— Вот ещё одна тарелка треснула! Дорогая была, из сервиза! — голос свекрови прорезал утреннюю тишину кухни, заставив Марину вздрогнуть и пролить кофе на белоснежную скатерть.
Галина Петровна стояла в дверном проёме, держа в руках злополучную тарелку с едва заметной трещиной на краю. Её лицо выражало праведный гнев человека, у которого только что отняли семейную реликвию. За её спиной маячил Антон — муж Марины, который привычно отводил глаза и делал вид, что изучает рисунок на обоях.
Марина медленно поставила чашку на стол и посмотрела на свекровь. Три года. Три долгих года она жила в этом доме, который Галина Петровна продолжала считать исключительно своим. Три года ежедневных придирок, завуалированных оскорблений и бесконечных намёков на её несостоятельность как хозяйки, жены и женщины вообще.
— Я не трогала эту тарелку, — спокойно ответила Марина, вытирая пролитый кофе салфеткой. — Вчера весь вечер была на работе, помните?
— Ах, вот как! Теперь я ещё и вру, получается? — Галина Петровна театрально прижала руку к сердцу. — Антоша, ты слышишь? Твоя жена считает меня лгуньей!
Антон неловко переступил с ноги на ногу. Марина знала, что сейчас последует. Он откашляется, пробормочет что-то невнятное про то, что «мама не хотела ничего плохого» и предложит купить новую тарелку. Так происходило всегда. Он никогда не становился на её сторону, предпочитая роль миротворца, который на самом деле просто прятался от конфликта.
— Мам, ну что ты… — начал было он, но Галина Петровна уже разошлась.
— Я всю жизнь собирала этот сервиз! По тарелочке, по чашечке! А теперь вот — живу в собственном доме как приживалка, и мои вещи бьют!
Слово «приживалка» повисло в воздухе. Марина почувствовала, как внутри неё поднимается знакомая волна гнева. Это был не их с Антоном дом — это была квартира, которую они купили в ипотеку два года назад. Галина Петровна переехала к ним полгода назад после того, как продала свою однокомнатную квартиру, чтобы, по её словам, «помочь молодой семье». На самом деле эти деньги ушли на погашение долгов её младшего сына Игоря, вечного неудачника и маминого любимчика.
— Галина Петровна, — Марина старалась говорить ровно, — это наш общий дом. И вы здесь не приживалка, вы наша семья. Но давайте всё-таки выясним, кто разбил тарелку, прежде чем обвинять.
— «Наш общий дом»! — передразнила её свекровь. — Да если бы не я, вы бы до сих пор по съёмным углам скитались! Антон, твоя жена совсем стыд потеряла!
Марина посмотрела на мужа. В его глазах читалась мольба — не раздувай, потерпи, мама пожилой человек. Эта немая просьба, которую она видела изо дня в день, вдруг показалась ей невыносимой. Она встала из-за стола, чувствуя, как дрожат руки.
— Знаете что, Галина Петровна? Мне надоело. Я ухожу на работу. Разбирайтесь со своими тарелками сами.
Она прошла мимо ошеломлённой свекрови в спальню, быстро переоделась и, не прощаясь, вышла из квартиры. За спиной остались возмущённые возгласы Галины Петровны и неуверенные попытки Антона её успокоить.
На работе Марина не могла сосредоточиться. Перед глазами стояло лицо свекрови — торжествующее, уверенное в своей правоте и безнаказанности. Коллеги заметили её состояние, и во время обеденного перерыва Лена, её ближайшая подруга по офису, усадила её в кафе напротив и потребовала рассказать, что происходит.
— Опять свекровь? — догадалась она, увидев, как Марина поморщилась. — Марин, ну сколько можно? Ты же себя загонишь!
— А что я могу сделать? — Марина устало потёрла виски. — Антон её не останавливает. Говорит, что мама всегда такая была, надо понимать и прощать. А я больше не могу понимать и прощать, Лен. Я чувствую, что схожу с ума в собственном доме.
— А почему она вообще с вами живёт? У неё же была своя квартира?
