Где собралась жить у нас твоя мать, если мы живем в однушке, - удивленно спросил муж у Ирины

Андрей привык считать квадратные метры как другие считают калории. С утра — шаг в кухню, два шага — уже в прихожей, ещё полшага — и ты внезапно в гостиной, которая вечером превращается в спальню. Однушка на пятом этаже с видом на серый двор и детскую площадку — не мечта, но своя, с ипотекой, платёж по которой падал на карту каждый двадцать восьмой: тридцать восемь тысяч ровно, как метроном. Он приводил этот факт как успокоительное: «Своё — значит, не прогонят».

В день, когда Галина Петровна появилась с чемоданом, тёмно-синим, как служебная папка, Ирина сказала: «На пару недель. У неё там с жильём сложности». Андрей кивнул — «пара недель» звучала безопасно. Вечером он уложил Мишку — шестилетний сын отрабатывал в садике танец под барабан, дома стучал каблуками по ламинату, — а сам слушал, как на кухне шуршит новая хозяйка.

— У вас вытяжка, как декоративная, — сказала Галина Петровна, приподняв подбородок. — Работает, а толку никакого. Жир копится на шкафах.

— Я помою, — отозвался Андрей и перехватил взгляд Ирины: «не спорь».

Первые замечания выглядели как нотации ради пользы. Сахар вреден, соль вреднее, полотенца сушить так нельзя, иначе будет запах. Андрей ловил себя на том, что старается ступать мягче. Он работал продакт-менеджером в небольшой IT-компании, половину времени из дома, и вдруг понял: дома стало сложнее говорить голосом совещания. Как будто чужой микрофон.

Ночью он проснулся от шелеста пакетов. В кухне Галина Петровна распаковывала свои банки: гречка, овсянка, сушёные яблоки, каркаде. Банки были подписаны аккуратным почерком: «Гречка 1», «Сахар», «Лекарства». На последней лежал электронный тонометр.

— Давление скачет, — сказала она, не отрываясь. — Я ещё в маршрутке почувствовала. Вы, Андрей, неглупый, поймёте. Когда у человека давление, ему трудно и о жилье, и о продуктах думать.

Андрей решил не углубляться. На кухонном столе появилась записка: «Купить завтра: кефир, рыбу, гречку, бананы. Чеки хранить». Ирина сказала, что это временно — мама считает, что так экономнее.

Экономнее оказалось спорным. В тот же день Галина Петровна перестроила холодильник: Андреев любимый сыр переехал на дальнюю полку, туда, где свет редко добирается; в дверце выросла колония баночек с витаминами. Перед ужином она скрупулёзно записала в блокнот цены. Андрей смотрел, как скользит её ручка: «Кефир — 89, рыба — 399, булка — 45 (лишнее)». Скобка «лишнее» как будто поставила печать на его аппетите.

— Я булку для Миши, — возразил он.

— Мише вечером сладкое нельзя. Потом у него энергичность, а вас слушаться не будет, — мягко сказала Галина Петровна так, будто отрезала пухлую ленту. — Да и зубы.

Ирина, вернувшись поздно — у неё с начала весны давали подработку: вести корпоративные странички малого бизнеса, — вяло обняла мужа, щекой к его плечу.

— Потерпи, — прошептала. — У мамы хозяйка квартиры подняла плату. Она ищет другой вариант. Недели две-три.

Андрей открыл банковское приложение. Зарплата пришла, платежи списались: ипотека, садик — 4 800 в месяц, секция по робототехнике — ещё 2 500, мобильная связь, интернет, кредитка с остатком на прошлогодний ноутбук Ирины. В колонке «План» у него всё стояло как шпалеры, прямыми линиями. «Две-три недели», подумал он. Влезет.

