— Эти документы подделка, я уверена! Моя покойная свекровь никогда бы не оставила квартиру этой… этой женщине!
Галина Петровна стояла посреди просторной гостиной, сжимая в руках папку с документами так сильно, что костяшки пальцев побелели. Её лицо пылало праведным гневом, а голос дрожал от едва сдерживаемой ярости. Напротив неё, на диване, спокойно сидела Марина — невестка, которую она так ненавидела все эти годы.
Рядом с матерью переминался с ноги на ногу Виктор — её сын и муж Марины. Его взгляд метался между двумя женщинами, как у загнанного зверя, ищущего путь к отступлению.
— Галина Петровна, — спокойно произнесла Марина, не отрывая взгляда от свекрови. — Все документы заверены нотариусом. Ваша мама, Елена Михайловна, составила завещание три месяца назад, будучи в здравом уме и твёрдой памяти. Квартира переходит мне.
Эти слова подействовали на Галину Петровну как красная тряпка на быка. Она сделала шаг вперёд, её ноздри раздувались от гнева.
— Ты что-то ей внушила! Запугала! Старый человек, восемьдесят два года, а ты воспользовалась её слабостью!
Марина медленно встала с дивана. В её движениях не было агрессии, только усталая решимость человека, который слишком долго терпел и больше не намерен этого делать.
— Я ухаживала за бабушкой последние пять лет, — произнесла она ровным голосом. — Когда у неё случился инсульт, я бросила работу и переехала к ней. Я кормила её, мыла, переодевала, возила по врачам. А где были вы, Галина Петровна? Где был ваш сын?
Виктор опустил голову, разглядывая узор на паркете. Он помнил. Помнил все те разы, когда Марина просила его помочь с бабушкой, а он находил отговорки. Работа, усталость, важные дела. А по правде — просто не хотел видеть немощную старуху, от которой пахло лекарствами и старостью.
— Мы были заняты! — выкрикнула свекровь. — У людей работа, обязанности! А ты сидела дома, это твоя обязанность как жены!
— Моя обязанность? — Марина усмехнулась. — Интересная логика. Елена Михайловна — ваша мать, Виктор — ваш сын и её внук. Но ухаживать за ней должна я, невестка, которую вы с первого дня считали недостойной вашей семьи.
Галина Петровна поджала губы. Да, она никогда не скрывала своего отношения к невестке. Марина была из простой семьи, без связей, без денег. Обычная учительница начальных классов, которая каким-то чудом заморочила голову её золотому мальчику. Галина Петровна мечтала о другой партии для сына — дочери их знакомых юристов или врачей. А получила эту тихоню, которая даже голос повысить не умела.
По крайней мере, так она думала раньше.
— Витя, — обратилась она к сыну, хватая его за рукав пиджака. — Скажи ей! Это же наша семейная квартира! Бабушка обещала её тебе!
Виктор поднял на мать виноватый взгляд.
— Мам, я… Марина права. Документы в порядке. Я проверял.
— Что? — Галина Петровна отшатнулась от сына, как от прокажённого. — Ты проверял? И молчал? Ты знал об этом завещании?
Виктор кивнул, избегая её взгляда.
— Бабушка сказала мне за неделю до… до того, как её не стало. Сказала, что Марина заслужила эту квартиру. Что она была ей как родная дочь все эти годы.
— Как родная дочь? — голос Галины Петровны сорвался на визг. — У неё есть родная дочь — я! И родной внук — ты! А эта… эта расчётливая особа просто втёрлась в доверие!
Марина покачала головой.
— Знаете, что самое грустное, Галина Петровна? Елена Михайловна любила вас. Очень любила. Она часами рассказывала мне о том, какой вы были в детстве. Показывала фотографии, вспоминала, как шили вам платья к школьным праздникам, как радовались вашим успехам. Она ждала вас. Каждый день ждала, что вы придёте.
Свекровь замерла, в её глазах мелькнула тень сомнения.
