Твоя сестре наглая, если ее не выгнать, то на шею сядет. Выгоняй ее скорее, — требовала от мужа Галя

Галя на работе заполняла таблицу с расходами фитнес-клуба и ловила себя на том, что ставит галочки ровнее, чем обычно. Её жизнь вообще была про ровные галочки: стабильная зарплата, по расписанию оплата коммуналки, аккуратные контейнеры в холодильнике и цветные стикеры на дверце — «молоко до среды», «рыба — сегодня». Она мечтала, чтобы и в браке было так же: ясно, спокойно, договорённости вместо угадываний. Илья казался из той породы людей, что ценят порядок: мягкий, внимательный, умеющий слушать. Но у этого порядка имелась примечательная погрешность — Марина, старшая сестра Ильи.

Сначала Марина казалась Галине ветреной старшекурсницей, которая забежала в их семейную жизнь «на минутку» и всё забывает в прихожей — то шлем от самоката, то экосумку с авокадо, то серый шарф. «Пусть полежит, я потом заберу», — говорила Марина, сжимая в руках кофейный стаканчик и целуя брата в щёку. Она была эффектная — короткая стрижка, яркая помада, громкий смех, будто жила на повышенных оборотах. Галя старательно улыбалась, пододвигала тапочки и делала вид, что не замечает, как взгляд Ильи теплеет на градус, когда Марина появляется в проёме.

Скрытая неприязнь зародилась не в моменте, а в повторе. «Я ненадолго» случалось каждую неделю. То у Марины в мастерской замкнуло проводку, то у неё накрылся ноутбук с клиентской базой («Илюш, у тебя же были те программисты?»), то нужно было «тупо посидеть у вас, потому что дома воняет химией после покраски стен». Галя слушала, кивала и одновременно проводила в голове бухгалтерию: лишний ужин, лишние разговоры до полуночи, лишний шрам на их хрупком распорядке. «Это же сестра», — говорил Илья негромко, и Гале приходилось растягивать улыбку, хотя внутри улыбка уже и так лежала как резинка от волос — растянутой, бесформенной.

В семейном чате, который Марина создала и назвала «Наша ветка», кипела жизнь. Туда летели голосовые от свекрови: «Смотри, как я варю желе из крыжовника!», фотографии кота Марины на подоконнике, скриншоты с акциями супермаркетов — «Илюша, твой любимый сыр по 279!» Галя первое время отвечала аккуратно, присылала вежливые смайлики. Но потом в чат начали падать вопросы, которые звучали как распоряжения: «Илюш, а ты Гале скажи, чтобы не брала ещё один кредит на кухонный комбайн — у меня мастер-класс на носу, надо вложиться в рекламу, покидайте, кто чем может». В тот раз Илья отмалчивался до позднего вечера, а потом, когда Марина написала в личку «ну ты как?», посмотрел на Галю виновато: «Сможем немного помочь? Совсем чуть-чуть, просто стартануть». Сумма «совсем чуть-чуть» оказалась на уровне половины их подушки на отпуск. Галя подчёркнуто спокойно сказала: «Давай оформим как долг и поставим срок». И записала в свою настоящую таблицу: «Марина — 45 000, вернуть до мая».

Марина заняла, поблагодарила и прислала в чат общую сторис: «Мой брат — лучший. Всегда рядом!» Галя заметила, что в сторис не упоминается, что деньги — семейные. «Это же формальность, — успокаивала себя. — Главное, что вернёт». А в голове под строчкой «вернуть до мая» она мысленно приписала «наивность, как вишня на торте».

Весной Илья предложил поставить в прихожей полку — «Маринке негде шлем держать». Галя сглотнула. Хотелось ответить: «Маринке негде шлем держать у себя дома?» Но она сказала: «Давай полку повыше, чтоб детские куртки потом помещались», и, произнося «детские», поймала на себе взгляд Марины. Та улыбнулась слишком широко. «О, мы планируем?» — пела она. Свекровь тут же прислала в чат рецепт от простуд. Тема «детские» зависла в воздухе, как лампа на длинном проводе — свет вроде есть, но дует, и лампа качается, на нервы действует.