На следующее утро он обнаружил, что их сушилка под бельё переставлена к окну. На подоконнике лежали чьи-то бусы — не старинные, абстрактные, пластиковые, но с тяжёлым замком. Над сушилкой висела записка: «Бельё не класть на радиатор — портится ткань». От записок запахло комсомольским собранием.

Галина Петровна быстро находила точки, которые казались ей неправильными. Почему щётка для пола стоит в углу — засоряются щетинки. Почему мультиварка на столе — выглядит неряшливо. Почему Миша смотрит мультики по воскресеньям — потом плохо ест. Искренне удивлялась: «Ирина, как ты так могла жить?»

Ирина уходила всё чаще: то встреча с заказчиком, то «надо купить бумагу, взвесить шрифты»; возвращалась поздно, приносила сумку с чем-то шуршащим, а дома уже стоял чай на столе — тот самый каркаде, вяжущий язык, как незнакомая формальность.

Андрей пытался интегрировать тёщу в свои маршруты. Предложил свозить её оформить льготы на лекарства, записать в поликлинику, сменить прикрепление — чтобы она чувствовала себя увереннее и быстрее уехала. Она улыбнулась: «Сынок, вылечить давление — это не в бумагах вопрос. Мне бы спокойствия». И кивком обозначила их маленькую кухню — как будто ей тесно именно оттого, что тут дух неспокойный.

Днём, пока он проводил стендап в Zoom, Галина Петровна появилась в кадре, как кошка на клавиатуре.

— А у вас кофе какой? — спросила она то ли у него, то ли у собеседников.

Коллега Денис прыснул в микрофон; Андрей отключил видео и, как можно вежливее, попросил «не заходить пару часов, у меня совещания». Она обиженно сдвинула брови:

— Я тоже работаю — создаю вам нормальные условия.

К вечеру обнаружилось, что «нормальные условия» включали перестановку. Диван, на котором они спали с Ириной, отодвинут к другой стене: «так свободнее». Андрей почувствовал странную пустоту — как будто у него забрали не мебель, а ориентир. Телевизор стоял под другим углом, кабель натянулся как струна. На тумбе исчез его маленький ящик с инструментами — тот самый, который он бережно собирал: биты, уровень, рулетка, насадки. Нашёлся под ванной, в полиэтиленовом пакете с моющими средствами.

— Я протирала полку, — объяснила Галина Петровна. — У вас там всё как на складе: мужской уголок, хаос. Разложила.

Он решил промолчать, но внутри шелестела бумага: его инструменты — он покупал их по одной позиции из зарплаты, выбирал по обзорам, потому что не любит брать у соседа. И теперь жужжало: «не твоё».

На выходных к ним заглянул сосед дядя Саша, полноватый с добрым лицом, в сланцах поверх носков.

— Сынок, тебе посылка пришла к нам, курьер перепутал, — протянул он небольшую коробку. — А у вас тут… гости?

— Мама Ирины, — сказал Андрей. — Временно.

Галина Петровна тут же ожила:

— Здравствуйте. Скажите, у вас мусоропровод работает? А то что-то запах.

— Да вроде… — смутился дядя Саша. — Я пакетик вниз унесу.

Вечером Андрей открыл коробку — внутри оказался новый маршрутизатор, он давно собирался заменить старый. Пока крутил в руках, Галина Петровна спросила:

— Это дорого?

— Около четырёх тысяч, — ответил он, не подумав.

— Четыре тысячи на коробочку с лампочками, — сказала она так, словно говорила с телеведущим. — А на лекарства мне сегодня кто заплатил? Ирина денежку перевела, спасибо доченьке. Но, Андрей, вы же мужчина… Не обижайтесь, я прямой человек. У каждого свои приоритеты.

Ирина посмотрела на мужа, как на лёд, на который лучше не наступать.

— Мы всем поможем, мам, — сказала она быстро, будто погасила спичку. — Андрей, давай завтра настроим, а сегодня… давай без.

