— Еще бы ты претендовал на нее, если первым взносом мамина «однушка» стала, да и в платежах ты за те полгода между покупкой и разводом не поучаствовал никак, ведь ты у нас, бедный, под сокращением сидел.
А на деле – все заработанное спускал на этот свой живой массажер, или вакуумный пылесос, или чем там она тебя покорила.
— Настя, нам надо с тобой серьезно поговорить, — дверь мужчине средних лет открыла довольно молодая девушка в клетчатой пижаме и «тюрбаном» на еще мокрых после душа волосах.
— Звучит как начало семейной ссоры, — закатила глаза Анастасия, но дверь пошире открыла. – В принципе, пятнадцать минут у тебя есть, потом, извини уж – я спать пойду перед сменой. Чаю налить?
— Мне и пяти хватит, — мужчина сокрушенно покачал головой. – Что же ты творишь такое, дочь?
Ты зачем Лене внушаешь всякую чепуху, да еще и со мной стравливаешь? Ты знаешь, что она мне сказала вчера, когда мы в парк ходили?
— Знаю, она рассказывала. Как и рассказывала о той истерики, что ты устроил в ответ.
— И? Ты ничего сказать мне не хочешь?
— Спросить хочу – а чего ты, собственно, ожидал?
— Настя, но ты же взрослый человек и прекрасно понимаешь, почему так сложились обстоятельства…
— Прекрасно понимаю, пап! И Лена прекрасно понимает, что ты нас променял на молоденькую пилотку, которая для тебя медом намазана и настолько хороша, что ради нее можно и родных детей продать.
Я одному лишь рада – что с мамой вы развестись успели! А то ведь не дай боже пришлось бы с тобой «совместно нажитую квартиру» делить, а то и судиться за нее.
— Вот, между прочим, на квартиру я при разводе не претендовал.
— Еще бы ты претендовал на нее, если первым взносом мамина «однушка» стала, да и в платежах ты за те полгода между покупкой и разводом не поучаствовал никак, ведь ты у нас, бедный, под сокращением сидел.
А на деле – все заработанное спускал на этот свой живой массажер, или вакуумный пылесос, или чем там она тебя покорила.
— Настя, пожалуйста, не смей так отзываться о моей жене. Она хороший человек и замечательная женщина, что бы ты там о ней не думала.
Просто так бывает, что сталкиваются интересы двух сторон и никто не может прийти к соглашению.
— А предмет спора у нас зайка с отре..занным яз..ыком и выр..ванными когтями, слова против любви своей жизни сказать не может.
— Между прочим, на Лену я плачу тебе алименты.
— Ах какая огромная сумма, на эти пять тысяч в месяц я могу ни в чем не отказывать ни Лене, ни себе заодно.
— Между прочим, тебе я и не обязан помогать, раз ты с дневного на заочное перевелась.
— А тебе напомнить, рыцарь ты наш белопальтовый, почему я это сделала?!
В жизни каждой семьи бывают взлеты и падения. У родителей Насти и Лены жизнь, казалось, была вообще сплошной взлетной полосой.
Подросли двое беспроблемных дочерей, которые умницы, красавицы, спортсменки-комсомолки и вот это вот все.
У матери семейства удачно сложилось с карьерой, благодаря чему семья могла себе позволить частных врачей, отпуск в Египте или Турции, а также расширение жилплощади, пусть и в ипотеку.
Отец же семейства, хоть и денег в дом не приносил, а потом и вовсе попал под сокращение, но в меру сил старался обеспечивать супруге надежный тыл.
И нет – это была не та семья, где сидящего на домашнем хозяйстве супруга используют в качестве половой тряпки.
Наоборот – мама была очень рада и благодарна мужу за его труд… До тех пор, пока не узнала, что трудился он на благо еще одной девицы весьма сомнительного поведения и по возрасту годящей им обоим в дочери.
Серьезно – девушка, на которую «запал» Максим, годилась ему в дочери. И было понятно, судя по тому, что зарплату, которая у него, оказывается, никуда не девалась (как и работа – Максим просто перевелся на удаленку), Макс тратил на свою пассию, что девушка с ним рядом из большой и чистой любви к этим самым деньгам.
Развод был быстрым и резким, как гром среди ясного неба. Максим вместе со своей зарплатой и вещами перебрался к этой своей Наташе, а мать Насти и Лены начала жить эту жизнь дальше и, казалось, что все у них еще может быть хорошо, но…
Но потом была та авария, две ночи неопределенности и то самое, которое все так бояться услышать, «мы сделали все, что могли».
Отец не явился даже на похороны. Более того – он прямым текстом сказал, что его жена против присутствия в их доме ребенка, а так как он живет в ее квартире, то и Лену к себе взять не может.
— Ты можешь официально переехать обратно к нам. Лене двенадцать, ей четыре года до момента, когда можно будет подать на эмансипацию.
В принципе, можешь вообще здесь только появляться пару раз в неделю, мы со всем сами справимся – главное, забери ее оттуда, — уговаривала отца Настя, впервые в жизни расплакавшись.