Летом Марина запустила в своём Инстаграме «курс по самопрезентации». В первой же трансляции рассказала историю про «одну женщину, которая пыталась контролировать семейный бюджет и тем самым душила инициативного мужчину». Галя, листая, долго не хотела узнавать себя, пока Марина не произнесла: «Она работает в фитнес-клубе, у неё всё по таблицам». И поставила смех в конце. Комментарии одобрительно гудели: «Такая токсичность! Беги, брат!» Галя втыкала вилку в гречку и думала — это мне? Или всем, кто вообще умеет считать?

В тот же вечер Марина приехала «на десять минут». Принесла коробку с полиграфией, разложила на их кухонном столе. «Вы у меня как аналитическая лаборатория, — сказала, — я вам сейчас покажу лендинг». Илья подался вперёд, глаза у него зажглись. Галя сделала чай. Марина наклонилась к брату, горячо зашептала: «Помнишь, как в детстве мы бегали на крышу? Глупые, но счастливые… И никто нам не запрещал мечтать». Слово «никто» повисло под потолком, как та самая лампа. «А сейчас мешают?» — спросила Галя, будто именно её спрашивали. Марина моргнула: «Да нет, Галочка, ты что! Я же люблю твои таблицы». И улыбнулась вежливо, как улыбаются в банке при оформлении кредита.

Осенью они впервые поссорились всерьёз. Марина не вернула долг в срок. Вместо этого она прислала в чат «важно» — фотографию сломанного пресс-волла: «Подвёл подрядчик, всё сорвалось! Илюш, я не могу людям в глаза смотреть». Илья метался, говорил, что не может её бросить. Галя тихо сказала: «Мы не бросаем. Мы хотим, чтобы с нами считались». И предложила: «Давай оформим расписку прямо сейчас, без истории про «потом». Марина вспыхнула: «Вы что, деньги дороже родных? Я вам что — чужая?» Свекровь набрала голосовое: «Галочка, не сердись, Маришка такая впечатлительная, ей сейчас тяжело». Галя отключила звук.

В тот же период в их подъезде запустили инициативу «общий шкаф на первом этаже» — соседи договаривались держать там сезонные вещи, чтобы в квартирах было больше места. Марина, узнав, пришла с двумя коробками — «Это реквизит, пусть у вас постоит, а то у меня съёмка на неделе». Коробки в итоге прописались в их подъездном шкафу на полгода. Сосед Паша, который любил порядок и белые кроссовки, стал косо смотреть на Галин ключ от шкафа: «У вас там что, склад?» Галя вежливо улыбалась и таскала коробки между чужими шапками и скейтами детей Паши.

Зимой Галя простудилась. С температурой она смотрела, как Илья на кухне с Мариной учится «делать продающий рилс». «Надо больше эмоций, — объясняла та, — скажи: меня обманули, а я…» Илья старательно повторял интонацию. Галя лежала в комнате и думала: «Почему меня раздражает не рилс, а то, что он так старается именно для неё?» В голове всплывали слова, которые она никогда бы не сказала вслух — «конкуренция», «внимание», «территория». От этих слов становилось стыдно. Она детально думала о завтрашнем отчёте, пыталась перевести это в числа: «время на Марину — N часов». Но числа не успокаивали — они показывали дефицит.

Потом случилась история с карнизом. Марина попросила Илью «быстренько» помочь ей повесить в студии новый карниз для тканевых фонов. «Мне клиент едет, а кронштейны криво, я вешаю — и всё косится». Илья взял дрель, ушёл «на час». Вернулся под ночь. «Мы ещё немножко планы обговорили», — устало сказал, ставя дрель в угол. Галя отметила про себя, что дрель она купила по своей премии, и в горле встал комок смешной, но сочащейся обиды — будто кто-то пользуется твоей расчёской без спроса. Она ничего не сказала. Ночью проснулась от смс-ки: «Спасибо за Илюшу, он золотой. С тобой ему повезло». И — сердечко. Сердечко было последней соломинкой. Галя встала, выпила воды, посмотрела на свои аккуратные контейнеры в холодильнике. Один был подписан «суп на завтра», другой — «кивисмузи». Она стёрла стикер с надписью «кивисмузи» — и обнаружила под ним другой, старый, с мартовской датой. «Вот, — подумала, — мы тоже где-то «старое» наклеили сверху «нового»».