Ночью Андрей не мог уснуть. Переворачивал в голове табличку с расходами. Прикидывал: если на лекарства ежемесячно уходить будет ещё пять-шесть тысяч — можно срезать с развлечений, забыть про отпуск, отложить покупку зимней одежды. Он делал это не потому, что жаден — потому что считал себя выступающим на канате, натянутом между «своё жильё» и «семья в порядке». И вдруг канат дрогнул: он заметил в телефоне сообщение от банка — списание двух тысяч с его карты в дневное время, когда он был на совещании. Подписка на «здоровое питание» — то самое приложение, которое рекламировала Ирина в своём блоге. Оформлено на его карту.

— Ира? — спросил он у стены.

— Мам попросила, — прошептала Ирина, — я позже переведу. Она там лекции слушает, как давление снижать без таблеток.

Андрей закрыл глаза. Лектор с экрана, который помогает чужим людям снижать давление, повышал его собственное.

Через неделю стало понятно, что «пара недель» растягивается. Галина Петровна, как сметливая хозяйка, стала оставлять в чате семейном голосовые сообщения, густые, как кисель: «Ирочка, у вас мыло хозяйственное есть? Андрей сказал, что он не пользуется, а белью-то оно нужно». Или: «Мишенька такой подвижный мальчик, но нужно бы ему занятия поменять, робототехника не даёт ему эмоций». Иногда она запиналась на слове «Андрей», заменяя на «зять».

Днём Андрей спустился к мусоропроводу и столкнулся с Денисом, коллегой из соседнего подъезда — тот зашёл за зарядкой, которую одалживал.

— Чё с лицом? — спросил Денис.

— Ничего, — сказал Андрей. — Просто в однушке стало трое взрослых и один барабанщик.

Денис изобразил сочувствие бровями:

— Может, снимешь кой-какое пространство в антикафе? Поработаешь там. Я так делал, когда племянник жил у нас. И, Андрюх, ставь границы. Без грубостей, формально. Иначе через месяц ты будешь жить по чьему-то расписанию, не по своему.

Андрей кивнул. Вечером он попытался.

— Галина Петровна, давайте так: кухня с десяти до двух — мой кабинет. Просто физически, чтобы совещания.

— А я где? — её голос не поднялся, но прохладой повеяло. — На лестничной площадке?

— В комнате, — вмешалась Ирина. — Мам, мы же договаривались, что у Андрея работа.

— Работа, — повторила Галина Петровна, как слово из чужого языка. — А у меня жизнь.

И переставила его маршрутизатор обратно в коробку: «чтоб лампочки не мигали в глаза».

К концу второй недели она позвонила кому-то из родственников в громкой связи. Имя «Лёля» всплыло, как рыбка.

— Лёлечка, у них неплохо, но тесно. Я-то ничего, я прижмусь, я всегда умею. Но ты знаешь, молодые… У них приоритеты другие: у него интернет, у неё блоги. Ирония судьбы, да.

Андрей вышел на балкон, где на табурете лежала его рулетка, уже с новым изгибом. Внизу шуршали листья. Двор был обычный: лавочка с бабушками, подростки в капюшонах, крики «пасуй». Он закурил — впервые за несколько лет, хотя давно бросил. Вкус табака был чужим, как будто он взял в рот не свою фразу.

Вечером Ирина сказала:

— Мам нашла вариант. Но маленький. И дорогой. Она говорит… может, месяц-другой у нас. Сэкономить, посмотреть.

Андрей услышал знакомое «сэкономить» и понял: впереди — долгий поход по узкому коридору. Он ещё надеялся, что из коридора есть двери. Ему казалось, он ещё может их держать приоткрытыми. Но в щели уже виднелся блокнот с ценами. И круглая банка «Лекарства». И взгляд, которым измеряют чужую квартиру, как шкаф в магазине: «Подойдёт — не подойдёт».

