— Валентина Петровна заявила, что переезжает к нам жить, — выпалила Марина, едва переступив порог квартиры. Её руки тряслись, когда она снимала пальто. На улице было минус десять, но дрожь эта была не от холода.
Дмитрий поднял голову от ноутбука. Он сидел в гостиной, окружённый бумагами квартального отчёта, и явно не ожидал такого начала разговора. На его лице мелькнуло недоумение, быстро сменившееся раздражением — жена опять драматизировала.
— Что значит «заявила»? — спросил он, откладывая документы. — Мама просто предложила погостить пару недель, пока ремонт в её квартире идёт. Мы же это обсуждали.
Марина прошла в комнату и села напротив мужа. В её глазах плескалось отчаяние пополам с яростью. Она достала из сумки телефон и положила его на стол между ними, как улику на судебном процессе.
— Послушай голосовое сообщение, которое твоя мама оставила мне час назад. Только послушай внимательно.
Она нажала на воспроизведение. Из динамика полился знакомый властный голос Валентины Петровны: «Мариночка, звоню предупредить — я уже договорилась с грузчиками на завтра. Привезут мою мебель к вам часам к двенадцати. Спальный гарнитур поставите в большую комнату, она у вас всё равно как склад используется. А ваши вещи перенесёте в маленькую — вам молодым много места не надо. И ещё — я составила список продуктов, которые нужно купить. Скину в сообщении. У меня диета специальная, врач прописал. Не волнуйся, я сама готовить буду, ты же у нас не умеешь толком».
Запись закончилась. В комнате повисла тишина. Дмитрий смотрел на телефон, словно тот мог взорваться. Марина ждала его реакции, сцепив пальцы в замок так крепко, что костяшки побелели.
— Она… наверное, неправильно выразилась, — наконец произнёс он неуверенно. — Мама иногда говорит резковато, но она не со зла. Просто привыкла всё организовывать сама.
Марина медленно встала. На её лице не было привычной мягкости. Появилось что-то новое — холодная решимость человека, которого загнали в угол.
— Дмитрий, твоя мать собирается завтра привезти к нам свою мебель. Свою мебель! В нашу квартиру! И выселить нас из спальни! Ты понимаешь, что происходит?
— Ну не выселить, а просто… временно переставить вещи. Пока ремонт у неё…
— Какой ремонт?! — Марина не выдержала. — Я звонила соседке твоей матери. Никакого ремонта нет! Она просто решила, что будет жить с нами. Насовсем!
Дмитрий поднялся, прошёлся по комнате. Его движения были нервными, резкими. Он был загнан между двух огней и не знал, как выкрутиться.
— Послушай, даже если это так… Мама одна. Ей семьдесят лет. Она имеет право рассчитывать на поддержку сына.
— А я? — голос Марины дрогнул. — Я не имею права на собственный дом? На личное пространство? На то, чтобы меня уважали в собственной квартире?
Она подошла к окну, глядя на заснеженный двор. В стекле отражалось её усталое лицо. Три года замужества. Три года она пыталась наладить отношения со свекровью. Приглашала на ужины, звонила, поздравляла с праздниками. И что получала в ответ? Критику её готовки, уборки, манеры одеваться. «Невестка у меня неумёха», — говорила Валентина Петровна знакомым, не стесняясь присутствия Марины.
— Марин, ну что ты хочешь, чтобы я сделал? — Дмитрий подошёл к ней сзади, но не решился обнять. — Это моя мать. Я не могу просто взять и выставить её на улицу.
Марина резко обернулась. В её глазах блеснули слёзы, но она не дала им пролиться.
— Я не прошу выставлять её на улицу. У твоей матери есть прекрасная трёхкомнатная квартира в центре города. Но она решила, что будет удобнее жить здесь и командовать мной. И ты, как всегда, не можешь ей ни в чём отказать.
— Это не так! Я просто…
— Что — просто? Ты просто позволяешь ей унижать меня? Помнишь прошлый Новый год? Она при всех гостях заявила, что ты мог бы найти жену получше. Что я «пустоцвет», который даже ребёнка родить не может. Ты тогда промолчал.
Дмитрий поморщился. Он помнил тот вечер. Помнил, как Марина выбежала из-за стола и заперлась в ванной. Помнил, как потом утешал её, обещал поговорить с матерью. Но так и не поговорил.
— Мама тогда выпила лишнего…
— Она была абсолютно трезва! — Марина уже не сдерживалась. — И она прекрасно знала, что говорит! Знала, что мы полтора года не можем завести ребёнка, что я прохожу обследования. И специально ударила по больному!
В дверь позвонили. Резко, требовательно. Они оба замерли.
— Это она, — прошептала Марина. — Твоя мать. Она сказала, что заедет вечером обсудить детали переезда.
Дмитрий пошёл открывать. Марина осталась стоять у окна, собираясь с силами. Она слышала, как в прихожей раздался громкий голос свекрови, как та отчитывает сына за то, что долго не открывал. Через минуту Валентина Петровна вошла в гостиную — грузная женщина в дорогой шубе, с идеальной укладкой и властным взглядом.