Весной следующего года у них в отделе уменьшили премии, и Галя с цифрами на экране вдруг ощутила, как сужается коридор возможностей. Она сказала Илье: «Давай отложим отпуск». И услышала: «А у Марины как раз запуск новой студии, без нас она не справится». «Без нас?» — переспросила и сама себя не узнала — голос прозвучал терпеливее, чем она чувствовала. «Ну, без меня, — поправился Илья. — Но вместе же легче». Он произносил это искренне, и в этом была вся сложность — как спорить с искренностью?

В середине апреля Марина придумала «семейный календарь». На стене у свекрови она повесила лист с днями, куда фломастером вписывала «дежурства»: «Илья — помощь со студией в субботу», «Галя — печёт пирог к воскресному чаю», «Мама — созвон с адвокатом по даче», «Папа — отвезти кошку на прививку». Календарь вызвал у родственников восторг: «Как организовано! Какая энергия!» Галя смотрела на клеточки и думала, что её имя там выглядит, как чужая фамилия на чужом конверте. Её не спросили, может ли она. Её просто вписали. Илья, заметив её взгляд, тихо сказал: «Ну это же на пару недель». Пара недель растянулась до июня.

К июню «долг до мая» не вернулся. Марина переводила по тысяче-две и сопровождающий смайлик: «Я на пути!» Галя просила Илью: «Давай поговорим спокойно, отдельно от эмоций. Долг — это долг. И это наше общее». Он кивал: «Да, ты права», — и уходил помогать Мариныным «клиентам». Галя ловила внутренний монолог обид: «Почему наши планы всегда гибче Мариныных? Почему её «срочно» важнее нашего «давно собирались»?» Она пыталась взглянуть со стороны: «Если бы это была не Марина, а друг, разве не помогли бы? Помогли бы». И всё равно заноза сидела.

В конце лета Галя устроила у себя на работе акцию: придумала «тихий час» без музыки в тренажёрном зале для людей, уставших от громких ритмов. Идея зашла клиентам. Её похвалили. Она пришла домой, встала у окна, вдохнула — и почувствовала ту редкую лёгкость, которая появляется, когда хотя бы что-то из твоих решений оказалось значимым. В этот момент пришла Марина — опять «на минутку». «Слушай, — сказала, заглядывая в холодильник, — а можно я в воскресенье приведу пару девчонок? У вас свет классный, кухня минималистичная, мы снимем пару сцен для курса «женская субъектность»». «В воскресенье у нас гости, — ответила Галя. — Коллеги. Я наконец-то их позвала». Марина закатила глаза: «Коллеги? Это ж ты про тех, что на рецепшне тихо сидят? Ну ладно, я быстро. Мы тихо, без шума». «Нет», — сказала Галя. И впервые услышала, как это звучит вслух.

«Нет?» — переспросила Марина, как будто пробовала слово на вкус. «Это же наш дом», — объяснила Галя и удивилась, что голос не дрожит. Илья вошёл в кухню со двора, снял кеды. «Что тут?» — спросил миролюбиво. «Тут «нет», — улыбнулась Марина неизменной помадой, — Галочка сказала «нет». Ну, как знаешь». Она взяла коробку с реквизитом и громко ушла, в коридоре забыв шарф.

Шарф лежал три дня на пуфике в прихожей, как флажок, воткнутый в чужую территорию. И весь этот август прошёл под знаком слова, которое Галя наконец произнесла. Но от этого не стало легче: слово «нет» оказалось началом длинной дороги, на которой табличек «далее будет проще» не было. Она не знала, куда эта дорога приведёт. Пока она лишь записала в своей таблице: «Август — впервые отказала. Реакция — буря впереди».