— Продала. Игорю долги нужно было погасить — он опять влез в какую-то авантюру. И теперь она постоянно напоминает, что благодаря ей мы смогли досрочно часть ипотеки погасить.
— Погоди, — Лена нахмурилась. — Но она же эти деньги не вам дала, а сыну?
— Вот именно. Но по её логике, раз она теперь живёт с нами, значит, помогла нам с жильём. И мы должны быть благодарны.
Лена покачала головой.
— Слушай, а что если… Ну, не знаю, может, есть способ как-то установить границы? Поговорить с ней и Антоном вместе?
Марина горько усмехнулась.
— Пробовала. Знаешь, что мне Антон сказал? Что я преувеличиваю, что мама просто беспокоится о порядке в доме, и что я должна быть терпеливее. А Галина Петровна вообще в слёзы ударилась, сказала, что я хочу её из дома выжить.
Остаток дня прошёл в тяжёлых раздумьях. Марина понимала, что так больше продолжаться не может. Что-то должно измениться. Но что именно и как — она не представляла.
Домой она вернулась поздно, специально задержавшись на работе. В квартире было подозрительно тихо. На кухне её ждал ужин, накрытый тарелкой — явно дело рук Антона. Свекрови видно не было. Марина прошла в спальню и обнаружила мужа, сидящего на кровати с виноватым видом.
— Марин, прости, — начал он, едва она вошла. — Мама перегнула палку утром. Я с ней поговорил.
— И что она сказала?
— Ну… Она расстроилась. Сказала, что не хотела тебя обидеть. Просто у неё настроение плохое было.
Марина села рядом с ним, чувствуя невероятную усталость.
— Антон, у неё всегда плохое настроение, когда дело касается меня. Я больше так не могу.
— Что ты хочешь, чтобы я сделал? — в его голосе звучало отчаяние. — Она моя мать, Марин. Я не могу её выгнать.
— Я не прошу тебя её выгнать. Я прошу тебя защитить меня. Хоть раз встать на мою сторону при ней.
— Я стараюсь…
— Нет, не стараешься. Ты просто пытаешься всех примирить, а в итоге я остаюсь крайней.
Антон молчал. Марина знала, что он понимает её правоту, но не может переступить через годами выработанную привычку угождать матери. Галина Петровна вырастила его одна после того, как отец ушёл из семьи, и теперь пользовалась чувством вины сына на полную катушку.
Утром следующего дня Марина проснулась с твёрдым решением что-то изменить. Она не знала что именно, но понимала — либо сейчас, либо никогда. За завтраком Галина Петровна вела себя подчёркнуто вежливо, что было почти хуже её обычных придирок. Это означало, что она обиделась и теперь будет играть роль мученицы.
— Мариночка, — елейным голосом произнесла свекровь, — я тут подумала, может, мне стоит уехать? Раз уж я вам так мешаю…
Это была ловушка, и все за столом это знали. Стоило Марине согласиться — и она навсегда станет злодейкой, выгнавшей пожилую мать из дома. Стоило начать отговаривать — и Галина Петровна получит карт-бланш на дальнейшие манипуляции.
— Это ваше решение, Галина Петровна, — спокойно ответила Марина. — Мы никого не выгоняем. Но если вы считаете, что вам будет комфортнее жить отдельно, мы поможем вам найти квартиру.
Свекровь опешила. Она явно не ожидала такого ответа. Антон застыл с чашкой в руке, глядя на жену с удивлением и чем-то похожим на восхищение.
— То есть вы меня не останавливаете? — голос Галины Петровны дрогнул.
— А зачем? Вы взрослый человек и сами принимаете решения. Если вам некомфортно жить с нами — это ваше право искать другое жильё.
— Антоша! — свекровь повернулась к сыну. — Ты слышишь, что говорит твоя жена?
Антон поставил чашку и впервые за долгое время посмотрел матери прямо в глаза.
— Мам, Марина права. Никто тебя не выгоняет. Но если ты хочешь уехать — мы не будем тебя удерживать.
