Нотариус положил документы на стол с таким видом, будто выносил приговор, и Светлана почувствовала, как земля уходит из-под ног. В кабинете повисла тишина, нарушаемая только тиканьем настенных часов. Она перечитывала строчки завещания снова и снова, не веря своим глазам. Квартира, которую они с Андреем считали своей последние пять лет, квартира, в которой они делали ремонт, вложив все свои сбережения, оказалась завещана не им. И даже не Андрею. А его старшему брату Максиму, который живёт в Германии уже десять лет и в России появляется раз в пять лет на неделю.
Рядом с ней сидел Андрей, её муж, и молчал. Его лицо было непроницаемым, но она видела, как побелели его костяшки пальцев, сжимавшие край стола. Напротив них восседала Тамара Петровна, свекровь Светланы, с выражением скорбного достоинства на лице. Она была в чёрном платье, хотя её муж умер три месяца назад, и траур уже можно было снять. Но Тамара Петровна умела извлекать выгоду из любой ситуации, даже из собственного вдовства.
— Не понимаю, — наконец выдавила из себя Светлана. — Геннадий Васильевич обещал… Он же говорил, что квартира будет наша. Мы же столько вложили в ремонт…
Тамара Петровна подняла на неё холодный взгляд.
— Дорогая, обещания и юридические документы — это разные вещи. Мой муж принял решение, которое счёл правильным. Максим — старший сын, это логично.
— Логично? — голос Светланы дрогнул. — Максим здесь не живёт! Он даже на похороны прилетел только на день! А мы ухаживали за Геннадием Васильевичем, когда он болел, мы…
— Светлана, — перебила её свекровь ледяным тоном, — давай не будем устраивать сцены в присутствии посторонних. Это неприлично.
Нотариус откашлялся и встал, давая понять, что его часть работы закончена. Они вышли из конторы молча. На улице шёл мелкий осенний дождь. Светлана остановилась под козырьком подъезда, не в силах идти дальше. Всё, во что она верила последние пять лет, рухнуло за пятнадцать минут в душном кабинете.
— Андрей, — она повернулась к мужу, — ты знал?
Он не смотрел ей в глаза.
— Я… я догадывался, что отец может… Но я думал, он передумает.
— Догадывался? — она смотрела на него с недоверием. — И молчал? Пока мы вкладывали последние деньги в ремонт чужой квартиры?
— Это не чужая квартира! Это квартира моей семьи!
— Твоей семьи? — Светлана почувствовала, как внутри поднимается волна гнева. — А я, значит, не семья? Пять лет брака, и я всё ещё чужая?
Тамара Петровна, которая стояла чуть поодаль, проверяя что-то в телефоне, подняла голову.
— Света, не драматизируй. Никто не говорит, что ты чужая. Просто есть определённый порядок вещей. Максим приедет через месяц, вы обсудите варианты. Может, он согласится на выкуп.
— Выкуп? — Светлана не верила своим ушам. — Выкупать квартиру, в которую мы вложили полтора миллиона?
— Ваши вложения — это ваше решение, — пожала плечами свекровь. — Никто вас не заставлял делать евроремонт.
Светлана посмотрела на Андрея, ожидая, что он возразит, защитит их общие интересы. Но он молчал, глядя куда-то в сторону. И в этом молчании она услышала всё. Все невысказанные слова, все несделанные выборы. Он был сыном своей матери в первую очередь, и мужем — только во вторую.
Вечером того же дня Светлана сидела на кухне их квартиры — нет, уже не их — и машинально перебирала документы. Чеки за стройматериалы, договоры с рабочими, квитанции за дизайн-проект. Полтора миллиона. Все их сбережения, отложенные на первоначальный взнос для собственного жилья, ушли на ремонт квартиры, которая теперь принадлежала человеку, живущему за пять тысяч километров отсюда.
Андрей вошёл на кухню, налил себе воды. Они не разговаривали с момента возвращения от нотариуса.
— Света, ну что ты сидишь над этими бумажками? Что толку теперь?
Она подняла на него глаза.
— Я пытаюсь понять, как мы дошли до такого. Как я позволила себя так… использовать.
— Никто тебя не использовал! — вспылил он. — Мы жили в этой квартире, пользовались ею…
— Жили по милости твоей матери, которая в любой момент могла нас выставить. И выставила, по сути.
