— Твоя мать подделала подпись на завещании!

Слова вырвались из груди Марины прежде, чем она успела их остановить. Они повисли в воздухе спальни, тяжёлые и непоправимые, как приговор. Дмитрий замер с полотенцем в руках, только что вышедший из душа. Капли воды стекали по его плечам, но он их не замечал. Его лицо медленно меняло выражение — от недоумения к шоку, а потом к чему-то похожему на гнев.

Марина стояла у окна, сжимая в руках папку с документами. Её пальцы подрагивали. Она не планировала начинать этот разговор именно сейчас, именно так. Но когда Дмитрий вошёл в комнату и небрежно бросил через плечо, что завтра они едут к его матери подписывать окончательные бумаги на квартиру бабушки, что-то внутри неё сломалось.

Три месяца. Три месяца она носила в себе это знание, как занозу под кожей. Три месяца наблюдала, как Галина Павловна, её свекровь, играет роль безутешной дочери, оплакивающей потерю матери. Три месяца слушала, как та рассказывает о последних днях бабушки Веры, о том, как старушка якобы сама попросила переписать квартиру на неё, Галину. И всё это время Марина знала правду.

— Что ты несёшь? — голос Дмитрия был тихим, но в нём слышалась угроза.

Марина повернулась к нему. В её глазах стояли слёзы — не от жалости к себе, а от ярости, которую она так долго сдерживала.

— Я говорю то, что должна была сказать давно. Твоя мать подделала подпись бабушки Веры на завещании. Квартира должна была достаться тебе. Тебе, Дима, а не ей!

Дмитрий сделал шаг к ней, и Марина невольно отступила к окну. В его взгляде было что-то новое, чего она раньше не видела — холодная враждебность.

— Откуда у тебя эта чушь?

— Это не чушь, — Марина открыла папку трясущимися руками. — Вот, смотри. Это копия завещания, которое бабушка Вера написала за полгода до того, как заболела. Настоящего завещания. Она оставляла квартиру тебе. А вот то, что предъявила твоя мать — подделка. Я проверила почерк, сравнила подписи…

— Стоп, — Дмитрий поднял руку. — Ты что, копалась в документах моей матери? Ты следила за ней?

Марина не могла поверить своим ушам. Она только что сообщила ему о преступлении его матери, а он обвинял её в слежке.

— Дима, ты слышишь, что я говорю? Твоя мать украла у тебя наследство! Квартира в центре города, которая стоит целое состояние!

— Моя мать ничего не крала! — взорвался Дмитрий. — Она всю жизнь ухаживала за бабушкой! Она имеет право на эту квартиру больше, чем кто-либо!

— Но бабушка хотела, чтобы она досталась тебе! — Марина чувствовала, как земля уходит из-под ног. Она ожидала, что муж будет шокирован, возмущён, что он потребует объяснений от матери. Но не это. Не защиту преступницы.

— Бабушка была больна, — отрезал Дмитрий. — Она могла передумать. Могла понять, что мама заслужила…

— Заслужила обманом отнять у собственного сына наследство?! — Марина больше не сдерживалась. — Дима, очнись! Она тобой манипулирует всю жизнь! И сейчас она обокрала тебя, а ты её защищаешь!

— Хватит! — рявкнул Дмитрий так, что Марина вздрогнула. — Хватит поливать грязью мою мать! Я знаю, ты её никогда не любила, но это… это переходит все границы!

Марина смотрела на мужа и не узнавала его. Перед ней стоял чужой человек, слепо преданный матери, готовый защищать её даже перед лицом очевидных доказательств.

— Я не любила её? — голос Марины дрожал. — Я пыталась, Дима. Бог свидетель, я пыталась. Но как можно любить человека, который с первого дня нашего знакомства видит во мне врага? Который шепчет тебе за спиной, что я недостойна тебя? Который приезжает к нам без предупреждения и переставляет мебель, потому что «так неправильно»? Который критикует всё, что я делаю — от готовки до воспитания нашего сына?