Когда Галина Петровна принесла в дом пластиковую этажерку с надписью «для белья и мелочей», Андрей понял: временность кончилась. Этажерка стояла у кровати, рядом с её чемоданом, который теперь раскрылся и жил своей жизнью — внутри аккуратно лежали халаты, лекарства, полотенца. На верхней полке — две рамки: фото Ирины в школьной форме и снимок Миши, где он в колпаке пирата.

— Чтобы уютнее было, — пояснила она, заметив, как Андрей застыл. — Дом — это ведь когда свои вещи на местах.

Он не ответил. Потому что это и был его страх — что «свои вещи» определяются не хозяином, а тем, кто ставит этажерку.

Дни текли, как густой мёд, в котором вязнут звуки. Миша стал тише, перестал гонять машинки по полу. Он словно понял, что громкие игры вызывают комментарии: «А теперь хватит шуметь», «Мишенька, не надо по ковру, он новый», «Вечером соседи снизу жалуются».

Ирина утром уезжала по делам, вечером возвращалась с усталостью, с тем голосом, который звучит на автопилоте:

— Мам, ты поела? Андрей, выключи свет в прихожей, пожалуйста.

Ирина жила между двумя «пожалуйста».

Андрей жил между стен.

Однажды он пришёл домой раньше обычного — совещание отменили. В квартире пахло картошкой и варёным луком. На плите шипела сковородка, Галина Петровна разговаривала по телефону:

— Да-да, Лёля. Ну а что делать? Я ведь не из камня. Дочка моя хорошая, но её муж — экономист, наверное, только считает, не чувствует. Да, свою мать не позвал бы жить — гордость мешает. А я не гордая.

Андрей стоял в коридоре и слушал. Пальцы сжались в кулак, ноготь врезался в ладонь. Он почувствовал странное ощущение: будто он гость на собственной кухне.

Он зашёл, нарочито спокойно:

— Я дома.

Галина Петровна обернулась, улыбнулась — но в улыбке было что-то натянутое:

— Андрей, мы тут с подругой болтаем, не мешаю?

— Нет. Просто слышал, как вы про меня… экономиста. Я ведь не экономист, я продакт-менеджер.

— А, — кивнула она, — ну это одно и то же. Главное, чтобы мужчина был хозяйственный.

Он сел за стол. На нём стояли три тарелки — для всех. Третья, Андреева, уже остывала.

— Я вас жду каждый день к шести, — сказала она мягко, но с подтекстом. — Ужинать надо вместе. Семья ведь.

Андрей кивнул. Внутри же всё клокотало — он никогда не ужинал в шесть, потому что в это время у него обычно звонки с офисом.

— Хорошо, — сказал он. — Только у меня работа, я не всегда могу ровно в шесть.

— Работа, работа, — вздохнула Галина Петровна. — А здоровье? А сын? Вы бы хоть с ним позанимались вечером. Не всё ж эти компьютеры.

Он не стал объяснять, что занимается — и математикой, и сборкой конструкторов, и что Миша обожает эти часы. Потому что спорить с Галины Петровной было всё равно что пытаться закрыть окно во время урагана — оно захлопнется только тогда, когда ей надо.

Через неделю в почтовом ящике появилась квитанция — плата за коммуналку. Андрей положил её на стол, достал калькулятор, привычно стал делить на всех троих.

— Ой, а я ведь не прописана, — сказала Галина Петровна, проходя мимо. — Мне не положено участвовать.

— Но вы же живёте, пользуетесь водой, электричеством…

— Андрей, не начинайте, — вмешалась Ирина. — Мама помогает нам продуктами.

— Продуктами, которые я оплачиваю, — сказал он тихо, но ясно.

Повисла пауза. В ней звенели ложки, стук холодильника и короткий вдох Ирины.

— Всё, хватит, — сказала она. — Не будем считать копейки.

Он хотел сказать: «Это не копейки, это система», но промолчал.