— Она не выставляет! Максим…
— Максим приедет и захочет продать квартиру, чтобы вложить деньги в свой бизнес в Германии. Ты же знаешь своего брата.
Андрей замолчал, потому что действительно знал. Максим был прагматичен до цинизма. Квартира в спальном районе российского города для него — просто актив, который нужно монетизировать.
— Твоя мать это всё спланировала, — тихо сказала Светлана. — Она никогда меня не принимала. Помнишь, как она говорила на нашей свадьбе? «Посмотрим, как долго это продлится». Пять лет прошло, а она всё ждёт, когда же я исчезну из вашей жизни.
— Не говори глупостей. Мама просто… она просто защищает интересы семьи.
— Чьей семьи? Явно не нашей с тобой.
На следующий день Светлана взяла отгул на работе. Она не могла заставить себя делать вид, что всё в порядке. Вместо этого она поехала к своей подруге Марине, единственному человеку, которому могла довериться.
Марина выслушала её, не перебивая, наливая чай за чаем.
— Знаешь, что самое обидное? — сказала наконец Марина. — Что ты всё это время пыталась быть идеальной невесткой. Помогала, ухаживала за свёкром, терпела все выходки свекрови…
— Я думала, если буду хорошей, меня примут, — горько усмехнулась Светлана.
— А Тамара Петровна с самого начала видела в тебе угрозу. Ты же понимаешь почему?
Светлана покачала головой.
— Потому что ты самостоятельная. У тебя есть работа, своё мнение, свои деньги были. Она привыкла, что Андрей под её каблуком, а тут появилась ты. Конкуренция за влияние на сына.
— Но я никогда не пыталась его настраивать против матери!
— В том-то и дело. Ты просто существовала рядом. Этого было достаточно, чтобы она видела в тебе врага.
Светлана задумалась. Всё действительно началось с мелочей. Свекровь критиковала её готовку, хотя Андрей был в восторге. Находила изъяны в уборке, хотя квартира блестела. Делала язвительные замечания о её работе, намекая, что порядочная жена должна сидеть дома.
— И что мне теперь делать? — спросила она у Марины.
— Бороться. У тебя есть все чеки, документы. Можно попробовать через суд взыскать потраченные на ремонт деньги.
— С кого? С Максима? Он формально ни при чём. С покойного свёкра? С Тамары Петровны? Но она тоже формально ни при чём — квартира была оформлена на мужа.
— Тогда хотя бы попробуй поговорить с Максимом напрямую. Без свекрови и Андрея.
Эта мысль показалась Светлане разумной. В конце концов, Максим был старше, образованнее, он жил в Европе, где отношения строятся на других принципах. Может быть, он поймёт несправедливость ситуации.
Она написала ему длинное письмо, приложив сканы всех документов о ремонте. Объяснила ситуацию, попросила войти в положение. Ответ пришёл через два дня. Короткий, сухой, по-деловому.
«Светлана, я понимаю ваше положение, но юридически квартира принадлежит мне. Я готов продать её вам за рыночную стоимость минус 10% в качестве жеста доброй воли. Это около четырёх миллионов. Если не заинтересованы, выставлю на общую продажу через месяц. С уважением, Максим.»
Четыре миллиона. У них не было и четверти этой суммы после ремонта. Светлана показала письмо Андрею. Он прочитал и отложил телефон.
— Ну, десять процентов скидки — это неплохо…
Она смотрела на него с недоумением.
— Неплохо? Андрей, ты понимаешь, что мы вложили полтора миллиона в его квартиру, а он предлагает нам «скидку» в четыреста тысяч?
— Он не обязан вообще ничего предлагать.
— Не обязан? А как же порядочность? Справедливость? Семейные ценности, о которых твоя мать так любит говорить?
Андрей раздражённо дёрнул плечом.
— Света, хватит. Максим прав с юридической точки зрения. Мы можем взять ипотеку…
— Ипотеку? После того, как мы вложили все деньги в чужую недвижимость?
— Это недвижимость моей семьи!
— Опять твоя семья! А мы с тобой — не семья?
Они смотрели друг на друга через кухонный стол, и пропасть между ними становилась всё шире. Светлана вдруг ясно поняла: он никогда не будет на её стороне в конфликте с матерью или братом. Никогда. Она всегда будет чужой в этом клане, где кровные узы важнее супружеских клятв.
