.
— Я скажу ей, — хлопнул он ладонью по столу. — Я справлюсь.
Но прежде чем он кому-то позвонил, телефон сам ожил. На экране — Алинин номер. Ирина увидела, как у Андрея напряглась шея: это не про «справлюсь», это про «успею ли». Он включил громкую связь, так — честнее.
— Ребята, привет! — голос Алины был звенящим, как ложечка о край чашки. — Я тут подумала… У меня есть идея, как всем будет удобно и правильно. Давайте так…
Она сделала паузу. Ирина поймала себя на том, что держит воздух, как воду во рту, чтобы не расплескать. В комнате было тихо, можно было услышать, как одуванчики старого пледа шуршат о локоть. Андрей смотрел в стол, как в карту, где нет обозначений.
— Давайте так, — повторила Алина уже мягче, — я…
— Давайте так, — повторила Алина уже мягче, — я поживу у вас совсем чуть-чуть. Неделя-две. Чтобы не метаться между адресами. Я буду невидимкой: утром ухожу, ночью прихожу, собака — к маме. Коммуналку беру на себя. Удобно всем.
Ирина посмотрела на Андрея. В их «неделя, не больше» уже пряталась щель: «чуть-чуть» умеет расползаться. Но она кивнула — не согласием, а тем самым «я услышала».
— Присылай список вещей, — сказала Ирина. — И точную дату въезда и выезда. Мы живём по расписанию, а не по погоде.
— Бюрократ, — улыбнулась Алина. — Ладно. Сегодня составлю.
Она не составила ни в тот день, ни в следующий. Вместо этого в сторис появилась коробка с подписью «Собираю дом в коробку. Временные перемены — к лучшему». Подписчики ставили сердечки; двоюродная сестра прислала голосовое: «Какая ты молодец, что не боишься просить помощи у семьи. Это так по-настоящему». С утра курьер привёз две тюки на их адрес — «ошибка, наверное» — и Ирина поймала себя на том, что провела ладонью по заклеенной клейкой ленте, как по чужой коже: липко.
В апреле Андрею дали срок по проекту парка — жёсткий, с ночными правками. Ирина таскала домой его ноут, варила крепкий чай, болела за него — как болеют за своего на финале чемпионата. В эту же неделю свекровь стала писать чаще: «Вы не забыли про Алину? Она такая гордая, не скажет, но ей тяжело». Ирина отвечала одно и то же: «Не забыли. Ждём список».
Список пришёл неожиданно — вечером, перед дождём: «Две сумки, коробка с документами, лампа, зеркало, швейная машинка, стойка для одежды, три коробки с ремнями (на балкон), пару растений, корзина для собаки (но собака к маме), ноут, два торшера (если поместятся)». И внизу — легко: «Пока остановлюсь у вас. Через неделю буду смотреть студии».
— Это не «пара вещей», — сказала Ирина, переписывая на листе — привычкой отмечать масштабы. — Это половина её жизни. А остальная половина сюда приедет, когда поймёт, что первая половина поместилась.
Андрей потер виски.
— Я понимаю. Давай чётко: две сумки, документы и ноут. Остальное — нет. И срок — неделя.
— Скажи сам, — кивнула Ирина. — И лучше при мне.
Они позвонили. Алина выслушала и засмеялась — не злорадно, но так, словно кто-то рассказал ей милую историю о чужих правилах.
— Да вы что, ребята, — сказала она. — Зеркало — это работа. Швейная машинка — работа. Я на полу в позе лотоса портфолио шить буду? И стойка куда? На балкон? Так ремни от влаги испортятся. Вы же не против, чтобы я не разорилась?
— Али, — мягко начал Андрей, — правда, неделя — это неделя. Пожалуйста, не превращай наш дом в мастерскую.
Пауза протянулась, как нитка, которая никак не хочет попасть в ушко. Потом Алина вытянула другой аргумент:
— Хорошо. Тогда я на первое время привезу минимум, а остальное — перевезу на склад. Своими. Только не делайте из этого трагедии. Вы иногда такие… квадратные.
Так и договорились — словами. На деле в день «переезда» (суббота, к обеду) Алина приехала с другом на каршеринге и двумя рейсами перетащила в их квартиру куда больше «минимума». Ирина наблюдала от двери, как стойка для одежды проходит в проём боком, как лампа кладётся на их диван, как коробка с подписью «ленты/фурнитура» остаётся в коридоре. Она не кричала, даже не шипела. Она посчитала — про себя — «раз, два, три», потом произнесла:
— Мы договаривались на минимум. Половину — обратно в машину.
