Это у тебя угощение? Сосиски? -захохотал гость

Марина любила вещи на своих местах. В её телефоне — напоминания по дням, в шкафу — прозрачные боксы с наклейками, в голове — список задач на неделю. Илья шутил, что если бы коммунальные службы наняли Марину диспетчером, пробки исчезли бы сами собой. Он приходил вечером с работы, открывал холодильник и даже по расположению банок кефир узнавал: дома порядок, значит, и в жизни всё удерживается.

Но порядок заканчивается там, где начинается Лида.

Лида — младшая сестра Марины. Пальто с блестящими пуговицами, речи — как рекламные посты, глаза умеют блестеть так, будто именно тебе сейчас достанется главный приз. Она жила у себя, в старой квартире тёти Гали, где вечный ремонт случался только в сториз, а на деле в комнате пахло пылью и фруктовой жвачкой. У Лиды был Слава — высокий, с ленивой походкой и вечным словом «да-да» на готове. Он мог обещать помочь, но исчезал ровно к моменту, когда надо было тащить пакеты.

Связь между сёстрами была плотной, как узел на верёвке: то держит, то натирает кожу. Марина помнила Лиду ещё в школьном пуховике, который распахивался во время её бегства с контрольных. «Гений, только без применения», — говорила мама, Зоя Ивановна, разводя руками. При этом у мамы была какая-то особая мягкость именно к Лиде. «Младшенькая, с характером, ну что поделать». К Марине же требование одно: будь опорой.

В середине января, когда темнеет в четыре и чай пьётся литрами, Лида позвонила.

— Сеструль, привет! Слушай, надо на пару дней. Совсем коротко. Я тут запускаю проект — косметические наборы для домашних мастеров, ну, такие, коробочки с инструкциями. Курьер не может приезжать ко мне — домофон барахлит, да и подъезд страшный. Можно я на ваш адрес оформлю доставку? На денёк, максимум на два. Ты же всё равно дома по вечерам.

Марина отодвинула ноутбук. Её отчёт о квартале висел из-за одного графика, она устала и сама услышала в своём голосе уступчивость.

— На два дня — можно. Только пусть заранее предупреждает, я не всё время у дверей.

— Да-да, конечно! Ты золото! — с той стороны быстро, звонко, слишком.

Илья, услышав, поднял брови:

— Мы пункт выдачи теперь?

— Пара коробок, — пожала плечами Марина. — У Лиды вечно то домофон, то проводка. Поможем — и всё. Не будем же чужими.

В тот же вечер пришёл первый курьер. Потом второй. На следующий день — четыре. На третий — звонок на домофон в девять утра: «Посылка для Лидии Сергеевны». Марина в халате, с щёткой в зубах, нажимала кнопку и глотала раздражение вместе с пеной.

К концу недели в коридоре выросла стена из коробок. Лида забегала, оправдывала:

— Да ты не нервничай! Это очень временно. Просто спрос пошёл, понимаешь? Я даже цены подняла, представляешь? У вас здесь аккуратно, я знала, что можно положить — и не потеряется. Я тебя, правда, выручу потом.

«Потом» отодвигалось как туман. Илья, перешагивая коробки, ворчал:

— Мне на работу ботинки вынимать из тары с масками для лица — так себе утро.

— Скажу ей, — обещала Марина, сама себе тоже обещая.

Сказать оказалось не так просто. У Лиды голос был скользкий: она отшучивалась, переключала тему, начинала «вот только вчера», а заканчивала «я знала, что на вас можно положиться». Мама, когда узнала, вздохнула:

— Сёстры для того и есть, чтобы выручать. Лида сейчас встаёт на ноги. Ты у меня умница, тебе не тяжело.

Марина стояла у окна, смотрела на двор, где щётки дворников скрипели по снегу, и думала, что это и есть ловушка: когда ты «умница», от тебя ждут ещё. И кто-то всё время «встаёт на ноги» на твоих плечах.

Первый эпизод случился спустя две недели. В субботу Марина решила разгрести кладовку — дотянулась, наконец, руки. Илья перетаскивал коробки Лиды из коридора туда, в угол, чтобы хотя бы проход освободить. Вечером объявилась Лида, увидела и округлила глаза:

— А что вы трогали? Я же разложила! У меня там по партиям!