В тот вечер Тамара Петровна пришла к ним «на чай». Светлана знала, что это не просто визит вежливости. Свекровь пришла закрепить свою победу.
— Я поговорила с Максимом, — сказала она, размешивая сахар в чашке. — Он готов подождать с продажей два месяца. Это даст вам время найти деньги или новое жильё.
— Как великодушно, — не удержалась Светлана.
Тамара Петровна посмотрела на неё холодно.
— Света, давай начистоту. Ты с самого начала знала, на что идёшь. Андрей — младший сын, у него никогда не было прав на семейную недвижимость. Традиционно всё переходит старшему.
— Традиционно? В каком веке мы живём?
— В том, где уважают волю старших. Мой муж принял решение, и я его поддерживаю. Если бы ты действительно любила Андрея, ты бы приняла это и не устраивала скандалов.
— Если бы я любила? — Светлана почувствовала, как внутри закипает ярость. — Я пять лет ухаживала за вашим мужем, когда он болел! Где был ваш любимый Максим? Я готовила ему диетическую еду, возила по врачам, сидела ночами, когда ему было плохо!
— Никто тебя не просил, — холодно отрезала свекровь. — Ты делала то, что должна делать любая невестка. Это не подвиг, это обязанность.
— Обязанность? А обязанность свекрови — защищать интересы семьи сына или разрушать её?
Тамара Петровна встала.
— Я вижу, конструктивного разговора не получится. Андрей, — она повернулась к сыну, который всё это время молчал, — надеюсь, ты объяснишь жене, как следует себя вести. А то, не дай бог, Максим узнает о её выходках и вообще откажется от любых уступок.
Она ушла, оставив после себя аромат дорогих духов и атмосферу холодной войны. Андрей сидел, уставившись в чашку с остывшим чаем.
— Ты даже не попытался меня защитить, — тихо сказала Светлана.
— А что я должен был сказать? Она моя мать.
— А я твоя жена. Или это ничего не значит?
Он поднял на неё усталый взгляд.
— Света, давай не будем ссориться. Мы найдём выход. Возьмём ипотеку, снимем квартиру на первое время…
— Нет, — она покачала головой. — Я больше не буду жить по милости твоей семьи. И не буду брать ипотеку, чтобы выкупать квартиру, в которую вложила все свои деньги.
— Тогда что ты предлагаешь?
Она долго молчала, а потом сказала то, что зрело в ней последние дни:
— Развод.
Слово повисло между ними, тяжёлое, окончательное. Андрей побледнел.
— Ты… ты это серьёзно?
— Абсолютно. Я не могу больше быть в семье, где меня считают прислугой. Где мой труд, мои деньги, моя забота — это «обязанность», которую не надо даже благодарить.
— Света, ну подожди, давай обсудим…
— Что обсуждать? То, как твоя мать будет дальше унижать меня, а ты будешь молчать? Или как мы будем жить в съёмной квартире, выплачивая ипотеку за жильё твоего брата?
На следующий день Светлана начала собирать вещи. Андрей ходил за ней по квартире, уговаривал, обещал поговорить с матерью, с братом. Но она уже приняла решение. Пока она складывала в коробки свои немногочисленные вещи, она думала о том, как мало у неё осталось после пяти лет брака. Несколько коробок одежды и личных вещей. Всё остальное — мебель, техника, даже посуда — было куплено на их общие деньги для квартиры, которая теперь принадлежала Максиму.
Тамара Петровна узнала о её решении в тот же вечер. Андрей, конечно, сразу позвонил матери. Через час свекровь была у них.
— Ну что ж, — сказала она, окидывая взглядом коробки в прихожей, — может, оно и к лучшему. Андрей найдёт себе жену, которая будет знать своё место.
Светлана остановилась, держа в руках стопку книг.
— Своё место? И какое же место вы отводите жене вашего сына?
— Место любящей и преданной женщины, которая понимает семейную иерархию. Которая не лезет в финансовые вопросы и не качает права.
— То есть бесправной служанки.
— Какие грубые слова. Я бы сказала — мудрой женщины, которая знает, что мужчина — глава семьи, а свекровь — глава рода.
— В каком романе девятнадцатого века вы это вычитали, Тамара Петровна?