Вскоре к ним зачастила соседка тётя Валя — полноватая, вечно в цветастом халате. Её с Галиной Петровной быстро сблизило общее увлечение обсуждением.

— А зять у вас серьёзный, — сказала как-то Валя. — Не улыбчивый.

— Он у меня рациональный, — с оттенком гордости ответила Галина Петровна. — Всё по пунктам. Хотя, конечно, иногда женщинам от таких трудно. У них сердце считает по-другому.

Обе понимающе хихикнули. Андрей проходил мимо, сделал вид, что не слышит.

Он всё чаще задерживался после работы, пил кофе в соседнем кафе, сидел у окна, слушал, как за стеклом проходит жизнь, в которой нет этажерок и блокнотов с ценами. Иногда писал Ирине сообщения:

«Поздно закончу, не жди ужин».

Она отвечала коротко:

«Хорошо. Мама переживает».

Переживает — это было новое слово, которым теперь измерялась их семья.

Однажды вечером Галина Петровна принесла планшет.

— Смотрите, Андрей, я тут нашла интересное. Программа — «Трансформация пространства». Показывает, как можно оптимизировать жильё. У нас ведь можно сделать зону для меня — ширму, диванчик… Я уже приценилась к складным вариантам.

— Зону для вас? — переспросил он, не сразу поняв. — Но… это же однушка.

— А я немного, — улыбнулась она. — Я и в пансионате-то вчетвером жила. Главное — порядок.

Ирина замерла, будто не знала, что сказать. Потом осторожно:

— Мам, ну пока же не нужно.

— Пока, да, — ответила та. — Но ведь жить надо с перспективой.

После этого Андрей долго сидел в ванной, смотрел на кафель и слушал, как за стеной гудит телевизор. Казалось, стены стали тоньше. Он понимал: если он сейчас промолчит, то «пока» превратится в «навсегда».

В субботу Галина Петровна решила устроить генеральную уборку. Подняла шторы, переставила мебель, достала из антресолей старые вещи. Андрей пытался отшутиться:

— Может, не будем всё перетряхивать?

— У меня силы сегодня есть, — сказала она. — Завтра могут не быть.

К вечеру квартира напоминала склад: вещи из шкафов лежали на кровати, на стуле, на полу. Среди них — коробка с документами на квартиру и ипотеку.

— А это что? — спросила Галина Петровна, вытаскивая из коробки папку.

— Документы, — ответил он сухо.

— Ой, ну я просто посмотрю. Интересно, на кого оформлено.

— На нас с Ириной, — сказал он, вытягивая папку из её рук.

Она не отпустила сразу. Посмотрела прямо в глаза:

— Правильно сделали, что на двоих. А то всякое бывает.

Эти слова повисли, как холодная тень.

Позже, когда они с Ириной остались наедине, он тихо спросил:

— Тебе не кажется, что мама себя тут ведёт как дома?

— Она устала, Андрюш. И потом… ты мог бы быть мягче. Она же не навсегда.

— Это «не навсегда» длится уже третий месяц.

Ирина отвела взгляд.

— Ей негде жить.

— И нам скоро будет негде, если так пойдёт.

Она вздохнула:

— Ты просто не любишь мою маму.

Он хотел возразить, но понял — это ловушка. Любить и соглашаться с каждым действием — разные вещи, но для Ирины это было одно и то же.

Через несколько дней пришла новость: Галина Петровна продала свой дачный участок.

— Там всё равно всё гниёт, — объяснила она. — А деньги пусть работают.

Ирина оживилась:

— Мам, это же здорово! Купишь что-то маленькое себе?

— Пока нет. Надо подумать. Сначала посмотрю, как у вас дела. Может, вложусь в ремонт. Я ведь тоже в этой квартире живу.

Слово «тоже» пронзило Андрея. Оно звучало как заявление права.

Он вдруг вспомнил слова Дениса: «Ставь границы». Но как их ставить, если человек уже сидит внутри твоей крепости и спокойно перекрашивает флаг?