— Ир, не начинай, — попросил Андрей, сгибаясь под швейной машинкой. — Уедут лишние. Просто сейчас… Ну дождь, видишь?
— Дождь — не аргумент против договоров, — сказала Ирина. — Я не против помочь. Я против захвата.
Алина широко развела руками, словно показывала зрителям невидимую декорацию.
— Да неужели захват? — улыбнулась она. — Я ещё не поставила здесь табличку «студия Алины». Хотя могла бы, хаха. — И, поймав взгляд Ирины, добавила уже другим тоном: — Успокойся. Мы же семья.
Эта «семья» ударила по ушам, как гром, когда готовишься к шёпоту. Свекровь, узнав, что дочь «вошла», прислала смайлик с сердцем и фразу: «Горжусь вами». Друзья Андрея в чате шутливо писали: «Ну всё, у вас теперь стайлинг на дому». Ирина — молчала. Её дом, согретый лампой и пледом, стал напоминать вокзал: вещи с табличками, голоса как объявления, непрерывный проход.
Первые два дня Алина действительно уходила рано и возвращалась поздно. На третий день она привела клиентку на «консультацию по образу». Девушка в бежевом пальто стояла в гостиной, пока Алина прислоняла к стене зеркало, переставляла книги Ирины с нижней полки на верхнюю, «чтобы свободнее было свету». Ирина вошла на середине этой сцены и почувствовала, как у неё сладко отнялись ладони — так немеют, когда держишь что-то долго и вдруг отпускаешь.
— Алина, нет, — сказала она без всяких «пожалуйста». — Клиентов — на нейтральной территории. Мы об этом не договаривались.
Клиентка замялась, поправила сумочку. Алина вздохнула, как будто ловила аплодисменты после неудавшейся реплики.
— Ира, ты сейчас… — начала она и остановилась, потому что Андрей вышел из кабинета. Его лицо было уставшим и ранимым; он явно пересчитывал в голове варианты, как можно отмотать эту сцену назад.
— Простите, — сказал он девушке. — Нам неудобно. Али, давай не здесь.
После ухода клиентки Алина опустилась на диван и закрыла глаза театральным жестом.
— Я знала, что так будет, — произнесла она. — Думала, у вас больше души. Ладно. Буду снимать студию раньше. — И, медленно открыв глаза, добавила: — Только вы же понимаете, что это — деньги. А у меня — рассрочка. Я не потяну всё сразу.
Ирина вдруг очень спокойно, как на экзамене, положила на стол распечатанные варианты: «Студии-почасово рядом», «Коворкинги для стилистов». С адресами, условиями, ценами. Это был её способ быть не «против», а «за решения».
— Вот, — сказала она. — Выбирай. И счёт — твой. Мы свою часть сделали: приютили. И мы обозначили сроки: неделя.
Алина посмотрела на листы, как на чужую геометрию, и отодвинула к краю.
— Ничего себе у тебя лобби, — усмехнулась она. — Прям отдел аналитики. Тебе бы в управдомы.
Андрей покосился на Ирину и тихо произнёс:
— Али, хватит.
Это «хватит» прозвучало непривычно твёрдо. Ирина почувствовала, как что-то внутри неё расправилось — не крылья, нет, просто спина.
На пятую ночь Алина вернулась поздно и с порога сказала:
— На балконе сыро. Ремни пахнут мебелью. Я перевезу их к маме. И… собаку завтра заберу. Её у мамы соседка боится. — На «собаку» Ирина подняла голову.
— Нет, — сказала она. — У нас нет условий для собаки. Мы договаривались.
— Ты вообще что-то договаривалась? — рванула Алина. — Или у тебя всё в таблицах?
Их спор услышали соседи — кто-то открыл входную дверь на площадку и встал слушать. Свекровь позвонила как по команде. Андрей оказался между — как всегда. Он пытался переводить слова в тепло, а они под пальцами становились стеклом.
— Достаточно! — сказал он наконец громко, и оба замолчали. — Али, ты останешься до воскресенья. В воскресенье — переезд. Всё остальное — не обсуждается. Ира, помоги мне составить список и план.