— Ты заполнением коридора заняла наш дом, — спокойно ответил Илья. — Мы у себя тоже жить хотим.

— Боже, какой тон, — Лида скривилась. — Можно было мне написать.

Марина почувствовала, как привычная вина сдвигает плечи вперёд. Но сказала:

— Лид, правда, давай ограничим. До конца месяца — и хватит. Или оставляй у себя.

— До конца месяца, — легко согласилась та. — Ай, я вас обожаю, какие вы поддерживающие.

На следующий день Лида прислала смс: «Заберите у курьера ещё две коробочки, и всё». «Всё» растянулось ещё на три недели.

Второй эпизод — кот. Лида позвонила поздно вечером:

— Сестра, выручай. У Славы аллергия началась, я не знала, что так бывает. Кот орёт, мы не спим. Возьми на пару дней, а? Он ласковый, он лоток знает. Совсем чуть-чуть. Я тебе корм привезу.

Марина на автомате ассоциировала «пару дней» с коробками и уже собиралась сказать «нет», но услышала шмыганье. Лида умела плакать голосом.

— Привози, — сказала Марина и выключила телефон, чтобы не слышать благодарственный поток.

Кот оказался жирным рыжим Федей, смотрел с презрением на новую миску и мягко, но настойчиво открывал лапой дверцы шкафа. Илья смеялся: «Он доминирует». Ночью доминировал особенно: бегал, мял плед, падал с подоконника на батарею, потом на пол, и снова на Маринину терпеливость. Утром Федя вылил на ковёр миску с водой. Лида не приехала в назначенное время, только написала: «Мы тут к лору, у Славы нос заложило». Кот остался на неделю.

— Мы не приют, — устало сказал Илья, утирая ковёр. — Марин, так нельзя. Это уже не про коробки.

Марина смотрела на кота, который устроился на её свитере, и думала: «Почему мне трудно сказать «нет»? Потому что мне всю жизнь говорили «ты сильная». Слабым — уступают, а сильные — сами себя съедают».

Третий эпизод закрутился вокруг денег. В конце месяца Лида присела на табуретку, закусила губу, картинно:

— Я ненавижу просить, но поставщикам надо оплатить счёт, а у меня платежка зависла. Пять дней — и верну. Честно. Ты у меня единственная родная, не пойму, как дальше жить, если сорвётся.

— Сколько?

— Тридцать.

Илья молча смотрел в стол. Марина знала — у них как раз на отпуск отложено. Поехать на море — их давняя мечта с тех времён, когда они считали каждую тысячу. Она открыла приложение банка, перевела двадцать.

— Остальное у меня нет, — сказала. — Возвращай к пятнице.

К пятнице Лида прислала кружочек с голосом: «Сестра, я помню! Завтра с утра кину, с карты просто лимит». Завтра перескочило на «в понедельник», потом — на «как только поступит». И где-то между этими «как только» у Марины случился первый настоящий срыв: она разрыдалась посреди кухни, увидев как Илья молча вынес мусор, в который аккуратно упаковал две серые Лидины коробки. Он не ругался. Это было страшнее ругани.

— Прости, — сказала Марина Илье, чувствуя, что эта просьба — не о деньгах, а о распределении любви в их доме. — Я исправлю.

— Исправлять нужно системой, — ответил он тихо. — А не убирать коробки по ночам.

Марина решила: разговор будет. Жёсткий, без этих «сестричка, роднулечка». И записала в телефон: «Воскресенье, 12:00 — разговор с Лидой».

Воскресенье началось с четвёртого эпизода. В десять утра в дверь позвонил мужчина в жилете «служба доставки» и протянул электронную накладную.

— Подпишите. Здесь будет храниться до вечера, клиент подъедет.

— Какой ещё клиент? — Марина замерла. — Мы не склад.

— Тут указан ваш адрес, — пожал плечами курьер. На накладной жирно: «Пункт самовывоза № 213. Ответственное лицо — Марина Сергеевна».

— Кто это указал?

— Заказчик, — нейтрально ответил курьер. — Девушка Лида.