Тем вечером он долго не мог заснуть. Рядом спала Ирина, уткнувшись лицом в подушку. На кухне тихо гудил холодильник. Андрей вышел и заметил: на столе лежит листок.

План расходов (предварительно)

Электричество — 1500
Продукты — 12000
Лекарства — 5000
Интернет — убрать тариф, слишком дорогой
Ремонт кухни — 40000 (при наличии средств)

Подпись: Г.П.

Он стоял, держа листок, и чувствовал, как уходит почва. Ему хотелось засмеяться, но смех застрял.

Тогда он взял ручку и рядом приписал:

Вернуть границы — бесценно.

Потом положил листок обратно, аккуратно, чтобы никто не заметил.

На следующий день, когда он вернулся с работы, Галина Петровна сидела за ноутбуком и разговаривала с каким-то агентом по недвижимости.

— Да, квартира уютная, — говорила она. — Однушка, но очень светлая. В перспективном районе. Да, собственники — молодая семья, мои близкие.

Андрей застыл в дверях.

— Вы что делаете?

— Консультируюсь, — спокойно ответила она. — Просто узнать цену. Надо же понимать, сколько стоит ваша квартира. Вдруг пригодится.

— Нам?

— Ну а кому же ещё.

Он ушёл в ванную и включил воду, чтобы не слышать. Брызги били в кафель, как злость. Он впервые почувствовал — это уже не женщина в гостях. Это человек, который пробует замок на твоей двери.

Через неделю Ирина сказала:

— Мам думает купить себе комнату, но ей не хватает. Она просит занять немного, потом вернёт.

— Сколько — «немного»?

— Триста тысяч.

— У нас нет таких денег.

— Она же потом отдаст.

— А если нет?

— Ну и что тогда, Андрей? Это же мама.

Он посмотрел на неё долго. Потом тихо сказал:

— А я кто?

Ирина не ответила.

К осени Галина Петровна начала намекать, что Мише нужен «мужской пример» другой — «спокойный, без вспышек». Ирина, устав от их споров, всё чаще ночевала у подруги, объясняя это «работой». Андрей перестал ждать объяснений. Он просто жил, как в чужой квартире, и ждал момента, когда можно будет дышать без чьих-то взглядов в затылок.

Но воздух не приходил.

Однажды вечером Галина Петровна сказала:

— Я решила: сниму комнату рядом, чтобы помогать вам. Не хочу быть обузой.

Андрей впервые почувствовал, что в её голосе что-то новое — будто в нём появилась трещина.

— Это хорошее решение, — сказал он спокойно.

Она кивнула.

А потом добавила, как бы невзначай:

— Только я вещи пока оставлю здесь, на первое время. Ты ведь не против, Андрей?

Он посмотрел на этажерку, на банки, на рамки, на папку с надписью «Лекарства».

И понял, что финала, которого он ждал, не будет. Будет продолжение — другое, хитрое, растянутое.

Он ещё не знал, что на следующий день Ирина принесёт новость, после которой всё окончательно перевернётся.

— Мам нашла вариант. — Голос у неё дрожал. — Только временно… Она хочет, чтобы мы пожили вместе — все. Там, говорит, места больше.

— Все? — переспросил Андрей.

— Ну да. Ты, я, Миша… и мама.

Он тогда ничего не ответил. Лишь тихо сел и долго смотрел в окно. За окном дождь стучал по подоконнику, будто отбивал ритм его мыслей: ещё немного, и дом станет не твоим.

Он не знал, как сказать, что жить втроём было тесно, а вчетвером — невозможно.

Но скоро это пришлось сказать.

Новость о переезде в «просторную квартиру» пришла как гроза среди ясного неба. Ирина сказала это между делом, будто речь шла о покупке новых штор.

— Мам нашла вариант. Двушка на Водном, говорит, недорого. Хозяйка уезжает на полгода, можно снять.

