Оксане тридцать четыре, она бухгалтер в небольшой типографии, любит порядок и ранние подъёмы. В шесть сорок пять — будильник, в семь — кофе в турке, в семь двадцать — выгуливает их овчарку Риззо, в восемь — электричка. Муж, Илья, мастер-наладчик, спокойный, но с характером: если обещал — сделает. Они снимают двушку в старом фонде: потолки высокие, пол поскрипывает, зато до набережной пять минут. Соседи — разношёрстный народ; через стенку живёт Витька-слесарь, который всегда слышит, кто когда пришёл, но молчит, как подводник.
В начале апреля позвонила Лера — двоюродная сестра Ильи. Когда-то они носились по деревне босиком, теперь Лера живёт «на фрилансе», делает «дизайн сториз» и очень устает от «токсичной столицы». Рядом слышался бас её мужа Паши — когда-то диджей, теперь «ищет себя». У них на руках девочка Сима, три года, и «миниатюрная собачка» кличке Чика — декоративный терьер, нервный, как сигнализация.
— Ребят, — Лера растягивала слова, как мягкий сыр на пицце, — у вас там воздух, река, внутреннее исцеление. Можно мы на недельку? Перезагрузимся и съём найдём.
Илья смотрел на жену, как школьник на учительницу: мол, решай. Оксана вздохнула. У них в тот же месяц сдавать отчётность, но отказать — значит объявить войну роду. И ещё эта вечная фраза свекрови Галины Петровны: «Родня — не чемодан, в подвал не спря́чешь».
— На неделю, — сказала Оксана. — С недельным планом и вменяемым расписанием. У нас работа.
Лера радостно защебетала в трубке, пообещала «не быть в тягость», и на следующий день в квартиру вплыли чемодан на колёсиках, детский тулупчик, переноска с Чикой и самодовольная улыбка Паши. Он ставил сумки, не снимая наушников, и под музыку споро раздвигал Оксанин порядок: тут плед, там зарядка, на стол — блендер для «смуси».
— Атмосфера — супер, — сказал он, оглядывая кухню. — Только чайник шумный, надо бы на Steele сменить, я разберусь.
В первую ночь Сима проснулась в три, Чика — в три пятнадцать, а в четыре Оксана поймала себя на том, что считает вдохи. Утром Лера виновато моргала: «Смена обстановки, малышке сложно». Оксана молча пошла варить кофе. Риззо слушал визг Чики с удивлением и величаво уставился в окно, куда светило серое апрельское солнце.
Понедельник принёс обычную суету. В типографии начальник цеха Роман, густобровый и прямой, бросил:
— Сдашь квартал — и отдохнёшь. И без своих семейных сериалов. Бумагу нам задержали.
Слово «сериалы» укололо. Оксана кистью поправила прядь за ухо, кивнула и увязла в цифрах. К обеду позвонила Галина Петровна:
— Дети добрались? Лерочка у вас? Дай Бог. Ты уж, Оксаночка, помягче. Люди в столице измотались.
«А мы что, из курорта?» — захотелось сказать, но Оксана проглотила кислоту.
Вечером дома Лера шуршала по кухне, как будто хозяйка здесь она.
— Мы с Пашей сегодня на прогулку по арт-кварталу, — предупредила. — Симу уложим, она же ангелок.
Симу уложили. Через двадцать минут ангелок орал, как сирена МЧС. Паша в ватсап-чате шёл по квесту «кино и вино», Лера не читала сообщения. Оксана стояла над детской кроваткой и чувствовала, как её план вечера — сварить суп, полистать методичку по учёту — превращается в жвачку на подошве. Вернулись гости под полночь, счастливо смеясь:
— Ох, какие инсталляции! Это надо видеть! — Лера привалилась к дверному косяку. — Вы лучшие!
Илья, потягивая воду из кружки, только губы сжал.
На третий день выяснилось, что «неделя» у Леры — понятие текучее.
— Мы нашли классные варианты, но надо подождать, пока «вибрации сойдутся», — сказала она за завтраком. — И, Оксаночка, твоя овсянка великолепна.
— Я её не готовила, — ответила Оксана, — это ты мою гречку переименовала.