Марина взяла бумагу, будто горячую. И поняла: её дом официально превратился в чью-то схему. Внутри подскочила злость — новая, незнакомая. И тут пришла смс от мамы: «Лидочке тяжело, не дави. У неё бизнес на подъёме». Маше захотелось бросить телефон в раковину.

В полдень Лида пришла — без Славы, с улыбкой.

— Сестра, ну не обижайся. Это временная мера! У меня арендодатель мерзкий, представь — требует доплату за лифт! Я сказала, что у меня маленький объём, а он: «мне всё равно». Ну я и подумала — у вас сеть налажена. Это же дело на семь часов максимум.

— Ты поставила наш дом в документы, — тихо сказала Марина. — Не спросив.

— Ой, да брось, кто эти бумажки читает! — отмахнулась Лида. — Ты прям как бухгалтер.

— Я бухгалтер, — напомнила Марина. Тона не хватало. Она боялась сорваться не на Лиду, а на ту школьную Мариныну девочку, которую учили, что «правильно».

Илья налил чаю, поставил на стол печенье и бутерброды. Соседка тётя Нина, проходя мимо открытой двери, кивнула: «Опять у вас движуха? Молодые — живёте!» — и ушла, а Марина сжалась. Она не хотела «движухи». Она хотела, чтобы дверь закрывалась и дом был только их.

Лида в этот день ушла быстро: «Меня ждут», но оставила новую пачку накладных. Марина глянула на шапку документа: «ИП Лидия Сергеевна Соломина. Юр. адрес: г. …, ул. …, д. …, кв. …» — их квартира. Она почувствовала, как уши горят. Это был пятый эпизод, даже если он умещался в одну строчку.

— Нет, — сказала она вслух, скорее себе. — Так не будет.

В понедельник Марина пришла на работу раньше всех, села за стол и впервые за долгое время не открыла отчёт. Открыла новую страницу в блокноте и написала крупно: «Границы». Паша, коллега из соседнего отдела, заглянул:

— Ты чего такая? Кофе?

— Кофе — да. И, кажется, ручник в мою жизнь.

Она коротко рассказала. Паша покивал:

— У меня двоюродный — такой же. Пока не поставишь жёстко, будет ехать. Ты-то человек мягкий, это видно. Но мягкость — не обязанность. Скажи официально. Письменно, если надо. Привяжи к дате. И поставь условия. У всех есть предел.

Слова Паши были как набор инструментов. Марина взяла их с собой домой.

Вечером она позвонила Лиде:

— Встретимся в среду. В шесть у нас. Будем обсуждать. Придёт мама, Илья, если хочешь — позови Славу. Мне важны свидетели. И я распечатаю тебе уведомление. Всё по-взрослому.

— Ого, — рассмеялась Лида. — Ты что, меня увольнять собралась?

— Я собираюсь перестать быть вашим бесплатным складом, приютом и банком. До среды.

Марина положила трубку и впервые за январь уснула быстро. Её руки тянулись не к коробкам, а к одеялу. Её мысли не социальные, а свои.

На следующий день тётя Нина на лестничной площадке шепнула:

— Девочка, у тебя вчера опять мужики ходили с коробками. Смотри, потом я в ЖЭК-то скажу, если мусор не вынесут. У нас подъезд маленький. Ты поговори со своей… родственницей. Она у тебя деловая, но шустрая больно.

Марина ответила:

— Поговорю. Уже завтра.

И удержалась от того, чтобы оправдываться. Это было новое ощущение — как будто позвоночник нашёл дополнительный позвонок.

Среда приближалась, как поезд без тормозов. Марина распечатала уведомление: «С такого-то числа прошу прекратить использовать наш адрес в коммерческих целях…» И подпись. Илья прочитал, кивнул:

— По делу. Я рядом.

Марина отложила листы, поставила таймер на духовке — она собиралась накормить всех нормально, чтобы разговор не превратился в истерику на пустой желудок. И всё же внутри, под обычным — опрятным — слоем, что-то шевелилось. Как будто в их кухне поселился чужой сценарий и отодвинул солонки, кружки, их невысказанные планы о море.