Свекровь поджала губы.
— Смейся. Но Андрей найдёт себе нормальную девушку, которая будет ценить то, что имеет. А ты останешься одна, в своей гордыне.
— Лучше одна в гордыне, чем в унижении вдвоём.
Светлана забрала последнюю коробку и направилась к двери. Андрей стоял в коридоре, растерянный, раздавленный происходящим.
— Света, подожди. Может, мама не права, может, мы можем всё исправить…
Она остановилась и посмотрела на него. На мужчину, которого когда-то любила. Который обещал защищать и оберегать. Который предал её не со зла, а по слабости. Что было, пожалуй, ещё обиднее.
— Андрей, твоя мать всегда будет права в твоих глазах. А я всегда буду чужой. Мне жаль, что я поняла это так поздно. И заплатила за это понимание так дорого.
Она вышла, не оглядываясь. Позади осталась квартира с дорогим ремонтом, пять лет жизни и иллюзии о семейном счастье. Впереди была неизвестность, съёмное жильё и необходимость начинать всё сначала. Но также впереди была свобода. Свобода от унижений, от необходимости доказывать своё право быть членом семьи, от вечного статуса «чужой».
Через неделю ей позвонил Максим. Он приехал в Россию раньше запланированного и хотел встретиться. Светлана согласилась из любопытства.
Они встретились в кафе в центре города. Максим выглядел точно так же, как пять лет назад на их свадьбе — подтянутый, уверенный, с лёгким налётом европейского лоска.
— Светлана, мне жаль, что так вышло, — начал он без предисловий. — Я не знал о ваших вложениях в квартиру, пока мама не рассказала.
— И что изменилось после того, как вы узнали?
Он пожал плечами.
— Ничего с юридической точки зрения. Но я хотел предложить вам… компенсацию. Пятьсот тысяч за моральный ущерб, так сказать.
Светлана усмехнулась.
— Пятьсот тысяч из полутора миллионов?
— Это всё, что я могу предложить. Квартира уже выставлена на продажу. Покупатель нашёлся быстро — район хороший, ремонт отличный.
— Благодаря мне.
— Да, благодаря вам. Но это не меняет юридической стороны вопроса.
Светлана встала.
— Знаете, Максим, оставьте эти деньги себе. Или отдайте матери — она заслужила. Великолепно сыграла свою партию. Избавилась от неугодной невестки, вернула контроль над младшим сыном и ещё и квартиру с ремонтом получила для старшего. Браво.
Максим смотрел на неё с лёгким удивлением.
— Вы думаете, она всё это спланировала?
— А вы думаете, это совпадение? Ваш отец менял завещание за месяц до инсульта. Как раз после того, как мы закончили ремонт.
Она ушла, не дожидаясь ответа. Правда больше не имела значения. Важно было только то, что она свободна. От токсичной семьи, от унижений, от необходимости вечно доказывать свою ценность людям, которые изначально не собирались её признавать.
Через месяц она узнала от общих знакомых, что Андрей встречается с девушкой. Молодой, из небогатой семьи, тихой и покладистой. Тамара Петровна была в восторге — наконец-то сын нашёл «подходящую» жену. Ту, которая знает своё место.
Светлана к тому времени сняла небольшую квартиру-студию, начала откладывать деньги на первоначальный взнос по ипотеке. Своей ипотеке, за свою квартиру, где она будет полноправной хозяйкой. Было трудно, но она справлялась. И каждый вечер, возвращаясь в свою маленькую съёмную студию, она чувствовала то, чего не было в роскошной квартире с дорогим ремонтом — она была дома. По-настоящему дома.
История закончилась так, как должна была. Без happy end’а, но и без трагедии. Просто жизнь развела людей по разным углам, каждого — в его собственную правду. Тамара Петровна получила послушного сына обратно. Андрей получил новую покладистую девушку и одобрение матери. Максим получил четыре с половиной миллиона за квартиру. А Светлана получила урок. Дорогой — в полтора миллиона рублей и пять лет жизни — но бесценный. Урок о том, что в чужой семье чужой останешься навсегда, сколько бы ни старался стать своей. И что иногда уйти — это не поражение, а единственный способ сохранить себя.
Твоя жена ходит туда каждый день, — сообщила мать, — В одно и тоже время. А ты об этом даже не знаешь