Её спокойный тон улёгся на стол, как тонкий слой инея. Лера на секунду растерялась, потом улыбнулась шире:
— Ой, гречка — вообще суперфуд.
Эпизод первый — «коммунальное». Вечером, когда Оксана доставала чистое бельё из машинки, обнаружила, что фильтр забит собачьей шерстью. Чика, оказывается, не «гипоаллергенная», она линяет, как тополь пухом. Паша пришёл «чинить» фильтр, покрутил, оставил крышку на столе и ушёл в душ. Через час машинка стала стонать, как троллейбус на подъёме.
— Паш, ты же говорил, что разберёшься, — осторожно сказала Оксана.
— Я в процессе, — ответил он и ушёл выкладывать сториз «мастер на все руки». Машинка в «процессе» окончательно встала.
Эпизод второй — «рабочие часы». У Оксаны дедлайн. Она приходит домой в девять, на кухне — вечеринка из блендера, смеха и семян чиа. Сима раскрашивает стол маркером. Лера залетает, чмокает воздух возле щеки:
— Ты же дома работаешь? Нам чуть-чуть до одиннадцати посидеть, мы вдохновились, придумали новый лук для профиля.
— Я дома не работаю, я дома живу, — произносит Оксана. — И ложусь в одиннадцать.
Эпизод третий — «ключи». Однажды Лера «взяла ненадолго» запасной комплект и сдала их подруге «на пару ночей пожить рядом». Подруга перепутала подъезды, звонила в два ночи ко всем соседям подряд. Витька утром встретил Оксану у мусоропровода и, не поднимая глаз, сказал:
— У вас ночная смена? Я-то ничего, я сплю, но остальные гудят.
«Мы гудим, да», — подумала Оксана.
Попытки мирного урегулирования начались на четвёртый день. Илья, сдержанный всегда, сел за стол, сложив ладони лодочкой.
— Давайте правила, — сказал. — Тишина после одиннадцати. Ключи — у жильцов, а не у города. Собаку выгуливает тот, кто завёл. Машинку — чиню я, если прошу не трогать — не трогают.
Лера кивала, как ученица на классном часу. Паша делал вид, что печалится, но глаза бегали.
— Справедливо, — заключила Лера. — Любим вас.
Два дня правила держались. Сима стала засыпать раньше — Лера купила ночник в виде облачка. Чика перестала бросаться на Риззо — Лера нашла «стратегию корректного знакомства». Даже машина зашептала ровнее — Илья действительно умеет. Оксана почувствовала слабую надежду, как когда впервые после простуды слышишь запах кофе.
Но на седьмой день Лера объявила, что «те варианты съёма как-то не ложатся», и, кажется, им ещё нужно «переждать ретроградный период». Слово «ретроградный» щёлкнуло в висках.
В ту же субботу Оксана выбралась к подруге Наташе — вместе они когда-то сидели за соседними столами в бухгалтерии. Наташа теперь в декрете, осунулась, но светится.
— Ты по-хорошему их выставь, — сказала она, наливая чай в толстостенную кружку с трещинкой. — Ну, проговори дедлайн. Не бойся выглядеть плохой. Иначе будешь плохой для себя.
Оксана слушала и думала, что это как раз её слабое место — вся жизнь из «не подвести», «не обидеть», «не быть резкой». Ложная скромность, как плед летом: вроде мягко, а жарко и липко.
Понедельник прошёл гладко. Вторник — тоже. В среду Паша внезапно «нашёл подработку» — настройка звука на мероприятии в коворкинге. Оттуда он пришёл в половине третьего ночи и швырнул кроссовки у входа. Чика проснулась и заскулила, Риззо зарычал, Сима застонала, и Оксана решила, что так больше нельзя.
Она села на кухне, открыла телефон, набрала черновик сообщения Лере: «Давай определим дату выезда. Мы вас любим, но…» и зависла. Слова плясали. В голове всплыла Галина Петровна: «Семья — берег. Не дай волне смыть». А что делать, если берег обвалился?
Утро четверга началось с звонка свекрови.
— Оксана, — голос мягкий, но в нём железка, — ты же не против, если ребята ещё недельку? Там у них с денежками сложно. Ты ж понимаешь, молодые.