Андрей слушал молча, но внутри шевельнулось старое чувство — тревога, как фон.

— Мы-то зачем туда? У нас ипотека, свой дом.

— Мам говорит, это временно. — Ирина избегала его взгляда. — Здесь тесно, ты сам говорил. А там — Мише отдельная комната, мама поможет по хозяйству, я смогу больше работать.

«Тесно», подумал он. Тесно — от слов, от планов, от её уверенности, что мама — решение, а не причина.

— Ира, — сказал он тихо. — Ты понимаешь, что если мы поедем, то назад уже не вернёмся?

— Почему? — искренне удивилась она. — Это же всего на полгода.

Андрей знал: всего на полгода — те самые слова, с которых всё началось.

Переезд случился стремительно. Галина Петровна организовала всё, как операцию. Составила список вещей, вызвала машину, распределила обязанности.

— Андрей, ты коробки с техникой. Ира, ты — одежду. Миша — свои игрушки. Остальное я сама.

Он хотел сказать, что не нужно ей «самой», но потом вспомнил — бесполезно. Когда Галина Петровна брала ситуацию в руки, сопротивление только добавляло ей энергии.

Квартира на Водном оказалась типовой двушкой в панельном доме. Светлая, но с запахом старой мебели и выцветшими занавесками. На кухне — газовая плита с пожелтевшими ручками, на стене — часы, которые тикали громко, будто напоминали о долгах.

— Уютно, правда? — спросила Галина Петровна. — Я уже вижу, где кто будет жить.

Она показала, не спрашивая:

— Вот комната Мишеньки, там светло. А здесь — вы с Ириной. Я возьму маленькую. Мне много не нужно.

Андрей осмотрелся. «Маленькая» оказалась проходной, но через неё вела дверь на балкон. Уже вечером он понял, что балкон — теперь её владение. Там стояли сушилка, баночки, кресло. И на табурете — блокнот.

Первые дни он ещё пытался убедить себя, что всё к лучшему. Просторнее, тише. Но Галина Петровна не упускала ни мелочи.

— Андрей, газ нельзя включать так резко. —

— Андрей, полотенца в ванной нужно повесить аккуратнее, они мнутся. —

— Андрей, а зачем тебе столько инструментов? Мы же не в мастерской живём. —

Она даже придумала систему расписаний: когда кто готовит, когда купается, когда убирает.

— Я просто упорядочила жизнь, — сказала она, вручая листок. — Так меньше конфликтов.

Он посмотрел: напротив его имени стояло «кухня — среда, пятница, ужин после шести». Против её — «ежедневно завтрак и порядок».

— А Ирина? — спросил он.

— У неё гибкий график, — пояснила Галина Петровна. — Девочке тяжело, я не хочу её нагружать.

Он засмеялся — впервые за долгое время, но смех был безрадостный.

Шло время. Ирина почти всё время проводила вне дома — работа, встречи, подработки. Миша привык засыпать под тихий шёпот бабушки.

— Мам, а папа когда домой придёт?

— Позже, Мишенька, у него работа.

Иногда Андрей действительно задерживался. Иногда просто сидел в машине у дома и смотрел на окна — на второе слева, где мерцал телевизор.

Он всё чаще думал, что живёт в чужом спектакле, где роли давно распределены, и его персонаж — лишний.

Однажды вечером он вернулся раньше. В кухне — голоса. Ирина и Галина Петровна.

— Мам, я устала, правда. Он постоянно что-то требует, недоволен.

— Иринка, ты просто мягкая. Мужчинам надо показывать границы. А если не слушает — значит, не дорожит.

— Но он не плохой… просто замкнулся.

— Замкнулся — потому что привык всё контролировать. Ему кажется, что без него ничего не будет. А ты вспомни, кто дом держит. Кто с Мишей? Кто еду готовит? Кто экономит?