— Она говорила: «Галочка занята, у неё важная работа, она директор», — продолжала Марина. — А потом тихо добавляла: «Но может, сегодня найдёт минутку». И я каждый день накрывала стол на троих, ставила ваш любимый сервиз, тот, с золотой каёмочкой. На случай, если вы придёте.
Виктор сжал кулаки. Он помнил этот сервиз. Бабушка доставала его только по праздникам и когда приходили особенные гости.
— Но вы приходили только когда нужны были деньги, — голос Марины стал жёстче. — Помните, два года назад? Вам понадобились средства на ремонт вашей дачи. Вы пришли, мило поговорили с Еленой Михайловной полчаса, она выписала вам чек на двести тысяч, и вы ушли. Она потом неделю светилась от счастья, что дочь навестила.
— Как ты смеешь! — Галина Петровна сделала шаг вперёд, но Виктор удержал её за руку.
— Мам, не надо…
— А помните прошлое лето? — продолжала невестка, не обращая внимания на гнев свекрови. — Елена Михайловна попала в больницу с воспалением лёгких. Я звонила вам, умоляла приехать. Вы сказали, что в отпуске в Турции и не можете прервать отдых. Зато когда она выписалась, вы тут же появились с вопросом о доверенности на управление её счетами. Для её же блага, конечно.
Галина Петровна побагровела.
— Это была разумная предосторожность! Старые люди часто становятся жертвами мошенников!
— Мошенников? — Марина рассмеялась, но в её смехе не было веселья. — Знаете, кого Елена Михайловна боялась больше всего? Не мошенников с улицы. Она боялась, что вы отправите её в дом престарелых, как только она станет совсем немощной. Она плакала по ночам, просила меня пообещать, что я не дам этому случиться.
— Враньё! — выкрикнула свекровь, но её голос дрогнул.
Марина подошла к секретеру, достала из ящика конверт и протянула Галине Петровне.
— Вот. Это она написала вам за месяц до смерти. Попросила передать, если вы будете оспаривать завещание.
Галина Петровна выхватила конверт и разорвала его трясущимися руками. Виктор подошёл ближе, заглядывая матери через плечо. На листе бумаги, неровным старческим почерком, было написано:
«Галочка, доченька моя. Если ты читаешь это письмо, значит, я уже ушла, а ты споришь с Мариной из-за квартиры. Не надо, родная. Марина заслужила её. Она была со мной, когда мне было страшно и больно. Она держала меня за руку, когда я не могла заснуть от боли. Она читала мне твои любимые в детстве сказки, когда я уже не могла читать сама.
Я знаю, ты занята. У тебя важная работа, положение. Но знаешь, что я поняла на старости лет? Положение — это не то, что греет душу, когда ты лежишь в больнице и не знаешь, проснёшься ли завтра. А Марина грела. Она была моим солнышком в последние годы.
Я люблю тебя, доченька. Всегда любила и буду любить. Но квартира — это всё, что я могу дать Марине за её доброту. У тебя есть своя квартира, дача, машина. У неё нет ничего, кроме сердца, которое она отдала мне целиком.
Не злись на неё. И на Витеньку не злись — он хороший мальчик, просто слабый. Весь в отца. А Марина сильная. Она выстоит.
Прости меня, если можешь. Мама».
Письмо выпало из рук Галины Петровны и медленно спланировало на пол. Она стояла, глядя в пустоту, и по её лицу текли слёзы. Виктор неловко обнял мать за плечи, но она отстранилась.
— Это всё равно несправедливо, — прошептала она. — Я её дочь. Я имею право…
— Право на что? — устало спросила Марина. — На то, чего не заслужили? Знаете, Галина Петровна, я не хотела этой квартиры. Правда не хотела. Я любила бабушку не за квартиру, не за деньги. Я любила её за то, что она была удивительным человеком. Она рассказывала такие истории о своей молодости, о войне, о том, как встретила дедушку. Она учила меня вязать, печь её фирменный яблочный пирог. Она стала мне ближе родной матери.
Свекровь резко повернулась к невестке.
— Не смей! Не смей говорить, что она была тебе матерью! Ты просто…
— Что? Воровка? Мошенница? Охотница за наследством? — Марина покачала головой. — Называйте как хотите. Мне всё равно. Елена Михайловна знала правду. И этого достаточно.
Галина Петровна сжала кулаки.
— Мы будем оспаривать это завещание! Я найму лучших адвокатов! Докажу, что ты оказывала давление!
— Пожалуйста, — Марина пожала плечами. — Только учтите — у меня есть все чеки на лекарства, которые я покупала на свои деньги. Все справки от врачей, подтверждающие, что я была основным опекуном. Показания соседей, которые видели меня здесь каждый день. И видеозаписи последних месяцев жизни Елены Михайловны, где она в здравом уме говорит о своём решении.
— Видеозаписи? — Виктор удивлённо посмотрел на жену.
— Да. Она попросила записать. Сказала, что хочет оставить послание для правнуков, которых может не увидеть. Но в основном говорила о вас, — Марина посмотрела на свекровь. — О том, какой вы были маленькой, какие у вас были мечты. Она очень вас любила, просто вы этого не видели. Или не хотели видеть.
Галина Петровна пошатнулась. Виктор подхватил её под руку и усадил на диван.
— Мам, может, хватит? Может, просто примем это?
— Ты тоже против меня? — она посмотрела на сына с болью в глазах.
— Я не против вас, мам. Я просто… Марина правда заботилась о бабушке. А мы… мы не были рядом.
Свекровь закрыла лицо руками. Несколько минут в комнате стояла тишина, нарушаемая только тиканьем старинных часов на стене — тех самых, что достались Елене Михайловне от её матери.
Наконец, Галина Петровна подняла голову. Её лицо было мокрым от слёз, тушь размазалась, превратив всегда идеальный макияж в печальную маску.
— Покажи мне эти видео, — тихо попросила она.
Марина кивнула и достала планшет. Она открыла папку с записями и выбрала одну из последних. На экране появилась Елена Михайловна, сидящая в своём любимом кресле у окна. Она выглядела хрупкой, но в глазах светилась жизнь.
«Маришенька снимает меня на камеру, — говорила она, улыбаясь. — Говорит, для истории. А я что вспомнить хочу? Ах да, про Галочку расскажу. Знаете, какая она была в детстве? Упрямая, как ослик! Если что решит — всё, не своротишь. Помню, в пять лет заявила, что будет балериной. Я её в студию отвела, а она там две недели проходила и сказала — нет, буду директором! И ведь стала! Всего добилась сама, моя девочка. Я горжусь ею. Очень горжусь. Просто жаль, что она так занята… Но ничего, может, придёт на днях. Маришка обещала пирог испечь по моему рецепту, Галочка их в детстве обожала…»
Видео закончилось. Галина Петровна сидела не двигаясь, уставившись в чёрный экран. По её щекам текли слёзы.
— Она гордилась мной, — прошептала она.
— Всегда гордилась, — подтвердила Марина. — В каждом видео о вас говорила. О ваших успехах, о том, какая вы сильная и независимая.
Свекровь встала с дивана. Она подошла к окну — тому самому, у которого любила сидеть её мать. За стеклом шумел город, спешили люди, неслись машины. Жизнь продолжалась.
— Я плохая дочь, — сказала она, не оборачиваясь.
— Нет, — возразила Марина. — Вы просто… потерялись. В работе, в достижениях, в гонке за успехом. Это случается.
Галина Петровна обернулась и посмотрела на невестку. Впервые за все годы знакомства она увидела в ней не соперницу, не похитительницу сына, а просто женщину. Уставшую женщину, которая пять лет своей жизни отдала чужому человеку.
— Почему? — спросила она. — Почему ты это делала? Правда не ради квартиры?
Марина помолчала, подбирая слова.
— Знаете, у меня рано умерли родители. Я выросла в детдоме. Всю жизнь мечтала о семье, о том, чтобы кто-то называл меня дочкой. Когда вышла замуж за Виктора, думала — вот оно, моё счастье. Будет семья, будет мама… — она горько усмехнулась. — Но вы с первого дня дали понять, что я чужая. Недостойная. А Елена Михайловна… Она приняла меня. Просто так, без условий. Она стала той бабушкой, которой у меня никогда не было. И да, я полюбила её. По-настоящему полюбила.
Галина Петровна отвернулась к окну. Её плечи вздрагивали.
— Я всё испортила, да? Всё. И с мамой, и с вами…
— Ещё не всё, — тихо сказала Марина. — Елены Михайловны больше нет, но мы остались. Мы можем попробовать… начать заново?
Свекровь резко обернулась.
— После всего, что я тебе наговорила? После того, как вела себя все эти годы?
— Елена Михайловна научила меня одной вещи, — Марина подошла ближе. — Она говорила: обиды — это камни, которые мы таскаем в душе. И можно всю жизнь тащить эти камни, сгибаясь под их тяжестью. А можно выложить из них дорожку и пойти по ней дальше.
Галина Петровна смотрела на невестку, и в её глазах мелькнуло что-то новое. Уважение? Раскаяние? Может быть, и то, и другое.
— Я не умею просить прощения, — призналась она.
— А я не умею долго обижаться, — ответила Марина.
Виктор, всё это время молчавший, встал с дивана.
— Мам, Марина права. Давайте попробуем. Бабушка бы этого хотела.
Галина Петровна кивнула. Медленно, неуверенно, но кивнула.
— Хорошо. Но квартира… Это всё равно больно.
— Я понимаю, — сказала Марина. — И у меня есть предложение. Давайте сделаем здесь что-то вроде семейного музея? Сохраним комнату Елены Михайловны как была, поставим её фотографии, вещи. И вы сможете приходить сюда когда захотите. Это будет наш общий дом памяти.
Свекровь удивлённо подняла брови.
— Ты готова впускать меня сюда после всего?
— Вы её дочь. Вы имеете право приходить в дом своей матери.
Галина Петровна закусила губу, сдерживая новые слёзы. Она сделала шаг к невестке и неуверенно протянула руку.
— Может, начнём с начала? Здравствуй, я Галина Петровна.
Марина улыбнулась и пожала протянутую руку.
— Марина. Приятно познакомиться.
Виктор облегчённо выдохнул. Впервые за все годы их брака он увидел, как две самые важные женщины в его жизни смотрят друг на друга без враждебности.
— А можно… можно мне посмотреть ещё видео? — робко спросила Галина Петровна.
— Конечно, — Марина протянула ей планшет. — Их много. Елена Михайловна любила рассказывать истории.
Они сели на диван втроём. Галина Петровна в центре, Марина и Виктор по бокам. На экране планшета снова появилась Елена Михайловна, и её голос наполнил комнату:
«А сегодня я расскажу, как мы с моей Галочкой ходили в цирк. Ей было семь лет, и она так хотела погладить слона…»
Галина Петровна прижала планшет к груди и заплакала. Но это были уже другие слёзы — слёзы освобождения от груза вины и обид, которые она носила в себе слишком долго.
Солнце медленно садилось за горизонт, окрашивая комнату в мягкие золотистые тона. В квартире, которая стала предметом раздора, воцарился мир. Хрупкий, неуверенный, но настоящий. Елена Михайловна была бы рада.
За окном шумел вечерний город. Жизнь продолжалась. И в этой жизни три человека, связанные болью и недопониманием, учились строить мосты там, где раньше были только стены. Это было трудно. Но они пытались.
И где-то там, в тишине между словами, в мягком свете заката, витал дух старой женщины, которая любила их всех и верила, что однажды они найдут путь друг к другу.
Квартира больше не была яблоком раздора. Она стала тем, чем мечтала видеть её Елена Михайловна — домом, где собирается семья. Пусть не идеальная, пусть со шрамами прошлых обид, но семья.
Невестка и свекровь. Две женщины, которые годами видели друг в друге врагов, наконец увидели друг в друге людей. И это было начало.
Один и тот же враг