Оксана вдохнула и впервые за долгое время сказала:
— Я понимаю. Но мы устали. Пусть ребята найдут решение до воскресенья.
На том конце повисла пауза.
— Жёстко, — сказала Галина Петровна. — Но ты хозяйка.
Повесив трубку, Оксана почувствовала не облегчение, а тупую тревогу, как перед экзаменом. Она знала: теперь начнётся настоящее.
Вечером, когда все собрались за столом — борщ, хруст хлеба, пар на окне, — она повторила своё «до воскресенья». Лера посмотрела так, будто ей подкинули счёт за весь банкет мира. Паша усмехнулся:
— Опаньки. А мы думали, мы тут семья.
— Мы семья, — спокойно сказал Илья. — И как семья — договорились до воскресенья.
Лера сменила тон на нежный:
— Оксаночка, ты же такая понимающая. Мы завтра покажем тебе наши расчёты, у нас всё прозрачно.
Оксана кивнула. Но где-то на дне желудка уже шевельнулось холодное: прозрачно — не значит честно.
Ночь была короткой. За стеной Витька чихнул, кто-то хлопнул дверью в подъезде. Риззо положил морду на колени Оксане, когда она сидела на полу в коридоре, и она впервые за неделю улыбнулась без усилия.
На следующий день Лера принесла «табличку» расходов: подписку на сервис медитаций, «кофейные вылазки для нетворкинга», «апгрейд техники» — новый микрофон Паше. Снятия наличных в разное время и перевод с подписью «маме, потом вернёт».
— Это что? — спросила Оксана.
— Наши обязательные, — Лера растянула губы. — Без этого мы не работаем.
— А аренда — необязательная?
Лера обиженно втянула голову в плечи. Паша щёлкнул зажигалкой, хотя дома курить нельзя.
— Не душни, — сказал он. — У каждого свои приоритеты.
Оксана сложила листы в аккуратную стопку, как протокол.
— До воскресенья, — повторила она.
Лера вспыхнула, но промолчала. И только Сима, играя на полу, шептала: «Чика, не писай, не писай», — и Чика, конечно, не слышала.
Так кончилась первая неделя их «перезагрузки», которая незаметно для всех стала чужой перезагрузкой Оксаниной терпеливости. И это было только начало.
В пятницу вечером, словно проверяя прочность Оксаниного «до воскресенья», Лера пригласила к ним гостей — «коллег по проектам». Пришли трое: девушка в оверсайз-свитере, парень с волосами до плеч и ещё одна мама с ребёнком лет четырёх.
— Уютное местечко у вас, — сказала девушка, снимая куртку и кидая её на кресло, где обычно сидел Риззо. — Атмосфера для креатива.
Паша включил музыку, Лера расставила по столу свои смуси и хумус, а Сима с новым мальчишкой начали гонять машинки по полу. Чика истерично лаяла. Риззо смотрел на всё с презрением старшего поколения.
Оксана попыталась сохранить лицо:
— У нас завтра рабочий день, Илье рано вставать. Может, вы в кафе продолжите?
— Оксаночка, — протянула Лера, — ну что ты, мы тихо посидим. Атмосфера доверия так важна.
К полуночи «тихо» превратилось в дискуссию о том, «как жить без привязки к офису», с криками, смехом и хлопками по столу. Илья, обычно терпеливый, встал, накинул куртку и ушёл проветриться на улицу. Оксана проводила его взглядом и подумала: «Ещё шаг — и он взорвётся».
Когда гости ушли, на часах было три. Оксана убирала со стола тарелки, а Лера присела рядом и неожиданно взяла её за руку:
— Я знаю, мы немного шумим. Но ты же понимаешь: творчество нельзя загнать в рамки. Мы все ищем свободу.
— А я ищу сон, — тихо сказала Оксана, выдернув руку.
Эпизод четвёртый — «деньги». В субботу утром Лера попросила занять «на пару дней» пять тысяч. Оксана сжала губы. Они с Ильёй копили на ремонт ванной, каждая тысяча была расписана.
— Мы в понедельник отдадим, точно, — Лера смотрела прямо в глаза, будто клялась на Библии. — Там у нас перевод задержался.
Илья посмотрел на жену, словно спрашивая: «Ну что?» Оксана медленно достала деньги.
В понедельник Лера даже не вспомнила про долг. Когда Оксана осторожно напомнила, та всплеснула руками:
— Ой, ну мы же семья! Мы ж не чужие люди, чтобы считать каждую копейку.
Внутри у Оксаны что-то дрогнуло. Слово «семья» стало звучать как кандалы.
Эпизод пятый — «соседи». В среду вечером позвонила соседка из квартиры напротив, строгая Мария Ивановна.
— Дорогуша, — сказала она, — у вас ребёнок по ночам ревёт, собака лает, а теперь ещё какой-то парень курил на лестнице. Я ничего, но порядок-то должен быть.
Оксана извинилась. А ночью долго лежала, глядя в потолок. Витька-слесарь, тот самый молчаливый, утром буркнул у подъезда:
— Так-то ничего, но у вас коммуналка образовалась.
Слова его вонзились, как гвозди.
Попытки «мирно» продолжались. В четверг Оксана предложила Лере и Паше:
— Давайте я помогу вам составить бюджет. Посчитаем расходы, посмотрим, сколько реально нужно на съём.
Лера заулыбалась:
— Оксаночка, ты золото. Только мы не любим рамок, деньги приходят и уходят. Потоки, понимаешь?
Паша поддакнул:
— У нас кэшфлоу.
Оксана услышала «кэшфлоу» и представила, как её силы утекают, как вода в трещину.
В пятницу вечером случилась сцена, после которой Илья впервые сказал жёстко. Лера вернулась с «деловой встречи» в баре и, пока снимала пальто, заявила:
— Мы, наверное, ещё недельку у вас поживём. Нашли классный вариант, но хозяин пока в отпуске.
Илья резко поднялся с дивана.
— Лера. До воскресенья. Мы договаривались.
Лера обиженно округлила глаза:
— Ты меня выставляешь? Родную сестру?
— Я не выставляю, я напоминаю, — ответил он.
Оксана почувствовала, как ей одновременно страшно и облегчённо. Страшно — потому что теперь конфликт открыт, облегчённо — потому что муж наконец встал рядом с ней, а не «между».
Но Лера не сдалась. В субботу утром она устроила сцену за завтраком.
— Ты стала холодной, Оксана, — сказала она, отодвигая тарелку. — Раньше ты была душой компании. Ты что, хочешь, чтобы мы оказались на улице с ребёнком и собакой?
Оксана сжала ложку так, что побелели пальцы. Хотелось закричать: «Я хочу спать в своей квартире и дышать без вашего хаоса!» Но вместо этого она выдавила:
— Я хочу, чтобы мы уважали друг друга.
Паша засмеялся:
— Уважение — штука субъективная.
Вечером пришла Галина Петровна. Она принесла пирог, уселась на кухне и сказала:
— Не могу я спокойно смотреть. Молодым и так трудно. Оксана, ну ты же понимаешь. Пусть поживут ещё немного, а?
— Мама, — вмешался Илья, — у нас свои планы. Мы не тянем.
— Да какие у вас планы? — резко сказала свекровь. — Дети у них маленькие, ответственность у вас — большая.
Слова упали, как камни в воду. Илья отвернулся. Оксана молчала, потому что знала: если сейчас скажет, то уже не остановится.
В воскресенье вечером чемоданы всё ещё стояли в коридоре. Лера ходила по квартире, как хозяйка, раздавая указания Симке и Паше. Оксана смотрела на всё это и чувствовала: её терпение держится на тончайшей ниточке.
И тогда случилось то самое — последняя капля.
Перед сном Лера заглянула на кухню, где Оксана мыла чашки, и, словно между делом, бросила:
— Оксана, погуляй утром с нашей собакой, а то мы рано не сможем завтра встать.
Эта фраза прозвучала так буднично, так уверенно, будто речь шла о чём-то само собой разумеющемся. И в этот момент Оксана поняла: конфликт перешёл точку невозврата.
Утро понедельника началось раньше обычного. Оксана проснулась без будильника — внутри всё дрожало, как натянутая струна. В голове звенела вчерашняя фраза Леры про собаку. «Погуляй утром с нашей собакой…» — будто приговор.
