Когда Галина Павловна появилась у них на пороге с чемоданом на колёсиках и пакетом с лекарствами, это выглядело как недельный визит. «У меня консультации в клинике по вторникам и четвергам, переночую у вас, чтобы не мотаться», — сказала она буднично, скользнув взглядом по коридору, по узкой обувнице, где аккуратно в ряд стояли кроссовки Светы, Антона и маленькие мокрые сапожки Никиты. Взгляд задержался на Светиных лодочках — «Ого, сколько денег стоит ходить на каблуках?»
Света отступила, пропуская свекровь. Её «ну конечно, оставайтесь» прозвучало ровно. Она уже научилась держать дыхание на ровной частоте, чтобы не споткнуться о собственные интонации. Антон, наоборот, оживился: «Мам, проходи, у нас диван раскладывается! Никит, бабушка приехала!» Никитка выскочил из комнаты и вцепился в рукав Галине Павловне — «Привезла кисель?»
Света во время этого обмена реплик успела, как всегда, мысленно пробежать свои пункты: ипотека, садик, проект в компании и таблица расходов. Двести двадцать восемь тысяч — их общий доход за прошлый месяц. Пятьдесят восемь — ипотека. Коммуналка — шесть. Садик частный, потому что в районный их не взяли: двадцать две. Еда, кружки, лекарства. И фриланс Светы — ещё сорок, но нестабильно. Антон как обычно «на объекте» — то он архитектор, то логист, то спасатель для друзей, у которых «горит срочно» и надо «вот прямо сейчас заехать».
Галина Павловна распаковалась быстро, как человек, привыкший наводить порядок в любой незнакомой комнате. Положила лекарства на полочку в кухне, переставив Светины банки с крупой. «Я же по росту разложила, чтоб эстетично было», — сказала и улыбнулась. Света отметила: гречка на верхней полке, до которой ей с её ста семью сантиметрами без табуретки не дотянуться. Мелочь. Но первая.
Первый вечер прошёл безобидно: чай, отвары, обсуждение того, как Никите в садике дали роль воробья, а он хотел быть паровозом. Галина Павловна пару раз указала, что чайник у них «ревёт как самолёт», а кастрюля «с отбитым эмалевым бортиком — что это за хозяйство». Света кивала, мысленно просчитывая, сколько осталось до конца месяца. Кастрюлю она купила полгода назад на распродаже, и она не была отбитой — просто свет падал так.
На утро Света проснулась на полчаса раньше, чтобы схватить душ и кофе без свидетелей. На кухню вышла уже Галина Павловна, в халате, с уверенной походкой хозяйки съёмочной площадки. На столе выстроились тарелки, вилки расстелены на салфетке. «Я Никите кашу сварила — манку, как в детстве. Не надо ваш этот овёс, от него живот крутит». Света попробовала сказать: «Ему овсянка идёт — и педиатр говорил», но Антон, застёгивая рубашку, радостно подхватил: «Ладно, сегодня манка, завтра овёс».
Света заметила: при Галине Павловне Антон вдруг начинал гнуться, как ивовая ветка. Он не спорил, он «переносил». Так же, как «переносил» поздние звонки мамы на громкой связи, где та перечисляла, кто из соседей «как живёт», и ставила кадровые задачи сыну: съездить к дяде Андрею — «у него с документами на гараж беда», забрать с вокзала Оксану — «у неё чемодан тяжёлый», проверить Олегу смету — «он в ремонте не понимает». Антон улыбался и говорил «угу-угу».
Через два дня Галина Павловна принесла из поликлиники охапку чеков и рецептов. «Я всё сама оплачу, не надо на меня смотреть», — сказала твёрдо, мотнув гладко уложенной головой. Но вечером, когда Света с Никитой собирали конструктор, она аккурат извлекла из своей сумки заветную тетрадочку в клеточку. «Антон, я вот тут записала, что сколько. Мне врач сказал, надо два курса, дорогие таблетки. Ты же знаешь, я внука люблю, но если мне плохо — кому вы будете нужны?» Антон взял тетрадочку, посмотрел вопросительно на Свету. Та, не поднимая глаз, сказала: «Давай как договорились — у нас общая статья «родители». Влезем». Она потом в своём Excel перетянет столбцы, отрежет от отпуска.