А как тут не расплакаться, когда помнишь крики сестры, которую чуть ли не силком заталкивали в машину сотрудники органов опеки и попечительства?
Мол, не можем мы отдать девочку под опеку студентке, которой восемнадцати нет.
И все уговоры, что до восемнадцати всего-то полгода осталось, были этим людям до одного места.
От души тогда Настя им пожелала, чтобы их собственных детей заставили пройти через тот же ад, который достался ее сестре.
Еще одной проблемой стала ипотека, из-за которой квартира была в залоге у банка.
Старая подруга матери, тетя Марина, помогла Насте всем, чем могла: и деньгами на юристов, и советами по делу.
Получилось у них добиться кредитных каникул на три года. Но потом все равно пришлось бы платить за квартиру и дальше.
Потому что продать ее было бы не вариантом – цены на недвижимость в их городе, как и везде, впрочем, резко пошли наверх, и на деньги, что остались бы у Насти и Лены после расчетов с банков, не купить было бы даже вот ту самую однушку, которую не так давно продала мама ради денег на первый взнос.
Так что с помощью знакомых грамотных юристов тети Марины пришлось добиваться у банка всех возможных поблажек, а потом – с крейсерской скоростью искать новую работу.
А еще – надо было любыми средствами забрать из детского дома сестру.
Это было единственное, с чем не могла ей помочь тетя Марина – заболевание женщины полностью исключало возможность при каких-либо обстоятельствах выступать в роли опекуна.
Но Настя, узнав об этом, рук не опустила – решила, что заберет сестру сама. И забрала же!
Устроилась на сортировочный центр одного из маркетплейсов в ночную смену. Оформление там было официальным, пусть и по договору ГПХ, но все равно полученные таким образом доходы учитывались и принимались.
Дальше пришлось побегать со сбором документов, но в итоге Настина возня принесла свои плоды и Лену вернули домой.
Отец же начал исправно платить алименты. Да-да, те самые пять тысяч в месяц, которых в их реальности не хватало ребенку Лениных лет даже на нормальную еду.
Серьезно, он видел цены хотя бы на курицу и селедку? На вот эту вот обычную картошку и капусту с морковкой и свеклой?
Видел ли цены на одежду на том же самом маркетплейсе, где Настя ее брала пусть и по акции, да еще и со скидкой сотрудника, но тоже за живые и явно превышающие отцовские «пять тысяч в месяц» деньги?
А ведь были еще и всякие школьные сборы. Нет, не те самые «шторки каждые полгода», хоть эта напасть миновала, но «давайте свозим детей на экскурсию в интересное место, с вас по тысяче рублей на транспорт, билеты и «заехать поесть в кафе» — это было буквально каждый месяц.
А еще – была ипотека, благо что в тому моменту, как настало время вносить платежи, Настя уже твердо стояла на ногах и даже смогла накопить небольшую «подушку безопасности».
Лена видела все это. Да и слышала, наверное, нет-нет да срывающиеся в адрес отца высказывания сестры (а кто бы не высказывался на Настином месте?)
И вот вчера во время одной из их с отцом встреч взяла – да и сказала ему, что общаться больше с ним не хочет и что он может больше к ней не приходить.
Мол, катись к своей любимой Наташе, а о нас с сестрой забудь (что ты и так успешно делаешь).
И что сейчас оставалось Насте? Да просто повторить Ленины слова, припомнив отцу все то, через что ей пришлось пройти за эти три с половиной года.
Максиму же откровения дочери глаза не открыли – наоборот, уверился он в том, что «первая семья» была неудачным экспериментом, и там его никто не любил. Ни жена, ни дочери.
Только Наташа его обожает и любит совершенно искренне и бескорыстно.
Еще два года мужчине понадобилось, чтобы осознать правоту Настиных высказываний в адрес его второй жены.
Ведь когда Макс заболел настолько серьезно, что получил инвалидность и не смог больше работать, «любящая» жена выставила его с вещами и за порог.
И куда он пошел за помощью? Конечно же, к дочерям. Ведь жить в оставшейся от матери совершенно убитой квартирке на окраине города и рассчитывать «отсель» и «досель» весьма скромную пенсию было для мужчины самым тяжелым испытанием в его жизни.
А там где-то две дочери есть. Ну ладно, младшей восемнадцать только через полгода будет, но старшая-то должна и обязана ему помочь.
— Да пошел ты к своей Наташе, папа, — не стали слушать его дочери.
Впрочем, через месяц ему на счет пришли пять тысяч с демонстративной припиской «возврат алиментов от Леночки», что он счел не помощью, а издевательством.
И даже подал полгода спустя на сестер в суд, ничего, впрочем, от них не добившись. А чего добиваться, если пенсия у него выше минималки?
У Насти же и Лены снова в жизни светлая полоса. Они уже вдвоем работают на все том же складе. И планируют выплатить остаток ипотеки в четыре руки уже через три года.
К тому моменту как раз и Лена доучится на заочном на выбранную специальность. Скорей всего, по ней и будут работать обе девушки, ведь работы на сортировке, пусть и за большие деньги, с них хватит до конца жизни.
Наглеть не надо было! — сказала жена