Галина Петровна вскочила из-за стола, её лицо пошло красными пятнами.
— Ах, вот как! Сговорились! Мать родную со свету сжить решили!
Она убежала в свою комнату, громко хлопнув дверью. Марина и Антон остались сидеть за столом. Несколько минут они молчали, потом Антон взял её за руку.
— Прости меня, — тихо сказал он. — Я правда был трусом. Боялся её расстроить и не замечал, как расстраиваю тебя.
Марина сжала его руку в ответ.
— Что теперь будет?
— Не знаю. Но что бы ни случилось, я больше не дам её в обиду. Обещаю.
Весь день Галина Петровна не выходила из комнаты. К вечеру оттуда донеслись звуки сборов — она демонстративно громко складывала вещи, вздыхала и причитала. Марина и Антон старались не обращать внимания, занимаясь своими делами. Они оба понимали, что это спектакль, но также понимали, что поддаваться на провокацию нельзя.
На следующее утро, в субботу, Галина Петровна вышла к завтраку с заплаканными глазами и объявила, что звонила Игорю и поедет пожить к нему.
— Он, в отличие от некоторых, мать родную любит, — бросила она, глядя на Антона.
— Мам, я тебя люблю, — спокойно ответил он. — Но это не значит, что я должен позволять тебе унижать мою жену.
Галина Петровна вздрогнула, как от пощёчины.
— Унижать? Я унижаю? Да я для вас обоих всё делаю! Готовлю, убираю!
— Мама, — Антон говорил терпеливо, как с ребёнком, — мы не просили тебя это делать. Более того, Марина несколько раз говорила, что хочет сама вести хозяйство. А ты не даёшь ей это делать, а потом упрекаешь в неблагодарности.
— Не ожидала я от тебя такого, Антоша, — Галина Петровна вытерла несуществующую слезу. — Видно, правду говорят — женился и забыл мать.
— Я не забыл тебя, мам. Но у меня теперь есть семья. Марина — моя семья. И я прошу тебя это уважать.
Игорь приехал через час. Младший сын Галины Петровны, избалованный и инфантильный, ворвался в квартиру с видом спасителя.
— Мам, я тут! Не переживай, заберу тебя от этих неблагодарных! — громко заявил он, бросая гневные взгляды на брата и невестку.
Пока Галина Петровна собирала вещи, Игорь не упускал возможности высказать всё, что он думает о ситуации.
— Совсем совесть потеряли! Мать родную из дома гоните!
— Игорь, — Антон старался сохранять спокойствие, — никто маму не гонит. Она сама решила уехать.
— Да что ты мне рассказываешь? Мама мне всё рассказала! Как эта твоя жёнушка её третирует!
Марина хотела было ответить, но Антон остановил её жестом.
— Игорь, это наши семейные дела. Давай не будем их обсуждать.
— Семейные? А мама что, не семья?
— Семья. Но у каждой семьи должны быть границы. Мама их постоянно нарушает.
Игорь фыркнул.
— Границы! Тоже мне, психологи нашлись! Мама всю жизнь на нас положила, а вы ей про какие-то границы!
В этот момент вышла Галина Петровна с двумя чемоданами. Её лицо было полно праведного страдания.
— Всё, Игорёк, поехали. Где не рады — там не место.
Уже в дверях она обернулась к Антону.
— Когда одумаешься — звони. Может, прощу.
Дверь за ними закрылась. Марина и Антон стояли в прихожей, не веря в наступившую тишину. Первым не выдержал Антон — он привлёк жену к себе и крепко обнял.
— Прости меня за эти три года, — прошептал он. — Я был идиотом.
— Ты думаешь, она правда уехала насовсем? — спросила Марина.
— Не знаю. Но знаешь что? Мне всё равно. Я выбираю тебя. Нас.
Вечером им позвонил Игорь. Он кричал в трубку, что они бессердечные, что мама плачет, что он не может её у себя оставить, потому что живёт в однокомнатной квартире с женой и двумя детьми.
— Так забери её к себе, — спокойно сказал Антон. — Раз мы такие плохие.