В выходные Галина Павловна, не говоря ни слова, отправилась с Никитой в парк. Вернулась с кульком сахарной ваты и замечанием: «Там такие мамаши… на каблуках по песку, дети как сорняки». Света улыбнулась. И в тот же вечер обнаружила, что шесть её книг исчезли с нижней полки. «Я на балкон вынесла. Никита тянется. А что тебе эти бумажки? Сейчас всё в телефонах». Света взяла одну — «Психология привязанности» — и вернула на место. «Это мне по работе». Галина Павловна вздохнула: «По какой — где людей учат любить телефон вместо людей?» Антон засмеялся, но глянул на Свету настороженно: «Мам, это у неё тренинг, не начинай».
Понедельник принёс новую мелочь. Света, вернувшись с работы раньше, обнаружила на балконе белый пластиковый ящик. Но не пустой — с едва слышным гулом. «Что это?» — «Морозилка, — гордо объявила свекровь. — Твой борщ занимает мой единственный шкафчик, решила хранить мясо на балконе. Там прохладнее. Саша с рынка дал за недорого, я ж не дура, взяла. Подключила через удлинитель». Тонкая тройная розетка плавилась, как сыр на пицце. Света аккуратно выключила. «Нельзя так. Балкон не отапливается, проводка…» — «Вот всё у вас нельзя. У меня всю жизнь дома стоял морозильник — и никто не умер», — обиделась Галина Павловна демонстративно, скомкав салфетку.
Антон пришёл поздно. Когда Света показала ему вилку с подплавленным пластиком, он нахмурился, но мягко сказал: «Мам, давай без морозилки. Мы… потом подумаем». «Конечно, — ответила она, сжав губы. — Я не навязываюсь. Я вообще пришла ненадолго. Я и помогать-то не нужна, у вас всё лучше меня».
На следующий день Света обнаружила на двери маленькую круглую штуку — что-то вроде глазка, но цифрового. «Антон поставил видеозвонок, — сообщила свекровь. — Так удобно, я теперь вижу, кто к вам ходит». Света, чувствуя, как поднимается жар в груди, вдохнула. «К нам?» — «Ну к вам-нам, какая разница. Я же не чужая». Никита выскочил из комнаты, запачканный гуашью, и бросился к бабушке: «Смотри, я как туча!» — и это мгновение сбило волну.
Вечером Света пересмотрела таблицу расходов и в который раз поймала себя на том, что строит бюджет как спасательный плот: куда-что привязать, чтобы не унесло. Она вспомнила, как два года назад подписывали кредитный договор. Она — основной заёмщик, Антон — созаёмщик, но платежи в основном с её карты. Тогда это казалось партнерством. Антон смеялся: «Зато мама отстанет: у нас всё серьёзно». Мама не отстала. Она периодически напоминала, что «родительская помощь» в начале — когда они «входили в жизнь» — это аргумент. Был тот январь, когда Галина Павловна дала им двадцать тысяч, и потом ещё месяц рассказывала всем, как «вытянула молодых».
Клиника у свекрови действительно была по вторникам и четвергам, но чем дальше, тем больше дней в неделе обрастали её делами. То «комиссия в гаражном кооперативе», то «суд у соседа по даче» — хотя дачи у них не было много лет, всё продано. «Мне надо в центр, у вас метро ближе», — объясняла она, как будто оправдываясь. А вечером объявляла: «Я борщ сварила, Света, ты не обижайся, но у тебя специи какие-то… не домашние». Света пыталась улыбаться. Борщ действительно был вкусный, как в детстве, с укропом и сметаной. Но на плите после него оставалась какая-то липкая красная корка, которую смывали минут двадцать.
