— Три года замужем, а внуков всё нет! Может, к врачу сходишь? — свекровь смотрела на меня через стол, и в её глазах плескалась плохо скрытая враждебность.
Утренний кофе застыл в чашке. Я медленно подняла взгляд на Галину Петровну, которая восседала на кухне нашей квартиры с видом полноправной хозяйки. Она приехала без предупреждения, как всегда. У неё были свои ключи — Павел настоял на этом ещё в первый месяц нашей совместной жизни. «Мама же не чужой человек,» — говорил он тогда, и я, глупая, влюблённая до беспамятства, согласилась.
Сейчас, три года спустя, я кусала губы, чтобы не выплеснуть всё, что накипело. Галина Петровна продолжала сверлить меня взглядом, ожидая ответа. Её пальцы барабанили по столу — привычка, которая выдавала её нетерпение.
— Галина Петровна, мы с Павлом пока не планируем, — начала я максимально спокойным тоном.
— Не планируете? — она фыркнула так громко, что соседи за стеной наверняка услышали. — А когда планировать собираетесь? Когда мне семьдесят стукнет? Я внуков понянчить хочу, пока силы есть!
В этот момент из спальни вышел Павел. Волосы взъерошены, на щеке — след от подушки. Он потёр глаза и улыбнулся матери.
— Мам, ты рано сегодня.
— Рано? Десятый час! — возмутилась Галина Петровна. — В наше время в это время уже половина дел переделана была! А вы тут нежитесь!
Павел подошёл к матери, чмокнул её в щёку и сел рядом. Я встала, чтобы налить ему кофе. Руки слегка дрожали от сдерживаемого гнева, но я старалась не показывать эмоций. За три года я научилась этому мастерству в совершенстве.
— Мам, зачем пришла-то? — спросил Павел, принимая из моих рук чашку.
— Как зачем? Проведать вас! И поговорить кое о чём серьёзном, — Галина Петровна многозначительно посмотрела на меня. — Марина Ивановна вчера звонила. Помнишь её, Паша? Работала со мной в поликлинике.
— Смутно, — пожал плечами мой муж.
— Так вот, у неё дочка есть, Катя. Прекрасная девушка! Уже двоих родила, представляешь? Младшему только годик исполнился! — свекровь говорила это, не сводя с меня глаз. — А ведь они с твоей женой ровесницы. Обеим по двадцать восемь.
Я почувствовала, как внутри всё сжимается от злости. Это было уже не первое такое сравнение. Галина Петровна регулярно приводила в пример своих знакомых, у которых дочери или невестки исправно «выполняли свой долг». Каждый раз это подавалось как невинная беседа, но подтекст был очевиден.
— Мам, ну что ты начинаешь, — вяло отмахнулся Павел.
— А что я начинаю? Я просто рассказываю! Или мне теперь и рот открыть нельзя в собственном… то есть в вашем доме? — Галина Петровна театрально всплеснула руками.
Собственном. Она чуть не сказала «собственном». И это было правдой — квартиру нам подарила именно она. Точнее, подарила Павлу на свадьбу, но оформила на обоих. «Чтобы семья крепче была,» — говорила она тогда. Теперь я понимала, что это был способ контроля. Она могла приходить когда угодно, потому что считала: имеет право. В конце концов, это же она квартиру купила.
— Никто вам рот не закрывает, — сказала я, стараясь сохранить нейтральный тон. — Просто эта тема… болезненная.
Галина Петровна вскинула брови, изображая удивление.
— Болезненная? А что, проблемы есть? Так я же говорю — к врачу сходите! Сейчас медицина творит чудеса! Вон, Светлана с пятого этажа десять лет не могла забеременеть, а потом — раз, и двойня!
— Мама, хватит, — Павел наконец подал голос, но как-то неуверенно.
— Да что ж такое! — взорвалась свекровь. — Я о вашем же благе забочусь! Семья без детей — это не семья! Ты хоть понимаешь, Паша, что люди говорят? «У Кравцовых сын женат три года, а внуков всё нет. Наверное, невестка бесплодная!» Мне стыдно на улицу выходить!
Вот оно. Наконец-то она сказала то, что думала на самом деле. Не о нашем счастье она беспокоилась, а о том, что скажут соседи. О своей репутации.
Я резко встала из-за стола. Стул скрипнул по полу.
— Мне нужно собираться на работу, — бросила я и направилась в спальню.
— Вот! Вот оно! — услышала я голос свекрови за спиной. — Как только о важном заговоришь, так сразу на работу! Карьеристка! Вот почему детей нет — работа важнее!
Я остановилась. Медленно развернулась. В груди клокотала такая ярость, что казалось, сейчас взорвусь. Но я сдержалась. Ещё не время.
— Галина Петровна, я работаю учителем начальных классов. Это вряд ли можно назвать головокружительной карьерой. Но да, я люблю свою работу. И детей люблю. Чужих. Потому что своих мне пока не хочется.
— Как это не хочется? — свекровь даже привстала от возмущения. — Это же естественное желание каждой нормальной женщины!
— Нормальной? — я усмехнулась. — Значит, я ненормальная?
— Я этого не говорила!
— Но думаете же.
Павел сидел между нами, как между двух огней, и молчал. Он всегда так делал — устранялся, когда разговор становился острым. Не защищал ни меня, ни мать. Просто пережидал бурю.
— Паша, ну скажи же что-нибудь! — воззвала к нему Галина Петровна. — Объясни своей жене, что пора уже! Тебе тридцать два! Когда ты отцом станешь?
— Мам, ну что ты хочешь, чтобы я сказал? — вздохнул он. — Таня сама решит, когда будет готова.
«Таня сама решит.» Не «мы решим», а «Таня решит». Как будто это только моё дело. Как будто он тут вообще ни при чём.
— А может, дело не в готовности? — вкрадчиво произнесла свекровь. — Может, есть другая причина? Паша, сынок, ты же знаешь, что можешь мне всё рассказать. Если есть проблемы в… интимном плане…
— Мама! — наконец-то возмутился Павел. — Это уже слишком!
Но Галина Петровна не унималась.
— А что такого? Я же мать! Я должна знать! Вдруг вам помощь нужна? Есть хорошие специалисты…
Я не выдержала. Развернулась и ушла в спальню, хлопнув дверью. Села на кровать и обхватила голову руками. Так продолжаться больше не могло. Что-то должно было измениться.
Через полчаса, когда я вышла одетая, Галины Петровны уже не было. Павел сидел на кухне с виноватым видом.
— Тань, прости. Мама иногда перегибает.
— Иногда? — я села напротив него. — Паша, она приходит сюда каждую неделю с одним и тем же разговором. Я устала.
— Ну что я могу сделать? Она же мать. Она волнуется.
— Она могла бы волноваться более тактично. И вообще, почему она считает, что имеет право лезть в нашу личную жизнь?
Павел пожал плечами.
— Она всегда такая была. Привыкнешь.
Привыкнешь. Три года я «привыкала». И вот к чему это привело — свекровь чувствовала себя полноправной хозяйкой в нашем доме и нашей жизни.
— А ты? — спросила я. — Ты хочешь детей?
Он помолчал, глядя в свою чашку.
— Хочу. Когда-нибудь. Но я не тороплю тебя.
— Спасибо, что не торопишь, — в моём голосе прозвучала горькая ирония. — Зато твоя мать торопит за двоих.
— Тань, ну что ты хочешь, чтобы я сделал? Запретил ей приходить?
— Для начала — забрать у неё ключи.
Павел посмотрел на меня, как на сумасшедшую.
— Ты серьёзно?
— Абсолютно. Это наш дом. Мы имеем право на личное пространство.
— Но она же купила эту квартиру!
Вот оно. Главный аргумент. Квартира. Подарок, который оказался золотой клеткой.
— Подарила, Паша. Подарила! Это теперь наша квартира!
— Формально — да. Но ты же понимаешь…
— Понимаю. Понимаю, что твоя мать будет держать нас на коротком поводке, пока мы это позволяем.
Павел встал и начал ходить по кухне. Он всегда так делал, когда нервничал.
— Таня, давай не будем сейчас. Я опаздываю на работу.
Конечно. Сбежать — это так по-павловски. Не решать проблемы, а откладывать их.
Вечером того же дня я вернулась домой уставшая и вымотанная. Дети в школе были особенно неугомонными, а мысли о утреннем разговоре не давали покоя весь день. Открыв дверь квартиры, я застыла на пороге. Из кухни доносились голоса. Много голосов.
Я прошла по коридору и заглянула в кухню. За столом сидели Павел, его мать, его тётя Люда и какая-то незнакомая женщина лет тридцати пяти.
— А, Танечка пришла! — воскликнула Галина Петровна с фальшивой радостью. — Мы тут чаёк пьём. Присоединяйся!
— Что происходит? — я посмотрела на Павла, но он отвёл глаза.
— Знакомься, это Ирина, — свекровь указала на незнакомку. — Она замечательный доктор. Гинеколог-репродуктолог. Я попросила её зайти, поговорить с вами.
У меня перехватило дыхание. Она привела врача. В наш дом. Без моего согласия.
— Вы с ума сошли? — я даже не пыталась скрыть свой гнев.
— Танечка, не нервничай! — тётя Люда попыталась взять меня за руку, но я отдёрнулась. — Мы же как лучше хотим! Ирочка просто расскажет о современных методах…
— Выйдите из моего дома. Все. Немедленно.
— Таня! — Павел наконец подал голос. — Не груби!
Я развернулась к нему. В глазах стояли слёзы — от ярости, от обиды, от унижения.
— Ты знал?
— Я… мама сказала, что просто поговорить…
— Ты знал! — это был не вопрос. Утверждение. Он знал и допустил это.
Ирина, явно чувствуя себя неловко, поднялась.
— Я, пожалуй, пойду. Если решите проконсультироваться, вот моя визитка.
Она положила карточку на стол и поспешно вышла. Тётя Люда тоже засобиралась.
— Галина, я говорила тебе, что это плохая идея, — пробормотала она.
Когда за ней закрылась дверь, в кухне остались только мы трое. Галина Петровна сидела с видом оскорблённой невинности.
— Что за истерика? Я пригласила специалиста! Бесплатно, между прочим! Ирина — дочь моей подруги, согласилась по дружбе!
— Галина Петровна, — я говорила медленно, чеканя каждое слово. — Вы переступили черту. Вы привели в мой дом постороннего человека обсуждать мои интимные проблемы, которых, к слову, нет. Это унизительно и недопустимо.
— Как ты разговариваешь с матерью! — вскинулся Павел.
Я посмотрела на него. Мой муж. Человек, который должен быть на моей стороне. Который поклялся быть со мной в горе и радости. И который сейчас защищал женщину, унизившую меня в собственном доме.
— Знаешь что, Паша? Оставайтесь вдвоём. Обсуждайте мою матку, мои яичники, мою способность к деторождению. Без меня вам будет удобнее.
Я развернулась и пошла в спальню. Собрала сумку с самым необходимым. Они даже не пытались меня остановить. Галина Петровна что-то возмущённо говорила сыну, а он молчал. Как всегда.
Я остановилась в дверях.
— И знаете что? Я вам открою секрет. Я принимаю противозачаточные таблетки. Уже два года. Потому что не хочу рожать в эту семью. Не хочу, чтобы мой ребёнок рос под контролем бабушки, которая будет решать, что ему есть, во что одеваться и в какой кружок ходить. Не хочу, чтобы у него был отец, который не способен защитить собственную жену. Вот вам и вся правда.
Галина Петровна ахнула. Павел побледнел.
— Ты… ты обманывала меня? — прошептал он.
— Я защищалась. От вас обоих.
Следующие две недели я жила у подруги. Павел звонил каждый день, но я не брала трубку. Потом начала звонить его мать. Оставляла длинные голосовые сообщения, где сначала обвиняла меня во всех грехах, потом умоляла вернуться, обещала не вмешиваться. Я удаляла их, не дослушав.
На третьей неделе Павел пришёл к школе. Ждал меня у выхода, как когда-то, когда мы только начинали встречаться.
— Поговорим? — попросил он.
Мы сели в ближайшем кафе. Он выглядел осунувшимся, постаревшим.
— Я забрал у мамы ключи, — сказал он без предисловий.
Я подняла на него глаза. Не верила своим ушам.
— Правда?
— Да. Она устроила скандал. Сказала, что я предатель. Что выбрал жену, а не мать. Но знаешь что? Так и должно быть. Я должен был сделать этот выбор три года назад.
— А что изменилось?
— Ты ушла. И я понял, что могу потерять тебя навсегда. А мама… мама всегда будет мамой. Но она не должна быть третьей в нашем браке.
Мы долго разговаривали в тот вечер. Павел рассказал, что после моего ухода много думал. О том, как позволил матери контролировать нашу жизнь. О том, как предавал меня каждый раз, когда не вставал на мою защиту.