— Она просто хочет помочь…

— Помочь?! — Марина истерически рассмеялась. — Она контролирует каждый наш шаг! Помнишь, когда Мише было два года, и он заболел? Она приехала и заявила, что это из-за того, что я плохая мать! При ребёнке! А когда я попросила её не вмешиваться, она устроила истерику и обвинила меня в том, что я разрушаю вашу семью!

Дмитрий молчал, но его челюсти были стиснуты.

— А помнишь наш пятый юбилей? — продолжала Марина, уже не в силах остановиться. — Мы планировали поехать в Прагу, только вдвоём. И вдруг твоя мать «заболела». Так удачно заболела, что нам пришлось отменить поездку. А через неделю она чудесным образом выздоровела и поехала с подругами на дачу!

— У неё действительно было высокое давление…

— У неё всегда что-то случается, когда мы пытаемся побыть вдвоём! Всегда! И ты всегда выбираешь её!

Марина достала из папки ещё один документ.

— А это знаешь что? Это выписка из банка. Твоя мать сняла со счёта бабушки Веры двести тысяч рублей за неделю до её госпитализации. Бабушка к тому времени уже плохо соображала, не могла сама дойти до банка. Как думаешь, куда делись эти деньги?

Лицо Дмитрия побелело, но он упрямо качал головой.

— Наверное, на лечение…

— На какое лечение, Дима?! Бабушка лежала в государственной больнице! А твоя мать в это время делала ремонт на даче!

— Замолчи! — заорал Дмитрий. — Просто замолчи! Ты не имеешь права так говорить о моей матери! Она вырастила меня одна, она отдала мне всю жизнь!

— И теперь требует платы! — выкрикнула Марина в ответ. — Она сделала из тебя эмоционального инвалида, который не может принять ни одного решения без мамочки! Ты не муж, Дима, ты вечный сынок!

Тишина, повисшая после её слов, была оглушительной. Дмитрий смотрел на неё так, словно видел впервые. В его глазах мелькнула боль, но тут же сменилась ледяной яростью.

— Собирай вещи, — сказал он тихо.

— Что?

— Собирай вещи и уезжай к своим родителям. Я не хочу тебя видеть.

Марина почувствовала, как внутри неё что-то оборвалось.

— Ты… ты выгоняешь меня? За то, что я сказала правду?

— Ты оскорбила мою мать. Ты обвинила её в воровстве и подлоге. Это непростительно.

— А то, что она действительно это сделала — простительно?!

— Она этого не делала! — Дмитрий ударил кулаком по стене. — И даже если… даже если бы это было правдой, она моя мать! Единственный человек, который никогда меня не предаст!

— В отличие от меня? — Марина почувствовала, как слёзы текут по её щекам. — Я предаю тебя тем, что пытаюсь открыть тебе глаза?

— Ты предаёшь меня тем, что заставляешь выбирать!

— Я не заставляю! Ты уже выбрал! Ты всегда выбирал её!

Марина подошла к шкафу и начала доставать вещи. Её руки дрожали, но она заставляла себя двигаться методично, складывая одежду в сумку. Дмитрий стоял посреди комнаты, не двигаясь, словно статуя.

— Знаешь, что самое страшное? — сказала Марина, не оборачиваясь. — Я думала, что когда у нас родится Миша, что-то изменится. Что ты станешь больше мужем и отцом, чем сыном. Но нет. Помнишь, как твоя мать настаивала, чтобы мы назвали его Владимиром, в честь твоего отца? И ты был готов согласиться, хотя мы уже выбрали имя.

— Она просто хотела почтить память отца…

— Она хотела контролировать даже это! И она контролирует! Помнишь, как она приехала, когда Мише было полгода, и заявила, что я неправильно его кормлю? Что молочная смесь, которую рекомендовал педиатр — это яд? И ты… ты поддержал её!

Марина резко развернулась к мужу.

— А знаешь, что она говорила мне, когда ты не слышал? Что я ловкая провинциалка, которая окрутила её сына. Что я забеременела специально, чтобы привязать тебя к себе. Что если бы не ребёнок, ты бы давно от меня ушёл к достойной женщине!

— Она такого не говорила…

— Говорила! И не раз! Но ты не хочешь этого слышать! Ты закрываешь глаза на всё, что делает твоя мать, потому что тебе так удобнее! Не надо принимать решения, не надо брать ответственность. Мамочка всё решит!

Дмитрий шагнул к ней, и на мгновение Марине показалось, что он её ударит. Но он просто прошёл мимо, к двери.

— Завтра утром чтобы тебя здесь не было, — бросил он через плечо.

— А Миша? — крикнула Марина ему вслед. — Что ты скажешь сыну? Что его мать оказалась недостойна жить в этом доме?

Дмитрий остановился в дверях, не оборачиваясь.

— Я скажу ему правду. Что его мать не смогла ужиться с бабушкой.

— И он вырастет таким же, как ты! — Марина почти кричала. — Маменькиным сынком, неспособным на самостоятельную жизнь! Твоя мать уже начала обрабатывать его, внушать, что бабушка всегда права, что бабушку надо слушаться больше, чем родителей!

— Хватит! — Дмитрий резко обернулся, и его лицо было искажено яростью. — Ты не смеешь решать, как воспитывать моего сына!

— Нашего сына!

— Если ты уйдёшь, он останется со мной. И моя мать поможет мне его воспитать. Правильно воспитать.

Эти слова ударили Марину сильнее любых оскорблений. Она поняла, что всё было спланировано. Может быть, не сознательно, но Галина Павловна добилась своего. Она выжила невестку из дома сына.

— Ты этого хочешь? — спросила Марина тихо. — Чтобы Миша рос без матери?

— Я хочу, чтобы он рос в нормальной семье, где уважают старших.

— Где слепо подчиняются манипулятору, ты хотел сказать.

Марина взяла сумку и подошла к двери. Дмитрий посторонился, пропуская её.

— Знаешь, — сказала она, останавливаясь рядом с ним, — твоя мать победила. Но это Пиррова победа. Потому что рано или поздно ты поймёшь, что она сделала с твоей жизнью. Когда Миша вырастет и уйдёт, когда ты останешься один в этой квартире, которую она у тебя украла, ты поймёшь. Но будет поздно.

Дмитрий молчал, глядя в сторону.

— А знаешь, что я поняла только сейчас? — продолжила Марина. — Твоя мать не просто манипулятор. Она больной человек. И она сделала больным тебя. Вы оба нуждаетесь в помощи, но вы никогда её не попросите. Потому что в вашем больном мирке всё идеально. Там есть только вы двое, а остальные — враги, которые хотят вас разлучить.

Она пошла по коридору к выходу. В гостиной, на диване, сидела Галина Павловна. Марина не удивилась. Конечно, свекровь была здесь. Она всегда появлялась в нужный момент, словно чувствовала, когда сын в ней нуждается. Или когда нужно добить противника.

Галина Павловна подняла голову и посмотрела на Марину. В её глазах не было торжества. Там была холодная, расчётливая удовлетворённость хищника, поймавшего добычу.

— Марина, дорогая, — проворковала она своим фальшиво-ласковым голосом, — что случилось? Вы поссорились с Димочкой?

Марина остановилась, глядя на женщину, которая разрушила её семью.

— Вы добились своего, Галина Павловна. Поздравляю.

Свекровь изобразила удивление.

— Я не понимаю, о чём вы…

— Прекратите, — оборвала её Марина. — Мы обе знаем, чего вы добивались. Теперь Дима снова ваш. Весь ваш. Можете продолжать высасывать из него жизнь, превращать в свою тень.

Галина Павловна поднялась с дивана. Она была невысокой, полной женщиной, но в этот момент казалось, что она возвышается над Мариной.

— Я защищала своего сына от ошибки, — сказала она ледяным тоном. — Вы никогда не были ему парой. Девочка из провинции, без образования, без манер…

— Без готовности пресмыкаться перед вами, — закончила Марина. — В этом была моя главная ошибка, да? Я не признавала вашу власть.

— Вы пытались отнять у меня сына!

— Я пыталась стать его женой! Создать с ним семью! Но вы не дали нам шанса!

Галина Павловна усмехнулась.

— Семью? Вы даже готовить толком не умеете. Димочка всегда был худой, когда жил с вами.

— Он был счастливый!

— Счастье — это иллюзия. Важна стабильность. И я дам её моему сыну.

Марина покачала головой.

— Вы дадите ему клетку. Золотую, комфортную, но клетку. И он никогда из неё не выберется, потому что вы отняли у него крылья ещё в детстве.

— Как высокопарно, — фыркнула Галина Павловна. — Идите уже. И не вздумайте возвращаться. Я позабочусь о том, чтобы Дима получил полную опеку над ребёнком.

При упоминании сына Марина почувствовала, как внутри поднимается волна ярости.

— Только попробуйте отнять у меня Мишу, и я расскажу всем о подделанном завещании. У меня есть доказательства.

Галина Павловна побледнела, но быстро взяла себя в руки.

— Никто вам не поверит. Обиженная брошенная жена, пытающаяся отомстить…

— Экспертиза почерка — вещь объективная. И выписки из банка тоже.

Они смотрели друг на друга, как две дуэлянтки перед выстрелом.

— Что вы хотите? — наконец спросила Галина Павловна.

— Я хочу, чтобы вы оставили моего сына в покое. Совместная опека, равные права. И никакого вашего вмешательства в его воспитание.

— А взамен?

— Взамен я не разрушу вашу прекрасную репутацию любящей матери и безутешной дочери.

Галина Павловна долго молчала, потом кивнула.

— Договорились. Но вы должны уехать. Сегодня же.

Марина направилась к двери, но обернулась на пороге.

— Знаете, Галина Павловна, мне вас жаль. Вы так боитесь остаться одной, что готовы разрушить жизнь собственного сына, лишь бы держать его при себе. Но одиночество — это не когда рядом никого нет. Это когда рядом есть люди, но они с вами не по своей воле. Когда-нибудь Дима это поймёт. И тогда вы потеряете его по-настоящему.

Она вышла, не дожидаясь ответа.

На улице было холодно. Марина подняла воротник пальто и пошла к остановке. В сумке лежали вещи, спешно собранные за пятнадцать минут. Вся её жизнь за семь лет брака уместилась в одну дорожную сумку.

Телефон завибрировал. Сообщение от Дмитрия: «Заберёшь остальные вещи в выходные. Миша будет у моей мамы».

Марина удалила сообщение, не отвечая. Потом достала из папки копию настоящего завещания и посмотрела на неё. Бабушка Вера писала дрожащей рукой: «Любимому внуку Диме, чтобы у него был свой дом, независимый от всех…»

Старушка знала. Она понимала, что делает её дочь с внуком, и пыталась дать ему шанс на свободу. Но Галина Павловна отняла и этот шанс.

Подошёл автобус. Марина села у окна и набрала номер своей матери.

— Мам? Можно я поживу у вас какое-то время? Да, мы расстались… Нет, всё в порядке. Просто… просто иногда любовь не может победить страх. А Дима слишком боится жить без мамы.

За окном проплывал вечерний город. Где-то там, в квартире, из которой она только что ушла, Галина Павловна утешала сына, говорила, что всё к лучшему, что теперь они снова вместе, как раньше. А Дмитрий верил ей, потому что так было проще. Не думать, не сомневаться, не брать ответственность.

Марина закрыла глаза. Впереди был развод, борьба за сына, новая жизнь. Будет трудно, но она справится. Потому что лучше идти по жизни одной, чем быть третьей лишней в больном симбиозе матери и сына. И когда-нибудь, когда Миша подрастёт, она расскажет ему всю правду. И научит его быть независимым, думающим, свободным человеком. Таким, каким не смог стать его отец.

Автобус свернул за угол, и дом, где прошли семь лет её жизни, скрылся из виду. Марина не обернулась. Некоторые двери лучше закрывать навсегда.