И всё это пока называлось «временным». Света ловила себя на том, что живёт как будто с напряжённой пружиной внутри. Никита стал чаще просыпаться по ночам, требуя воду «в зелёном стакане, не в синем», и Света терпеливо стояла у его кровати, считая вдохи. Антон исчезал всё чаще — «нас задержали на планёрке», «я ребятам обещал». По воскресеньям свекровь доставала баночку с мелочью: «Это я собираю на Никитину школу. Скажи, куда перевести? У меня всё записано». А потом, словно между делом, заводила разговор о прописке: «Так вы меня по временной оформите? Чтобы поликлиника рядом. Да чего вам, я тихая». Света смотрела на Антона, как на переводчика с незнакомого языка. Он улыбался, замедлял: «Мам, давай потом, после анализов». «Конечно, конечно», — кивала она. И бережно переставляла Светин ежедневник с края стола в центр. «Так надёжнее».
Неделя сливалась в другую, и Света уже не представляла кухню без шелеста пакетов и комментариев свекрови. Галина Павловна обживалась не спеша, но основательно. Она знала, где что лежит, знала, в каком ящике какие носки у Антона, и могла сходу сказать, сколько пачек сахара стоит в шкафчике. Света однажды попробовала переставить банки обратно — так, как было удобно ей. Через день всё вернулось на «правильные» места.
— Светочка, это не критика, — говорила свекровь мягко, — просто у меня глазомер точный, а у тебя всё по-разному. Хозяйка должна уметь видеть, где пусто.
Антон слушал это, кивая, будто действительно соглашался. А Света ловила себя на том, что ей нечем парировать. Как будто любое слово превратится в придирку.
В один из вечеров Антон вернулся с бумагами. «Мам, тут надо помочь — у тёти Нины с кооперативом сложности. Я обещал посмотреть». Света, устало снимая сапоги, услышала слово «обещал» как удар гонга. «А ты кому обещал? Ей или нам?» — хотела сказать, но промолчала. У Никиты температура, а завтра у неё презентация для заказчика.
Галина Павловна заметила её молчание и вздохнула:
— Светочка, мужчины так устроены. Им важно чувствовать себя нужными. А ты всё время со своими таблицами, да с работой…
В тот вечер Света впервые позволила себе злость не внутрь, а наружу.
— А вы думаете, ипотека сама себя выплатит? Или садик, куда вашего внука только за деньги взяли? Это тоже «мужчина устроен»?
Тишина повисла тяжёлая. Никита закашлялся в комнате, и Антон кинулся туда, спасая паузу. Галина Павловна тихо поднялась из-за стола и ушла к себе. Света ещё долго сидела с чашкой, чувствуя, что грань пересечена.
Через пару недель в их подъезде начали появляться новые лица — соседи по площадке привели квартирантов. Молодая пара с ребёнком и студент, снимающий комнату. Галина Павловна тут же взяла на себя роль «старшей»: рассказывала всем, где мусорка переполнена, а где «освещение тусклое». Света слушала украдкой, как её соседка Валентина шептала: «Вот это да, будто она у вас прописана давно».
Света смущённо улыбалась, но внутри что-то сжалось: а вдруг действительно скоро станет «как будто».
Самое болезненное началось с Никиты. Галина Павловна стала водить его за руку в садик. Сначала как помощь: «У тебя встреча, Антон на работе, а я рядом». Потом это стало правилом.
— Он со мной спокойнее, — говорила она, когда Света возражала. — Ты всё время торопишься, у тебя мысли о работе, а ребёнку нужно внимание.
Однажды Света пришла в садик сама, пораньше. Никита удивился:
— А где баба? — и это «баба» кольнуло сильнее, чем если бы он сказал «мама, ты чужая».
Вечером Света осторожно заговорила с Антоном:
— Мне неприятно, что мама забирает его каждый день. У нас с ним своя связь.
— Свет, ну ты же занята, тебе даже удобнее, — пожал плечами муж. — Мамина забота — это же не плохо.