— Да у меня места нет!
— А у нас есть место. Но есть и правила. Если мама хочет вернуться, она должна их принять.
— Какие ещё правила?
Антон глубоко вдохнул.
— Первое — уважение к Марине. Никаких придирок, упрёков и манипуляций. Второе — у каждого своя зона ответственности. Мама занимается своими делами, мы своими. Третье — никаких сравнений с тем, как было раньше или как делают другие. И четвёртое — при первом же нарушении этих правил мама съезжает. Без обид и скандалов.
На том конце провода воцарилась тишина. Потом Игорь выдохнул:
— Да вы охренели!
— Это наши условия. Передай их маме.
Антон повесил трубку. Марина смотрела на него с восхищением и недоверием.
— Ты правда это сказал?
— Правда. Знаешь, я вдруг понял одну вещь. Мама всю жизнь манипулирует мной через чувство вины. А я позволяю. И из-за этого страдаешь ты. Больше не позволю.
Прошла неделя. Галина Петровна не звонила. Игорь тоже притих после нескольких безуспешных попыток надавить на совесть брата. Марина и Антон наслаждались спокойствием в доме. Они вдруг обнаружили, что могут просто сидеть вечером на кухне, пить чай и разговаривать, не опасаясь, что в любой момент появится свекровь с очередной претензией.
— Знаешь, — сказал как-то Антон, — я вдруг понял, что мы давно не были просто вдвоём. Всё время кто-то третий между нами.
— Твоя мама?
— Не только. Мой страх её обидеть. Твоя усталость от постоянного напряжения. Мы словно жили в осаждённой крепости.
Марина взяла его за руку.
— Как думаешь, она вернётся?
— Не знаю. Но если вернётся — всё будет по-другому. Я не дам тебя больше в обиду. И себя тоже.
На десятый день раздался звонок в дверь. За дверью стояла Галина Петровна. Она выглядела постаревшей и уставшей. Рядом с ней стояли те же два чемодана.
— Можно войти? — тихо спросила она.
Антон посмотрел на Марину. Та кивнула. Они отошли, пропуская свекровь в квартиру.
— Я подумала над вашими условиями, — сказала Галина Петровна, не глядя им в глаза. — Согласна.
— Мам, — Антон говорил мягко, но твёрдо, — это не игра. Если ты согласна, то это навсегда. Больше никаких обид, манипуляций и истерик.
Галина Петровна подняла голову и посмотрела на них. В её глазах было что-то новое — то ли уважение, то ли понимание.
— Я поняла. Игорь… он не смог меня больше суток терпеть. Сказал, что я невыносима. А вы терпели три года.
— Мы не терпели, мам. Мы любили. Любим. Но любовь не значит, что нужно позволять себя унижать.
Галина Петровна кивнула.
— Я попробую. Правда попробую. Мариночка, — она повернулась к невестке, — прости меня. Я действительно была несправедлива к тебе.
Марина подошла к ней и взяла за руки.
— Давайте начнём сначала, Галина Петровна. Все мы не идеальны. Главное — уважать друг друга.
С того дня в их доме многое изменилось. Галина Петровна держала слово. Иногда срывалась, начинала было что-то говорить, но останавливалась и извинялась. Марина тоже старалась — приглашала свекровь готовить вместе, советовалась по бытовым вопросам. Антон наконец стал настоящим главой семьи, способным защитить свой дом и близких.
Однажды вечером, месяца через два после возвращения Галины Петровны, они сидели втроём за ужином. Свекровь рассказывала какую-то историю из своей молодости, Марина смеялась, Антон добавлял комментарии. И вдруг Марина поняла — они стали настоящей семьёй. Не идеальной, не без проблем, но настоящей. Где есть место уважению, границам и любви.
— Знаете, — вдруг сказала Галина Петровна, — а я ведь счастлива. Первый раз за много лет по-настоящему счастлива. Спасибо вам.
Марина и Антон переглянулись. В их взглядах читалось понимание — они прошли через испытание и вышли из него сильнее. Вместе.
Родня мужа села на шею