В шесть должен был начаться разговор. Но за пять минут до — домофон взвыл так, как будто его нажали локтем и радовались этому. Марина взяла трубку:

— Открывайте, доставка!

Она нажала кнопку. Дверь распахнулась, и в их коридор вошли трое: курьер с тележкой и двое парней, которых Марина не знала. Они огляделись, как хозяева. Один сказал: «О, тут светло, будет удобно». Лида появилась следом, уже без оправдательного блеска — просто как организатор.

— Сестра, не нервничай, — сказала она. — Сегодня один вечер, а потом всё. Волшебный вечер, обещаю. Ты же за семьи, за поддержку?

Марина почувствовала, как в ней откликается старая роль. Но рядом стоял Илья. Он не улыбался. Он кивнул на стол, где лежали листы с её подписью.

— Мы начнём с этого, — произнёс он. — А всё остальное — потом.

Лида закатила глаза. Мама Зоя Ивановна, опоздав, вошла следом, уже снимая перчатки:

— Девочки, не ссорьтесь. Всё решаемо.

Марина посмотрела на часы. Шесть ноль семь. В их доме снова кто-то «встаёт на ноги». На её ногах. Она глубоко вдохнула.

Среда только начиналась.

Вечер среды начался не с разговора, а с грохота тележки по ламинату. Курьер оставил ящики у стены, расписался сам за «ответственное лицо» и исчез. Двое парней — широкоплечие, в толстовках — уселись прямо на пол, будто в общежитии. Лида влетела на кухню и, не снимая сапог, порылась в пакетах:

— Так, у меня тут сырные палочки и газировка. Давайте уют устроим! Маринка, у тебя в морозилке ещё пицца есть?

— Лида, — тихо сказала Марина, кладя на стол уведомление. — Сначала мы обсуждаем это.

Она пододвинула листок.

Лида покосилась, как на контрольную в школе.

— Ой, формальности. Ты прям как нотариус. Ну зачем нам бумажки? Мы же семья.

Илья взял лист, прочитал вслух. Его голос был спокойный, почти металлический:

— «Прошу с такого-то числа прекратить использовать наш адрес в коммерческих целях. Все посылки, приходящие на наше имя, будут возвращены отправителю».

Мама уже успела налить себе чаю и вмешалась:

— Мариш, ну что ты… Лида только раскручивается, ей трудно. Ты всю жизнь ответственная, а Лидочка — с душой. У неё лёгкость, понимаешь?

— Я понимаю, — резко сказала Марина. — Но лёгкость превращает мою квартиру в пункт выдачи. А меня — в бесплатного диспетчера.

В кухне на секунду воцарилась тишина, нарушаемая только урчанием кота Феди, который обосновался на подоконнике и лениво махал хвостом.

— Сестра, ну ты прям жёсткая, — протянула Лида. — Ладно, хорошо. Считай, услышала. Сегодня последний раз. Я просто ребятам пообещала, они тут заберут, и всё.

Парни на полу переглянулись и усмехнулись. Один сказал:

— Да мы быстро. Мы за товаром, не за конфликтами.

Марина почувствовала, как руки холодеют. Это был её дом, но он уже звучал чужими голосами.

Следующие дни прошли в тревожной тишине. Курьеры стали реже, но не исчезли. Лида звонила — не извиняясь, а будто невзначай:

— Марин, а вы дома? Я тут мимо, занесу пару штук, ну чё тебе жалко?

Марина уже не отвечала сразу. Иногда брала трубку Илья и говорил сухо:

— Нет, не дома.

Лида обижалась:

— Слав, слышишь? Они нас избегают. Родные люди!

— Да ну их, — лениво тянул Слава. — Тебе ж удобно у них.

С каждым днём Марина ощущала, что их жизнь делится на «до Лидиной схемы» и «после». Вечером они с Ильёй обсуждали, стоит ли менять замок. Но Марина боялась: мама воспримет это как предательство.

К марту случился новый виток. Лида заявилась с мамой, притащив коробку тортов.

— Мы с миром! — радостно объявила. — Вот, сладенькое. Мы поняли, что переборщили. Просто помогите ещё раз. Совсем чуть-чуть.

— В чём «чуть-чуть»? — устало спросила Марина.