— Мам, ну хватит, я не хочу ссор.

— Ты не хочешь, а он уже делает, что хочет. Сегодня, кстати, звонила хозяйка квартиры — нужно внести оплату за следующий месяц. Я перевела, чтобы не было задержки. Потом Андрей отдаст, когда сможет.

Он вошёл тихо, чтобы не вспугнуть их иллюзию.

— Я не смогу отдать, Галина Петровна. Я не просил вас платить.

— Но ведь нужно, — сказала она, будто это очевидно. — Вы же мужчина.

— И именно поэтому я должен решать, на что уходят деньги.

Ирина шагнула к нему:

— Андрюша, не начинай, пожалуйста. Мам просто помогла.

— Она не помогла, она купила ещё один крючок, на который повесит нас всех.

Галина Петровна вскинула брови:

— Какие слова. Ты стал нервный. Может, таблетки попить?

Андрей почувствовал, как внутри что-то обрывается. Сил смеяться уже не было. Он просто прошёл в комнату и закрыл дверь.

Через неделю он узнал, что Галина Петровна прописала временную регистрацию в этой квартире — «для порядка». Ирина объяснила:

— Мам сказала, это формальность. Чтобы оплату коммуналки делать проще.

— Формальность, — повторил он, чувствуя, как слова становятся тяжёлыми. — А договор аренды на кого оформлен?

— На маму, — тихо ответила Ирина. — Хозяйка её подругина знакомая, ей так удобнее.

Он засмеялся. Долго, глухо.

— То есть мы живём в квартире, где даже не мы жильцы?

Ирина заплакала. Галина Петровна пришла из кухни, вздохнула:

— Андрей, ты доволен? Девушка в слезах. Всё тебе не так. А ведь у тебя хорошая семья.

Он посмотрел на обеих — жену, которая плакала, и тёщу, которая спокойно наливала чай. И понял, что устал быть хорошим.

Через несколько дней он собрал чемодан. Не сказал ничего. Просто сложил вещи, взял ноутбук, документы. Ирина стояла у двери, побледневшая.

— Куда ты?

— К себе.

— Но… куда именно?

— Не знаю. Пока просто — к себе.

— Андрей, подожди, не делай глупостей. Мам переживёт, если ты извинишься.

Он повернулся:

— За что? Что дышу без разрешения?

Галина Петровна выглянула из кухни.

— Молодой человек, а что это за тон? Я вам ничего плохого не сделала.

Он улыбнулся устало:

— Нет, вы просто сделали всё по-своему.

И вышел.

Прошло две недели. Ирина звонила несколько раз, писала сообщения. «Мишка скучает». «Мама заболела». «Может, приедешь, поговорим?» Он не отвечал.

Жил в маленькой съёмной студии, спал на раскладушке, ел пиццу, работал. Сначала было странно — тишина, без комментариев и расписаний. Потом стало легко.

Но однажды вечером позвонила тётя Валя, соседка.

— Андрюша, привет. Слушай, а что у вас там с Галиной Петровной? Она всем сказала, что вы собираетесь снимать большую квартиру на троих. С твоей зарплатой-то!

Он замолчал.

— Снимать?

— Ну да. Она всем рассказывает, что ты наконец согласился. Что с января переезжаете в новостройку.

Он отключил телефон и сел. Внутри снова зашевелилось то самое чувство — тревога, липкая, как смола.

На следующий день он поехал к Ирине. Дверь открыла Галина Петровна.

— Андрей! Вот и ты. Проходи. Мы как раз обсуждаем будущее.

На столе лежали планы новой квартиры, объявления о съёме.

— Я ничего не обсуждаю, — сказал он спокойно. — И снимать ничего не буду.

Ирина попыталась улыбнуться:

— Мам просто мечтает, ты же знаешь.

— Нет, она не мечтает, — тихо сказал он. — Она планирует. За нас.

Галина Петровна сложила руки на груди: