— Я же говорила, что она пустоцвет, сынок. Три года прошло, а внуков так и нет! — голос Галины Петровны прорезал утреннюю тишину квартиры, как нож масло.
Анна застыла с чашкой кофе в руках. Рука дрогнула, горячая жидкость плеснула на белую блузку. Но она даже не заметила этого. Всё её существо сосредоточилось на словах, доносившихся из соседней комнаты.
Свекровь приехала час назад. Без звонка, без предупреждения. Просто позвонила в дверь своим ключом, который Анна столько раз просила у неё забрать, и вошла, как к себе домой. Галина Петровна всегда так делала — врывалась в их жизнь, как ураган, оставляя после себя разрушения и боль.
— Мам, прекрати, — голос Дениса звучал устало, но без настоящего протеста. Он никогда не мог по-настоящему противостоять матери.
— Что прекратить? Правду говорить? — Галина Петровна повысила голос. — Соседка Валентина вчера рассказывала, у её дочери уже второй родился, а они всего год как поженились! А вы три года живёте, и ничего! Может, ей к врачу сходить надо? Или она просто не хочет? Карьеристка!
Анна медленно поставила чашку на стол. Её руки дрожали от гнева и обиды. Пустоцвет. Это слово жгло сильнее пролитого кофе. Свекровь не знала о трёх выкидышах за эти годы. Не знала о бессонных ночах, проведённых в слезах. Не знала о бесконечных анализах и обследованиях. Денис обещал ничего ей не рассказывать — это было их личное дело, их боль. Но его молчание сейчас резало не меньше материнских слов.
Она тихо прошла по коридору и остановилась в дверях гостиной. Галина Петровна сидела на диване — величественная шестидесятилетняя дама в дорогом костюме, с безупречной укладкой и холодными серыми глазами. Денис стоял у окна, сгорбившись, словно пытаясь стать меньше.
— Доброе утро, Галина Петровна, — произнесла Анна максимально ровным голосом.
Свекровь окинула её оценивающим взглядом, задержавшись на пятне от кофе.
— И тебе не хворать, — процедила она. — Неряха. Даже одеться нормально не можешь.
— Мам! — Денис наконец подал голос.
— Что «мам»? Я в своём праве интересоваться, когда у меня будут внуки! Или вы думаете, я вечная? Мне шестьдесят лет, Денис! Я хочу понянчить внуков, пока силы есть!
Анна глубоко вздохнула, пытаясь сохранить спокойствие.
— Галина Петровна, это наше с Денисом личное дело. Мы сами разберёмся.
Свекровь резко повернулась к ней.
— Личное? Да какое же это личное, когда речь о продолжении нашего рода идёт! Фамилии Волковых! А ты что? Ты вообще кто такая? Из простой семьи, без роду, без племени! Я Дениса одна подняла после того, как отец нас бросил! Всю жизнь ему посвятила! И имею право знать, почему мой единственный сын до сих пор без наследников!
— Потому что это не конвейер, мама, — вдруг сказал Денис. Но его голос был слабым, неуверенным.
— Не конвейер? А что тогда? Вы три года женаты! Три года! Знаешь, сколько я с твоим отцом прожила, прежде чем он ушёл? Пять лет! И ты родился на первом году! А эта…
— У этой есть имя, — перебила Анна. Терпение начинало заканчиваться.
Галина Петровна поднялась с дивана. Несмотря на небольшой рост, она умела выглядеть внушительно.
— Имя? Да, есть. Анна. Простое имя для простой девушки. Которая, видимо, не способна дать моему сыну то, что должна дать любая нормальная жена!
— Хватит! — Анна сделала шаг вперёд. — Выйдите из моего дома!
Свекровь рассмеялась — холодно, презрительно.
— Твоего дома? Девочка, ты забылась. Это квартира моего сына. Я помогла с первоначальным взносом, если ты помнишь. И пока ты не родишь ему наследника, ты здесь никто!
Анна посмотрела на мужа. Денис стоял, опустив голову, и молчал. Это молчание было красноречивее любых слов.
— Денис, — позвала она тихо. — Скажи хоть что-нибудь.
Он поднял на неё глаза — виноватые, несчастные, но молчащие.
— Вот и умница, сынок, — Галина Петровна победно улыбнулась. — Он знает, кто в этой семье главный. И советую тебе, дорогая, это тоже запомнить. А теперь иди переоденься. Вид у тебя непотребный. И кофе мне свари. Нормальный, не эту бурду, которую ты обычно готовишь.
Анна развернулась и вышла из комнаты. Но на кухню она не пошла. Вместо этого направилась в спальню и достала с антресолей небольшой чемодан. Тот самый, с которым когда-то приехала в эту квартиру, полная надежд и любви.
Она начала складывать вещи — методично, спокойно. Любимое синее платье, в котором Денис сделал ей предложение. Джинсы, которые они вместе выбирали в магазине. Свитер, связанный её мамой…
— Что ты делаешь? — Денис стоял в дверях, бледный.
— Ухожу, — ответила она, не поднимая головы.
— Аня, не надо… Она уйдёт, и всё будет хорошо…
Она подняла на него глаза.
— Нет, Денис. Не будет. Потому что она придёт завтра. И послезавтра. И будет приходить всегда, пока ты ей позволяешь. А ты позволяешь.
— Она моя мать!
— А я твоя жена. Или была. Потому что жена — это та, которую защищают. А не та, которую отдают на растерзание.
Он подошёл ближе, попытался взять её за руку, но она отстранилась.
— Аня, ну что ты хочешь от меня? Чтобы я с матерью поругался?
— Я хочу, чтобы ты был мужчиной. Чтобы ты защитил меня и нашу семью. Чтобы ты сказал ей правду о том, через что мы прошли. Чтобы ты выбрал меня, а не её.
— Это нечестно! Нельзя ставить такие ультиматумы!
Анна горько усмехнулась.
— А называть меня пустоцветом — честно? Молчать, когда она унижает меня — честно? Денис, твоя мать не знает границ. И ты ей их не ставишь. Но я больше не могу так жить.
Из гостиной донёсся властный голос:
— Денис! Где мой кофе?
Он дёрнулся, как от удара. Посмотрел на Анну, потом в сторону гостиной, и она увидела в его глазах борьбу. Но длилась она недолго.
— Аня, давай поговорим вечером, когда мама уйдёт. Сейчас не время…
— Сейчас самое время, — отрезала она. — Иди к маме. Свари ей кофе. Будь хорошим сыном.
Он постоял ещё немного, потом вышел. Анна услышала, как он идёт на кухню, гремит посудой. Хороший сын. Послушный.
Она закрыла чемодан и достала телефон. Набрала номер подруги.
— Лена? Можно я к тебе на пару дней? Да, всё нормально. Просто… нужно подумать.
Когда она вышла из спальни с чемоданом, Галина Петровна сидела в гостиной с чашкой кофе в руках. Денис стоял рядом, как прислуга.
— Куда это ты собралась? — свекровь подняла брови.
— К подруге, — спокойно ответила Анна.
— Обиделась? Ну-ну, поезжай, остынь. Может, хоть задумаешься о своём поведении.
Анна остановилась в дверях.
— Знаете, Галина Петровна, я многое поняла сегодня. Вы правы — я простая девушка из простой семьи. Но моя мама научила меня главному: достоинству. И ещё она говорила, что яблоко от яблони недалеко падает. Теперь я понимаю, почему муж вас бросил. И почему Денис никогда не сможет стать настоящим мужчиной. Потому что вы его таким не воспитали. Вы воспитали удобного для себя сына. Послушного. Зависимого. Слабого.
— Как ты смеешь! — Галина Петровна вскочила, расплескав кофе.
— Смею. Потому что мне больше нечего терять. Денис, — она повернулась к мужу, — когда решишь, кто для тебя важнее — жена или мама, позвони. Но учти: я не вернусь в дом, где меня не уважают. И да, Галина Петровна, насчёт внуков. У вас их не будет. По крайней мере, от меня. Потому что я не позволю своим детям расти рядом с бабушкой, которая будет их учить презрению и манипуляциям.
Она вышла, тихо закрыв за собой дверь. Лифт спускался медленно, словно давая ей время передумать. Но она не передумала.
На улице шёл мелкий осенний дождь. Анна подставила лицо каплям и впервые за долгое время почувствовала себя свободной.
Телефон зазвонил, когда она садилась в такси. Денис. Она не ответила.
Потом позвонила Галина Петровна. Тоже без ответа.
Через час, когда она уже была у подруги, пришло сообщение от мужа: «Мама уехала. Возвращайся, поговорим».
Она печатала ответ долго, подбирая слова.
«Денис, дело не в том, что она уехала. Дело в том, что она вернётся. И ты снова будешь молчать. Я устала быть той, на ком срывают злость. Устала оправдываться за то, что у нас нет детей. Устала жить с человеком, который не может защитить свою семью. Мне нужно время подумать. И тебе тоже».
Лена встретила её без лишних вопросов. Просто обняла и отвела в комнату.
— Чаю?
— Лучше чего покрепче.
Они сидели на кухне, и Анна рассказывала. О трёх годах унижений. О «пустоцвете». О молчании мужа. О том, как устала быть сильной за двоих.
— И что теперь? — спросила Лена.
— Не знаю. Честно — не знаю. Я люблю его. Но любви мало, понимаешь? Нужно ещё уважение. А как уважать мужчину, который позволяет матери унижать жену?
На следующий день Денис пришёл к Лене. Анна согласилась с ним поговорить, но только на нейтральной территории — в кафе неподалёку.
Он выглядел помятым, небритым. Под глазами — тёмные круги.
— Не спал, — сказал он вместо приветствия.
— Я тоже.
Они заказали кофе. Молчали. Потом он заговорил — сбивчиво, путано:
— Аня, прости. Я… я трус. Всю жизнь боюсь её расстроить. Она столько для меня сделала… Отец ушёл, когда мне пять было. Она одна меня растила. Работала на двух работах. Всё для меня…
— И теперь ты расплачиваешься? Своей жизнью? Моей жизнью?
— Я не знаю, как ей противостоять! Она сразу начинает про сердце, про таблетки… Говорит, что я неблагодарный, что она жизнь на меня положила…
— Это манипуляция, Денис. Классическая. Она использует твоё чувство вины, чтобы контролировать тебя.
— Я понимаю! Головой понимаю! Но когда она передо мной стоит, я снова становлюсь маленьким мальчиком, который боится маму расстроить.
Анна посмотрела на него — жалкого, растерянного — и почувствовала странную смесь жалости и отвращения.
— Денис, тебе нужна помощь. Профессиональная. Психолог. Потому что пока ты не разберёшься со своими страхами, ты не сможешь быть мужем. Ничьим.
— Ты хочешь развестись?
— Я хочу нормальную семью. С мужчиной, а не маменькиным сынком. Прости за резкость, но это правда. И либо ты меняешься, либо мы расходимся.
Он опустил голову.
— А если она откажется принять тебя? Если поставит ультиматум — или она, или ты?
— Тогда выбирай. Но учти — жена у тебя может быть другая. А мать — нет. Только подумай, какую жизнь она тебе устроит. Будет выбирать тебе жён, воспитывать твоих детей, жить твоей жизнью. И ты позволишь. Потому что привык.
Неделю они не общались. Анна жила у Лены, ходила на работу, пыталась не думать. Но думалось постоянно.
А потом Денис позвонил.
— Я записался к психологу, — сказал он без предисловий. — И поговорил с мамой. Серьёзно поговорил. Сказал, что если она не прекратит, то потеряет сына.
— И?
— Она устроила истерику. Сказала, что я предатель, что выбрал «эту» вместо родной матери. Что у неё сердце больное, что она умрёт от горя.
— И ты?
— А я… я выдержал, Ань. Первый раз в жизни выдержал. Сказал, что люблю её, но моя семья — это ты. И если она хочет быть частью нашей жизни, то должна это уважать.
Анна молчала, переваривая услышанное.
— Ань? Ты здесь?
— Здесь. Просто… не ожидала.
— Я тоже от себя не ожидал. Знаешь, что самое странное? Когда я ей всё это сказал, она… притихла. Перестала кричать. И ушла. Молча.
— Думаешь, поняла?
— Не знаю. Может быть. А может, обдумывает новую стратегию. Но я… я правда хочу измениться. Для тебя. Для нас. Для наших будущих детей.
— Денис, ты должен меняться для себя. Не для меня.
— Да. Психолог то же самое сказал. Но ты… ты стала катализатором. Если бы не ушла, я бы так и жил. Трусливо, удобно.
Они встретились через два дня. Денис привёз её вещи — те, что она не взяла. И документы из женской консультации.
— Я подумал… Если ты не против, я хочу сходить с тобой к врачу. Узнать, что происходит, чем могу помочь. Мы же… мы же вместе через это проходим.
Анна расплакалась. Первый раз за эту неделю. Он обнял её — неуклюже, осторожно.
— Прости меня. За всё. За молчание, за трусость, за то, что позволял ей… Я думал, что защищаю мир в семье. А разрушал его.
— Мир любой ценой — это не мир. Это капитуляция.
— Да. Я понял.
Домой она вернулась через месяц. За это время многое изменилось. Денис забрал у матери ключи от квартиры. Установил правило — визиты только по приглашению. Ходил к психологу дважды в неделю.
Галина Петровна пыталась бунтовать. Названивала, приезжала без предупреждения. Но Денис держался. Не грубил, но был твёрд. «Мама, я тебя люблю, но у нас своя жизнь».
Прошло полгода. Отношения со свекровью были прохладными, но уважительными. Она больше не позволяла себе оскорблений. Приходила по воскресеньям на обед, дарила нейтральные подарки, обсуждала нейтральные темы.
А потом Анна забеременела. Четвёртая попытка оказалась удачной.
Когда они сообщили Галине Петровне, она заплакала. Первый раз Анна видела её слёзы.
— Внук будет? — спросила она дрожащим голосом.
— Или внучка, — улыбнулся Денис.
— Неважно! Главное — будет!
И вдруг, неожиданно для всех, она повернулась к Анне:
— Прости меня. За всё. Я… я была неправа. Очень неправа.
Анна кивнула. Простить полностью она пока не могла, но приняла извинения.
Дочь родилась в июле. Маленькая, крикливая, прекрасная. Назвали Машей — в честь мамы Анны.
Галина Петровна приехала в роддом с огромным букетом и плюшевым медведем.
— Можно подержать? — спросила робко.
Анна протянула ей свёрток.
Свекровь взяла внучку бережно, как хрустальную. Посмотрела на крошечное личико и снова заплакала.
— Красавица. Вся в маму.
И это было началом их новых отношений. Не идеальных, но честных. Отношений, где были границы и уважение. Где Галина Петровна была бабушкой, а не главой семьи. Где Денис был мужем и отцом, а не только сыном.
Где у каждого было своё место.
И это место определялось не властью, а любовью.
Зять, а если тебе что-то не нравится, дверь никто не запирал