— Ну… аренда склада пока не оплачена. Мы хотели у вас пару вечеров устроить сборку заказов. Тут светло, место есть. Мы с ребятами быстро управимся. Мама согласилась, да?

Зоя Ивановна кивнула:

— Я думала, ничего страшного. Молодёжь соберётся, повеселится. Вам же не жалко…

Марина смотрела на торт, который казался ей подкупом.

— Жалко, — сказала она. — Наш дом — не цех.

— Но это ж на три дня! — вскинулась Лида. — Сестра, ну ты всегда всё утрируешь. Я ведь верю, что мы вместе. Ты же сильная!

И вот это «ты же сильная» ударило сильнее любых упрёков. Оно всегда звучало, когда от неё ждали больше, чем положено.

Тем вечером Марина позвонила подруге детства, Оксане. Та слушала и фыркала:

— Да вы святой человек, Мариш. Я бы уже вызвала участкового. Твоя сестра тебя не слышит, потому что ты всё время ей стелешь. Надо, чтоб она влетела носом в бетон. Иначе — никак.

— Но мама… — начала Марина.

— А мама любит младшую. И всегда будет её оправдывать. Это не твоя задача — подстраиваться. Твоя задача — семью свою беречь.

Марина сидела с телефоном и понимала: Оксана права. Но сделать шаг — страшно.

Через неделю Лида всё же устроила сборку заказов. Без предупреждения. Вечером Марина и Илья пришли с работы, а в квартире — пятеро незнакомых. На столе — скотч, наклейки, банки с кремами. Федя носился по кухне, сшибая крышки. В углу стояла мама, улыбалась, будто ничего не происходит.

— Вы чего?! — взорвалась Марина. — Кто разрешил?

— Сестра, расслабься, — ответила Лида, приклеивая этикетку. — Мы скоро. Атмосфера же домашняя, уют. Нам только тут комфортно.

— Это наш дом, — Илья повысил голос. — Вон все отсюда. Сейчас.

Парни засмеялись:

— Да мы ж не буянить, мы работать. Нам пару часов.

Марина чувствовала, как стены давят. Она прошла на кухню, схватила уведомление, ещё лежавшее в папке, и швырнула его на стол:

— С этого момента всё официально. Уходите. Завтра я меняю замки. И больше ни коробки, ни кота, ни вашей «атмосферы» здесь не будет.

Лида застыла, потом нервно захлопала глазами:

— Ты серьёзно? Ты против семьи?

— Я за свою семью, — тихо сказала Марина и посмотрела на Илью. Он сжал её руку.

Зоя Ивановна всплеснула руками:

— Дочки, ну зачем же так? Мы же договоримся…

Но Лида уже менялась в лице: её привычная маска обаяния соскальзывала. Появилась злость, резкая, как запах горелого.

— Значит, так, — процедила она. — Ты думаешь, ты правильная? А я без тебя справлюсь. Только помни: не отвернёшься. Родня — это навсегда.

Марина не ответила. Она впервые позволила себе молчать, не оправдываться.

В тот вечер они ушли. Скотч, банки и торт остались на столе. Федя, будто чувствуя напряжение, спрятался в кладовке.

Марина и Илья сидели на кухне до полуночи, пили чай и молчали. Она думала о том, что конфликт ещё не окончен. Что Лида обязательно вернётся с новой уловкой. И, возможно, с мамой за спиной.

Она боялась, но впервые чувствовала: у неё есть выбор.

Прошла неделя. Курьеры исчезли. Звонков от Лиды не было. Но в воздухе витало ожидание. Как гроза — тянущее, липкое.

В пятницу вечером позвонила тётя Нина:

— Девочка, у вас опять шастают. Молодые, с коробками. Я им сказала, чтоб в ЖЭК пожаловались. Ты смотри, не дай им квартиру угробить.

Марина поблагодарила и бросила взгляд на Илью. Он кивнул:

— Значит, скоро снова придут.

Их дом стал крепостью, но и мишенью тоже.

Марина проверила уведомление ещё раз, положила в папку. Внутри всё дрожало. Она знала: впереди — новая волна. И теперь главное — не сдаться.

В субботу утром домофон зазвонил снова.

В субботу утром звонок в домофон был таким настойчивым, будто палец прилип к кнопке.

Марина сняла трубку:

— Кто там?

— Лидия Сергеевна! — бодро прозвучал мужской голос. — Заказы на самовывоз. Нам сказали, здесь всё готово.

У Марины кровь отхлынула от лица.

— Ничего здесь не готово, — отчеканила она. — Адрес использовать запрещено. Забирайте свои бумажки и уходите.

В ответ — смех и глухой мат.

Илья молча подошёл, взял трубку:

— Ещё раз появитесь — вызываю полицию. Всё.

Он повесил трубку. Но внутри было ясно: Лида не сдастся.

Днём позвонила мама. Голос мягкий, почти умоляющий:

— Мариш, ну не доводи до скандала. Лида ведь не враг. Она старается, ищет себя. А ты всё рубишь. Что ей делать?

— Ей — взрослеть, — ответила Марина. — Я не обязана её прикрывать.

— Но вы же сёстры! — почти вскрикнула мать. — У меня сердце болит. Разве можно так?

Марина молчала. Ей хотелось крикнуть: «Мам, у меня тоже сердце есть». Но сдержалась.

Вечером всё случилось. Лида явилась сама, вместе со Славой и двумя новыми «помощниками». В руках у неё — пакеты с едой.

— Мы мириться! — громко заявила она с порога. — Вот сосиски, хлеб, лимонад. Сегодня отметим начало новой страницы.

Она вошла, будто в свой дом. Слава сразу завалился на диван, закинул ноги на подлокотник. Парни притащили ещё какие-то коробки и поставили у стены.

— Вы что, не поняли? — тихо, но твёрдо сказала Марина. — Здесь не будет никакого склада.

— Да ладно, сеструха, — перебила Лида. — Хватит строить из себя министра. Мы немного перекусим, обсудим дела, и разойдёмся. Тебе что, жалко по-человечески сесть за стол?

Илья встал между ними:

— Уходите. Сейчас же.

Лида рассмеялась, театрально:

— О, герой нашёлся! Тебя сестра научила говорить?

Слава поддержал её:

— Да расслабьтесь вы. Какая разница, где сидеть. У вас тут чисто, уютно. Мы культурно.

Марина смотрела на них и понимала: это не случайный наезд. Это схема. Они привыкли брать её дом в аренду без спроса. А мама всё равно будет оправдывать.

Она шагнула к пакету, достала сосиски на пластиковой подложке и резко поставила их на стол.

— Вот и весь ваш «мир», да? Еда и коробки. Но мой дом — не ваше кафе и не ваш склад.

Один из парней прыснул:

— Это у тебя угощение? Сосиски? — захохотал гость. — Ну и радушие!

И в этой издёвке Марина вдруг услышала всю правду: их никогда не интересовали ни её усилия, ни её семья. Только удобство. Только использование.

— Всё, — сказала Марина. — Вон отсюда.

Она открыла дверь и показала на лестницу.

Илья подошёл рядом, встал плечом к плечу.

— Вы что, серьёзно? — протянула Лида. В её голосе мелькнула нотка растерянности. Но тут же она натянула маску злости: — Хорошо. Мы уйдём. Но запомни: ты сама всё разрушила.

Слава поднялся, зевнул:

— Пошли, Лид. Нам ещё своих дел полно.

Они вышли, гремя обувью по лестнице. Коробки остались.

Марина закрыла дверь, облокотилась о неё. Внутри было пусто и гулко.

Мама позвонила через пять минут:

— Мариш, ты что натворила? Лида в слезах! Она говорит, ты выгнала их, как чужих. Я не узнаю тебя.

— Может, наконец узнаешь, — ответила Марина и отключила телефон.

Вечером они с Ильёй сидели на кухне. На столе — те самые сосиски. Федя крутился рядом, ожидая угощения.

— Что теперь? — спросил Илья.

— Теперь… посмотрим. Она вернётся. С новой историей. Или мама начнёт давить. Но я не открою дверь.

Она сказала это и сама не знала, выдержит ли.

Окно дрожало от ветра. За дверью было тихо, но тишина казалась хрупкой, ненадёжной. Как будто завтра снова позвонят.