Света чувствовала, как под кожей растёт раздражение. Удобнее — кому? Ей или ему?
Вскоре вскрылся вопрос денег. Галина Павловна с серьёзным видом показала тетрадку:
— Я тут посчитала. У вас расходы на продукты слишком большие. Вот если покупать мясо не в магазине, а у знакомого с рынка, можно сэкономить. И вообще, зачем вам два абонемента в бассейн? Я понимаю, ребёнку плавать нужно, но тебе-то, Света, зачем?
Света сглотнула. «Потому что я хочу хоть где-то быть собой. Хоть раз в неделю». Но вслух она сказала:
— Это моя статья расходов. Я сама зарабатываю, сама и решаю.
Галина Павловна обиделась демонстративно:
— Я думала, у нас семья. А выходит, у каждого свои статьи? Ну-ну.
Антон попытался разрядить: «Мам, не обижайся, у нас у всех нервы». Но тетрадка осталась на столе, как немой упрёк.
К весне Света заметила: квартира будто уменьшилась. Вещи росли, как грибы после дождя. На балконе теперь стояли банки с соленьями «из деревни» — откуда деревня, если всё продано, Света не знала. В прихожей прибавился шкафчик — «для удобства». Никитина комната стала хранилищем игрушек, которых он не просил.
Света в какой-то момент открыла шкаф и увидела: её платье аккуратно висит в чехле, но вместо него на вешалке — свекровина шуба.
— Я чуть расширила, чтобы всё помещалось, — сказала та невинно.
Света закрыла шкаф и пошла на кухню. Там на холодильнике висел новый список: «Меню на неделю». Внизу аккуратно приписка: «Согласовано с Антоном».
Внутренний протест стал настолько сильным, что однажды ночью Света открыла ноутбук и начала смотреть объявления о съёмных квартирах. Маленькие, тесные, в спальных районах. Но там — только она и сын. Без вмешательства.
Антон проснулся и увидел свет.
— Ты что делаешь? —
— Смотрю квартиры, — спокойно ответила она. — Потому что так дальше нельзя.
Он сел рядом, растерянный.
— Свет, ну не драматизируй. Мамина помощь нам нужна. Ты же видишь.
— Я вижу, что нас с тобой почти не осталось. Есть «вы с мамой» и «вы с Никитой». А я где?
Он молчал. И в этой паузе Света вдруг поняла, что именно его молчание и страшнее всего.
Весной к ним зачастили родственники. То дядя Андрей с вопросами по гаражу, то двоюродная сестра Оксана с чемоданом. Света однажды вернулась с работы и увидела в гостиной троих человек, которых она не знала. «Это соседи по даче, им в поликлинику надо», — объяснила Галина Павловна.
Света вежливо кивнула, но внутри кипело. Это была её квартира. Точнее, их — но договор был подписан на неё. И всё же она чувствовала себя гостьей.
Вечером, когда все разошлись, она сказала Антону:
— Давай определимся. Или мы живём своей семьёй, или у нас проходной двор.
— Свет, ну они же ненадолго… — привычно начал он.
И в этот момент она впервые подумала: «А может, дело не в его маме. Может, дело в нём».
Но последней каплей стала история с Никитиным подарком. На день рождения Света заказала ему конструктор — дорогой, но долгожданный. Никита ждал, считал дни. И вдруг утром подарком оказался велосипед. Красный, с блестящими колёсами.
— Бабушка сказала, что конструктор скучный, а велосипед — это спорт и здоровье, — радостно объяснил Никита.
Света стояла с коробкой конструктора в руках и чувствовала, как внутри рвётся что-то хрупкое. Она даже не знала, что сказать. Только Антону вечером выдохнула:
— Ты знал?
Он пожал плечами.
— Ну, мама решила. Велосипед лучше, правда?
В тот момент Света поняла: назад дороги нет. Всё, что она держала внутри, готово было прорваться.