— Я хочу детей, Таня. Но только если ты тоже хочешь. И только когда ты будешь готова. И мама не будет иметь к этому никакого отношения.
— А если она снова начнёт?
— Я поставлю её на место. Обещаю. Я понял, что семья — это мы с тобой. А не мы с тобой и мама.
Я вернулась домой через месяц. За это время многое изменилось. Павел установил чёткие границы с матерью. Она могла приходить только по приглашению и не чаще раза в две недели. Первое время Галина Петровна бунтовала, обижалась, пыталась давить на жалость. Но Павел держался. Впервые в жизни он выбрал меня.
Прошёл год. Отношения со свекровью наладились — как только она поняла, что манипуляции больше не работают, стала вести себя гораздо корректнее. Мы даже начали нормально общаться. Без претензий и упрёков.
И вот однажды утром я проснулась с чувством, что готова. Готова стать матерью. Не потому, что кто-то требует или ждёт. А потому, что сама этого хочу.
— Паш, — сказала я за завтраком. — Давай заведём ребёнка.
Он поперхнулся кофе.
— Правда?
— Правда. Но с условием — твоя мать узнает о беременности последней.
— Договорились, — он улыбнулся. — А можно даже после родов.
Мы рассмеялись. Впервые за долгое время разговор о детях не вызывал напряжения и тревоги.
Через восемь месяцев я стояла у окна роддома с маленьким свёртком на руках. Внизу у входа топталась Галина Петровна с огромным букетом роз. Павел пустил её прийти, но с условием — никаких советов, если не просят.
Она вошла в палату неуверенно, словно боялась спугнуть момент.
— Можно посмотреть? — тихо спросила она.
Я протянула ей внучку. Галина Петровна взяла её бережно, как хрустальную вазу.
— Красавица, — прошептала она. — На тебя похожа.
— Спасибо, — я улыбнулась.
— Таня, — она подняла на меня глаза, и в них стояли слёзы. — Прости меня. За всё. Я была неправа.
— Всё в прошлом, Галина Петровна.
— Может, просто мама? — робко предложила она.
Я переглянулась с Павлом. Он кивнул — решай сама.
— Хорошо, мама.
И знаете, это слово далось мне легко. Потому что передо мной стояла не та властная женщина, которая пыталась контролировать нашу жизнь. А просто бабушка, растроганная первой встречей с внучкой. Человек, который тоже умеет меняться.
Конечно, иногда она срывается. Начинает советовать, как лучше пеленать или кормить. Но теперь достаточно одного взгляда Павла, чтобы она осеклась и добавила: «Но вы, конечно, сами знаете лучше.»
А недавно она призналась мне за чаем:
— Знаешь, Таня, я ведь потому так давила с внуками… Боялась, что Паша тебя не удержит. Ты красивая, умная, самостоятельная. А он у меня такой… домашний. Думала, если ребёнок появится, ты точно не уйдёшь.
— А оказалось наоборот, — усмехнулась я. — Своим давлением вы меня чуть не выгнали.
— Дура я была. Старая дура. Но знаешь что? Я рада, что ты оказалась сильнее. Что поставила меня на место. Иначе я бы так и лезла в вашу жизнь, пока окончательно её не разрушила.
Мы чокнулись чашками. Две женщины, которые научились уважать границы друг друга.
Вечером, укладывая дочку спать, я думала о том, как всё сложилось. О том, что иногда нужно уметь сказать «нет». Даже если это тяжело. Даже если приходится уходить. Потому что только так можно построить здоровые отношения.
Павел обнял меня сзади.
— О чём думаешь?
— О том, что всё хорошо.
— Мама звонила. Спрашивала, можно ли завтра прийти. На часок, погулять с внучкой.
— Можно, — улыбнулась я. — На часок.
И это была правда. Всё действительно было хорошо. Мы научились быть семьёй. Настоящей семьёй, где есть место любви, уважению и личным границам. Где свекровь — желанный гость, а не непрошеный контролёр. Где муж — защитник и опора, а не безвольный наблюдатель. Где женщина имеет право решать, когда ей становиться матерью. И где маленький человечек растёт в атмосфере гармонии, а не вечного конфликта.
Галина Петровна была права в одном — семья без детей может быть семьёй. Но семья без уважения — никогда.
Ты у нас не бездомная, вот и радуйся, — отец поставил точку