Осень принесла дожди и запах сырости в подъездах. В их квартире тоже словно завёлся этот запах — не физический, а метафорический: где-то в углу осел осадок, и никакие проветривания его не выветривали. Галя чувствовала: что-то изменилось. После её «нет» Марина перестала так часто приходить, но зато усилила другое оружие — рассказы свекрови.

— Ты знаешь, Галочка, — звонила свекровь по вечерам, — Мариша ведь такая ранимая, она так страдает, что между вами напряжение. А ведь вы могли бы быть как сёстры!

Галя слушала и думала: «Я ведь никогда не хотела вражды. Я хотела просто своё пространство». Но произносила вежливо:

— Я уважаю Марину. Просто у нас с Ильёй есть свои планы.

Свекровь вздыхала театрально:

— Планы, планы… А вот семья — это же не таблица с графиками, Галь. Семья — это когда плечом к плечу.

В этих словах слышался отголосок Марины. Галя уже умела распознавать: какие реплики свекрови — её собственные, а какие подсказаны дочерью.

В ноябре у Гали случилась премьера — её впервые поставили вести корпоративное мероприятие клуба: праздник для постоянных клиентов. Она волновалась, готовила сценарий, репетировала. И вот за день до события звонит Илья:

— Гал, ты не против, если я вечером съезжу к Марине? У неё «форс-мажор»: оператор подвёл, нужно снять маленькое промо.

Галя замерла с листом сценария в руках. «Завтра мой день», — хотелось закричать. Но сказала только:

— Делай, как считаешь нужным.

Вечером она сидела одна с кипой карточек, а Илья вернулся ближе к полуночи — уставший, но какой-то воодушевлённый. «У неё так получается, — говорил он, — атмосфера сразу другая. Я словно опять в детстве, когда мы с Маришкой что-то строили».

Эта фраза больно задела. В её голове звучало: «Со мной атмосфера — скучная? Со мной — таблицы?» Но вслух Галя сказала только:

— Хорошо, что ты помог.

На следующий день праздник прошёл удачно, клиенты хлопали, директор похвалил. А вечером, открыв Инстаграм, Галя увидела у Марины сторис: «Вчера сделали невозможное! Брат — мой главный союзник! Когда рядом свой человек, всё по плечу!» И фото Ильи, держащего светильник.

Галя тогда впервые выключила телефон и ушла спать, не дождавшись мужа.

Декабрь принёс новый виток. Марина устроила «семейный ужин» у себя в студии. Пригласила родителей, Илью и Галю. Галя колебалась, но решила пойти — в конце концов, это не публичная съёмка, а вроде как домашнее событие.

Студия оказалась оформлена как лофт: кирпичные стены, гирлянды, свечи. Марина суетилась, ставила блюда, и всё время бросала фразы с двойным смыслом.

— Галь, ты же у нас хозяйка, нарежь хлеб. У тебя так ровно получается, у меня всегда крошки летят.

Или:

— Илюш, помнишь, как ты всегда выбирал мне костюм на школьный утренник? Вот талант у тебя, разбираться, что женщине идёт.

Родители смеялись, умилялись воспоминаниям. Галя резала хлеб и чувствовала, как в груди накапливается то самое «здесь лишняя».

За столом Марина подняла бокал:

— За то, что мы все вместе, и за то, что у меня есть брат, который никогда не предаст!

Илья покраснел, родители зааплодировали. Галя сделала глоток вина и впервые подумала: «А кто я в этой конструкции? Фигура статиста?»

Под Новый год Марина заняла у них ещё денег. На этот раз — «на печать каталога». Сумма была меньше, но сам факт — болезненный. Галя настояла на расписке. Марина, скривившись, подписала.

— Вы как бухгалтеры из налоговой, — бросила она, — даже между близкими люди так не делают.

Илья пытался сгладить:

— Это формальность, не обижайся.

Марина молчала демонстративно.

Январь выдался тяжёлым. Галя узнала, что беременна. Радость переплелась со страхом: «А как это впишется в наш хаос?» Она решила пока не говорить никому, только Илье. Но когда призналась, он сиял — и через день Марина уже знала.

— Ты представляешь, — звонком сообщала она свекрови, — я скоро стану тётей!

Галя слушала этот восторженный голос и понимала: её новость мгновенно стала «Марининой темой».

Вскоре начались советы:

— Галь, не ешь это, я читала исследования.

— Галь, рожать лучше в центре, где у моей подруги.

— Галь, ребёнку будет полезно, если я буду чаще рядом, ведь у нас с Ильей такая генетика!

Эта последняя фраза прозвучала как приговор. Галя тогда впервые позволила себе жёстко ответить:

— Марина, спасибо, но решение за нами.

Та сделала обиженное лицо:

— Ты меня отталкиваешь.

Илья молчал, переминаясь.

Весной Галя родила сына. И в этот момент границы стерлись окончательно. Марина приходила почти ежедневно — «помочь». Но её помощь выглядела как дирижёрство:

— Держи ребёнка вот так. Нет, не так! Дай я покажу.

— Зачем пелёнки? Надо современные коконы.

— Не носи его на руках так много, избалуешь.

Галя плакала ночами, чувствуя, что теряет уверенность. Её материнство обесценивалось при каждом визите.

В один из вечеров Марина принесла целую коробку «правильных игрушек».

— Я знаю лучше, я же изучала психологию развития, — сказала она.

Галя тогда впервые подняла голос:

— Это мой ребёнок. И наши с Ильёй решения.

Марина вспыхнула:

— Да если бы не я, вы бы утонули в быту!

Илья пытался разнять:

— Девочки, тише…

Но было поздно. Конфликт стал явным.

К лету Галя решила: она больше не будет молчать. Но как именно действовать — она не знала. Марина умела выставлять себя жертвой так, что все верили. А Илья… он словно жил между двух огней и надеялся, что всё само рассосётся.

В августе произошла сцена, после которой стало ясно: «само» не рассосётся.

Галя возвращалась домой с коляской. На лестничной площадке стояли коробки — те самые, что Марина «ненадолго» оставляла в их шкафу. И на этих коробках сидела сама Марина с телефоном. Увидев Галю, она весело сказала:

— О, я поджидаю брата. Мы решили, что он поживёт пару недель у меня, поможет с ремонтом.

Галя остолбенела:

— А я? Мы? Ребёнок?

— Ну ты же понимаешь, — ответила Марина, — ремонт — это форс-мажор. А у тебя здесь мама помогает.

В груди у Гали что-то перевернулось. Она поняла: борьба вошла в открытую фазу.

Сентябрь начался с тихого шока. Илья действительно несколько вечеров подряд ночевал у Марины. Он объяснял:

— Там пыль, грязь, рабочие. Она одна не справится. Я ж недолго.

Галя слушала и видела — он искренне считает это оправданием. Но в ней закипало: «Мы с ребёнком — не справляемся? Нам кто-то помогает ночами, когда он кричит? Или здесь ремонт проще, чем укачивание?»

Всё это время Марина выставляла сторис: «С братом всё по плечу. Вот кто настоящий мужчина!» Смайлы, сердечки, фото со шпателем. Подписчики писали: «Какая у вас команда!». Галя чувствовала, что её как будто вычеркнули из этой «команды».

К октябрю ситуация дошла до абсурда. Марина настояла, чтобы семейное празднование дня рождения свекрови проходило у неё в студии. Галя возражала: с младенцем это неудобно, но Илья сказал:

— Мамина мечта — чтобы мы были все вместе.

На празднике Марина развернулась на полную. Она рассадила всех за стол, раздавала указания, рассказывала истории. В какой-то момент она подняла бокал и произнесла:

— Вот гляньте, как повезло нашей семье. У меня есть брат, который всегда рядом. А у него — жена, которая терпит мои авантюры.

Все засмеялись, кроме Гали. Её словно ударило словом «терпит». Она сжала вилку так, что побелели пальцы.

В ноябре Галя решила действовать иначе. Она пригласила к себе в гости своих родителей, коллег и пару подруг. Дом наполнился смехом, запахом пирога, и впервые за долгое время Галя почувствовала, что это — её пространство. Но ровно в середине вечера позвонила Марина:

— Мы тут с Ильёй у подъезда. У меня важная новость, пустите нас на пять минут.

Галя замерла. Все взгляды были на ней. Она сказала:

— У нас гости. Сегодня — нет.

И повесила трубку.

Сердце колотилось, но она впервые ощутила твёрдость. Подруги поддержали: «Молодец». Но через час позвонила свекровь:

— Галочка, ну зачем так резко? Мариша плачет, говорит, что её выгнали.

Галя смотрела на спящего сына и понимала: слово «резко» теперь будет клеймом.

Зимой напряжение стало невыносимым. Марина уже не просила, а требовала. В чате писала: «Илюш, ты обещал, что всегда будешь рядом. Или семья для тебя пустой звук?»

Илья метался. Иногда он пытался поговорить с Галей:

— Может, мы просто неправильно к ней относимся? Ей тяжело.

— А нам легко? — спрашивала Галя.

Он опускал глаза.

К весне Галя решилась на серьёзный разговор. Она дождалась вечера, когда Марина снова пришла «на минутку» и устроилась на их диване.

— Марина, — сказала Галя твёрдо, — у нас семья. У нас ребёнок. Нам нужно пространство. Ты должна жить своей жизнью.

Марина приподняла бровь:

— Ты хочешь убрать меня из жизни брата? Ты думаешь, это у тебя получится?

Илья в этот момент вошёл с кухни с кружкой чая и застыл между ними, как школьник, пойманный на шалости.

— Я не убираю, — сказала Галя. — Я устанавливаю границы.

— Границы? — Марина рассмеялась. — А если бы мама установила границы, ты бы мужа не встретила. Ты ведь живёшь в нашей семье, Галь. Не забывай.

Эти слова прозвучали так, будто её права на жизнь здесь условны.

Развязка наступила в мае.

Марина снова попросила денег — теперь уже «на аренду площадки». Сумма была крупной. Галя сказала твёрдо:

— Нет. Больше никаких займов.

Марина устроила скандал прямо в их квартире. Кричала, что Галя разрушает семью, что из-за неё брат становится чужим, что «деньги для близких — это святое».

Илья пытался успокоить обеих, но в какой-то момент Галя не выдержала. Она повернулась к мужу и впервые сказала вслух то, что копилось годами:

— Твоя сестра наглая, если её не выгнать, то на шею сядет. Выгоняй её скорее, — требовала от мужа Галя.

В комнате повисла тишина. Марина побледнела, потом хлопнула дверью и ушла.

Илья остался стоять посреди комнаты, с кружкой в руке, будто не знал, куда её поставить.

— Ты серьёзно? — тихо спросил он.

— Абсолютно, — ответила Галя. — Либо мы семья, либо мы навсегда втроём, но тогда без меня.

Он молчал. Сын в соседней комнате заплакал. Галя пошла к нему, не дожидаясь ответа.

А Илья так и остался стоять в коридоре — разрываемый между двумя женщинами.

Финал оставался висеть в воздухе: сделает ли он выбор? Или всё продолжится по кругу?

Жми «Нравится» и получай только лучшие посты в Facebook ↓

Добавить комментарий

;-) :| :x :twisted: :smile: :shock: :sad: :roll: :razz: :oops: :o :mrgreen: :lol: :idea: :grin: :evil: :cry: :cool: :arrow: :???: :?: :!:

Твоя сестре наглая, если ее не выгнать, то на шею сядет. Выгоняй ее скорее, — требовала от мужа Галя