Она накинула куртку, вывела Риззо. Воздух был сырой, пахло апрельской землёй и бензином с набережной. Шла и думала: «Они не собираются уходить. Они меня не слышат. Они не слышат даже Илью».
Возвращаясь, она увидела: Лера с Пашей только что встали. Чика носилась по комнате, оставив мокрое пятно на ковре. Сима хлопала в ладоши.
— Оксана, ты супер! — радостно сказала Лера, заметив поводок в её руке. — Мы так выспались!
Оксана поставила ботинки у порога, молча прошла на кухню и села. Чашка дрожала в руках.
— Я не ваша няня и не выгульщик собак, — наконец сказала она. Голос прозвучал непривычно жёстко. — Сегодня вы собираете вещи.
Тишина накрыла комнату. Даже Сима перестала хлопать. Паша приподнял брови:
— Это ультиматум?
— Это факт, — ответила она. — Мы с Ильёй больше не можем.
Реакция последовала мгновенно. Лера вспыхнула, как спичка.
— Вот оно что! Значит, всё это время ты терпела, копила, а теперь решила вывалить? Оксана, ты лицемерка!
— Нет, — спокойно сказала Оксана. — Я слишком долго старалась быть мягкой.
Паша хмыкнул:
— Ну ты и железная. А мы думали, ты нормальная.
Илья вышел из комнаты, сел рядом с женой. Его ладонь легла на её плечо.
— Мы вместе решили, — сказал он. — До вечера соберитесь.
Лера уставилась на брата.
— Ты против меня? Ты за неё?
— Я за нас, — твёрдо произнёс он.
Лера вскочила, заходила по комнате.
— Вот вы какие… Значит, родная кровь — пустое место? А чужая женщина дороже?
Оксана услышала, как у неё внутри что-то щёлкнуло.
— Я не чужая. Я жена. И я больше не позволю вам жить за наш счёт.
К полудню в квартиру пришла Галина Петровна. Её вызвала Лера.
— Я ничего не понимаю, — свекровь обвела взглядом чемоданы. — Вы что, выставляете детей на улицу?
Оксана встала и впервые посмотрела ей прямо в глаза:
— Мы не выставляем. Мы возвращаем себе дом.
— Да какой дом, — махнула рукой свекровь, — съёмная квартира, какие у вас права?
— Права хозяев. Мы платим за неё.
Свекровь побледнела. Лера тут же вцепилась в её руку:
— Мам, ты видишь? Они нас гонят.
Галина Петровна обернулась к сыну:
— Илья, скажи ты что-нибудь!
Илья ответил коротко:
— Мы устали.
Собирание вещей превратилось в театр. Лера громко вздыхала, Паша ронял предметы нарочно, чтобы все слышали. Сима хныкала: «Не хочу уходить!» — и это било по сердцу Оксаны. Но она стояла, держась за край стола, и не позволяла жалости снова затянуть петлю.
Когда дверь наконец закрылась за чемоданами, в квартире воцарилась тишина. Только Риззо зевнул и улёгся у окна.
Оксана села на диван, прикрыла глаза. Илья обнял её за плечи.
— Молодец, — сказал он.
Она не чувствовала себя молодцом. Она чувствовала пустоту. Будто прошёл ураган.
Но история не закончилась. Вечером позвонил телефон. На экране — Галина Петровна. Оксана ответила.
— Оксана, — голос был холодный, — ты перегнула палку. Лера сейчас у меня в слезах. Ты выгнала семью. Это не забудется.
Оксана молчала, слушая.
— Запомни, — продолжала свекровь, — такие поступки возвращаются.
Трубка щёлкнула.
Оксана сидела в тёмной кухне, слушала тиканье часов и понимала: конфликт только набирает силу.
И где-то внизу, под окнами, вдруг залаяла Чика. Лай становился всё громче, будто напоминание: они рядом, они ещё вернутся.
Оксана погладила Риззо и сказала шёпотом:
— Мы выдержим.
Финал остался открытым. Никто не знал, чем закончится эта история: миром или новой войной. Но ясно было одно — старая жизнь, где Оксана молча терпела, закончилась.
— Квартиру мою решила к рукам прибрать! Леша, ты слышишь, что она говорит твоей маме?