После истории с велосипедом Света перестала делать вид, что всё в порядке. Она стала говорить прямее, чем раньше. Иногда резче, чем хотелось бы. Но слова сами рвались наружу, будто она долго держала дверь запертой, а теперь петли сорвало.
— Галя, давайте договоримся: подарки Никите — только через нас, — произнесла она утром, убирая со стола кружки.
Свекровь подняла брови:
— Это как? Я что, чужая? Я внуку радость приношу, а мне условия ставят?
— Не условия. Границы. У нас свои планы, свои правила.
— Границы, — усмехнулась та, — будто мы на разных континентах.
Антон заёрзал, собирая портфель. Он не любил такие разговоры и всегда находил повод уйти: то работа, то встреча. Света чувствовала: он делает это сознательно.
Весна перетекла в лето. Жара в квартире стояла невыносимая. Галина Павловна решила: пора ставить кондиционер.
— Я договорилась с мастерами, — сказала она, когда Света вернулась с работы. — Завтра придут.
— С какими мастерами? Кто им разрешил? — выдохнула Света.
— Ну вы же страдаете! Я подумала — поставим.
— На чьи деньги?
— Антон даст, у него заначка. Я ж мать, я знаю, где он прячет.
Эта фраза стала ударом ниже пояса. Света впервые сорвалась:
— А вы не подумали, что это моя квартира? Что я плачу ипотеку? Что я здесь хозяйка?
— Хозяйка? — тихо переспросила Галина Павловна. — Да без моего сына что бы у тебя было? Квартирка? Семейка? Я его растила, я его на ноги поставила, а ты…
Света почувствовала, как мир вокруг зазвенел, словно стекло треснуло. Она не ответила. Только закрыла дверь комнаты и прижалась лбом к стене.
Через неделю разгорелся скандал окончательно. Поводом стали деньги. Галина Павловна заявила:
— Я решила, что буду сама оплачивать коммуналку. Чтобы не висеть у вас на шее. Но раз я плачу, я имею право голоса в том, как мы тут живём.
Света села за стол и спокойно сказала:
— Мы с Антоном сами разберёмся. Квартира оформлена на меня. Ипотека на мне. Платежи на мне. Вы в гостях.
— В гостях?! — голос свекрови дрогнул. — Да я сына сюда отправила, когда у тебя и швабры не было! Да если бы не я…
Антон стоял, как обычно, между ними. Его глаза бегали, он не мог выбрать сторону. Света посмотрела прямо на него:
— Скажи хоть раз ясно: мы — семья или у нас тут филиал твоей мамы?
Он промолчал.
Вечером, когда Никита уснул, Света собрала свои документы в папку. Свидетельство о браке, ипотечный договор, справки из банка. Она знала: впереди разговор, после которого ничего не будет, как раньше.
И разговор случился сам собой. На кухне, среди запаха тушёной капусты и шума телевизора из соседней комнаты.
Галина Павловна смотрела на неё пристально, с каким-то торжеством.
— Ты думаешь, раз ты бумаги подписала, так всё твоё? Ошибаешься. Мы сына растили, а ты его вместе с квартирой себе прибрала.
Света не знала, что ответить. Слова ударили точнее любого ножа. Она посмотрела на Антона. Он снова молчал. Ни в её сторону, ни в мамину. Просто молчал.
На следующее утро Света отвела Никиту в садик сама. Потом поехала на работу, но документы в сумке тяжело давили на плечо. Она впервые всерьёз подумала: «А может, мне проще одной?»
Вечером она вернулась домой. В квартире пахло укропом и свежим хлебом — свекровь пекла. Никита смеялся в комнате, Антон листал телефон. Всё выглядело так, будто конфликта и не было. Только внутри у Светы зияла пустота.
Она поняла: мир треснул, но снаружи он ещё держится. Как будто трещина идёт по стеклу, и никто, кроме неё, её не замечает.
Финал повис над их семьёй, как незакрытая дверь: шагнёшь — и неизвестно, куда попадёшь.
Приструнила родительницу