Это был его «вынужденный выбор». Он сделал его, глядя на обеих. Алина отступила на шаг, упёрлась спиной в стойку с одеждой — та жалобно как-то звякнула.
— Я поняла, — произнесла Алина медленно. — То есть я — временная. Спасибо, брат.
На следующий день Ирина пошла к Любови Викторовне за подписью и задержалась в коридоре: коллеги в курилке обсуждали чей-то громкий эфир. «Жена-менеджер, которая управляет всеми вокруг». Ирина не стала уточнять. Дома она нашла в ленте у Алины запись: «Когда в твоём доме многие вещи решает таблица — будь таблицей, но живой». Тонкие шпильки чужих слов вошли в кожу и остались там.
Суббота тянулась, как жвачка: всё вроде сделано, а вкус уже пропал. Андрей вынес две коробки, Алина — одну, и вдруг упёрлась: «Зеркало не помещается в машину». Друг привёз другую — зеркалу «не по пути». Дождь опять нашёлся как аргумент. Ирина стояла в дверях и поражалась простоте трюков: «не помещается», «дождь», «соседка боится» — это не про факт, это про технику замедления.
— Алина, — сказала она ровно, — завтра в двенадцать приедет грузовое такси. Я заказала. Оно увезёт всё, что мы отметили. Мы оплатили час. Остальное — твой счёт.
— Ты не оставляешь пространства для жизни, — ответила Алина. — Только клетки.
— Я оставляю место для нас, — сказала Ирина. — И для тебя — тоже. Но не у нас.
В воскресенье грузовое такси подъехало вовремя. Водитель — мужчина в бейсболке — зевнул и попросил «побыстрее, у него «окно». Алина оделась ярче обычного — как на съёмку: платье цвета персика, серьги с кисточками. Она ходила по квартире, касаясь вещей, и вздыхала так, чтобы слышали.
— Я уезжаю, — сказала она свекрови по телефону. — Меня попросили. Но я не держу зла. — И сделала паузу: «Да, мама, конечно, я сильная».
Слово «попросили» врезалось в стены. Андрей по инерции попытался смягчить:
— Мы… договорились.
— Вы — договорились, — поправила Алина. — А меня уведомили.
Последняя коробка закрылась скотчем. В прихожей вновь стало видно коврик с рисунком листьев, и Ирина вдруг первой за неделю вдохнула глубоко. Она даже улыбнулась — как улыбаются, когда наконец отщёлкнулся тугой зажим.
И тут Алина подняла палец:
— Стоп. Две вещи. — Она достала из сумки связку — копию ключей. — Я сделала вчера. Чисто на случай форс-мажора. Мало ли. — И, не встречая руки, чтобы их взять, положила на тумбу рядом с чужой почтой.
Ирина почувствовала, как у неё под кожей пошла дрожь — не от страха, от ясности. Она не кричала. Она взяла ключи и положила в шкатулку с документами. Алина усмехнулась:
— Контролёр.
— Хозяйка, — спокойно ответила Ирина.
Водитель спросил: «Ну что, поехали?» Андрей взял стойку, шагнул к двери — и в этот момент на площадке показалась свекровь. Она, как в кино, успела попасть в кадр до хлопка двери. В руках — авоська с вареньем. В глазах — просьба, вина, привычная надежда, что всё можно сторговать словами.
— Я только на минутку, — сказала она. — Хотела посмотреть, как вы… вместе. — Она оглядела коробки, стойку, зеркало — как вещи в музее, которые скоро увезут на реставрацию, и потянулась к сыну: — Андрюш, не делай резких движений. Это всё — семья. Она же не чужая.
Ирина посмотрела на часы. Было 11:58. Через две минуты начнётся их «после»: либо с пустым коридором, либо с чем-то, что останется ещё надолго. Она поймала взгляд Андрея. Там плавали сразу два моря: одно — детское, тёплое, другое — взрослое, с течениями. Он сделал шаг к двери — и замер.
— Мам, — сказал он, — мы всё решили.
Алина стояла рядом — спокойная, даже слишком. И вдруг её телефон зазвонил. На экране — «Арендодатель». Она не взяла. Смотрела на Иру, на брата, на грузчика. Потом произнесла очень просто, очень буднично, как будто спрашивала соль за столом — и в этой будничности было главное.
Зачем я деньги на квартиру буду тратить, я у вас поживу пока, — сестра брата ошарашила Ирину
Лишилась наследства