— Маринка, что стоишь как истукан? — бросила она вместо приветствия. — Чай не поставила? Я же предупреждала, что приеду.
Свекровь прошла в комнату хозяйским шагом, окинула взглядом обстановку и недовольно поморщилась.
— Опять бардак. Вещи разбросаны, пыль на полках. Ничего, когда я переeду, наведу тут порядок. Кстати, диван этот старый выкинем. Я свой привезу, ортопедический. Спина болит на вашем спать.
Марина молча смотрела на неё. В груди поднималась волна гнева, такого сильного, что перехватывало дыхание. Эта женщина собиралась превратить её жизнь в ад. И муж, как всегда, будет стоять в стороне, делая вид, что ничего особенного не происходит.
— Валентина Петровна, — начала Марина, стараясь говорить спокойно. — Мы не обсуждали ваш переезд. Это наша квартира, и…
— Что значит «ваша»? — перебила свекровь. — Насколько я помню, первоначальный взнос на эту квартиру дала я. Так что имею полное право здесь жить. К тому же, Димочка — мой единственный сын. Кто о нём позаботится, если не родная мать?
— Дима взрослый мужчина. Ему тридцать пять лет.
— И что? Мужчины в любом возрасте остаются детьми. Им нужен уход. А ты… — Валентина Петровна окинула невестку презрительным взглядом. — Ты даже борщ нормальный сварить не можешь. Димочка похудел на твоих макаронах.
— Мама, перестань, — слабо попытался вмешаться Дмитрий.
— Что перестань? Я правду говорю! Посмотри на неё — ходит как неприкаянная, дома порядка нет, готовить не умеет, детей нет. Что ты в ней нашёл, я до сих пор понять не могу.
Марина почувствовала, как что-то внутри неё оборвалось. Словно натянутая струна лопнула. Все три года терпения, попыток угодить, молчаливого проглатывания обид — всё это вдруг потеряло смысл.
— Хватит, — сказала она тихо, но в голосе прозвучала такая сила, что свекровь замолчала на полуслове. — Валентина Петровна, вы не будете переезжать к нам. Ни завтра, ни послезавтра, ни через неделю.
— Что?! — свекровь даже привстала от возмущения. — Да как ты смеешь?!
— Смею. Это мой дом. И я не позволю превращать его в филиал ада.
— Дима! — Валентина Петровна повернулась к сыну. — Ты слышишь, что твоя жена говорит твоей матери?!
Дмитрий стоял между ними, бледный, растерянный. Марина смотрела на него, и в её взгляде была мольба и одновременно вызов. Выбирай. Сейчас. Прямо сейчас сделай выбор.
— Мам, может, действительно… это не лучшая идея с переездом, — начал он неуверенно.
— Димочка! — голос Валентины Петровны стал жалобным. — Ты что, родную мать на улицу выгоняешь? Я тебя растила одна, всю жизнь тебе посвятила!
— Никто вас не выгоняет, — твёрдо сказала Марина. — У вас есть прекрасная квартира. Живите там спокойно. Приезжайте в гости — по приглашению. Но жить здесь вы не будете.
Свекровь поднялась. Её лицо побагровело от гнева.
— Ах вот как! Змею пригрели! Димка, или она, или я! Выбирай!
В комнате повисла тишина. Дмитрий смотрел то на мать, то на жену. Марина стояла прямо, подняв подбородок. Она больше не боялась. Что бы ни решил муж, она знала — больше терпеть унижения не будет.
— Мам, — Дмитрий сделал шаг к матери. Его голос дрожал, но в нём появилась непривычная твёрдость. — Марина права. Это наш дом. Наша семья. Я люблю тебя, ты моя мама, но… но я не могу позволить тебе так относиться к моей жене.
Валентина Петровна отшатнулась, словно сын ударил её.
— Ты… ты выбираешь её?
— Я выбираю свою семью, мам. Марина — моя семья.
Свекровь молча смотрела на сына. В её глазах мелькнуло что-то похожее на боль, но тут же сменилось яростью.
— Пожалеешь! Оба пожалеете! Когда она тебя бросит, не приползай ко мне!
Она развернулась и вышла, громко хлопнув дверью. Квартира содрогнулась от удара.
Марина и Дмитрий остались одни. Он подошёл к жене, неуверенно взял её за руку.
— Прости меня. Я должен был сделать это давно.
Марина посмотрела на него. В глазах блестели слёзы, но теперь это были слёзы облегчения.
— Ты правда выбрал меня?
— Я выбрал нас. Нашу семью. Мама… она привыкнет. Или не привыкнет, но это уже её выбор.
Следующее утро выдалось на удивление спокойным. Марина проснулась от запаха кофе — Дмитрий готовил завтрак. Это было так непривычно, что она сначала решила, что ей снится.
— Доброе утро, — он поставил перед ней чашку. — Я отменил грузчиков. И написал маме, что если она хочет приехать в гости в воскресенье, мы будем рады. Но только в гости.
Марина взяла чашку, грея руки о горячую керамику.
— Думаешь, она приедет?
— Не знаю. Но это уже не наша проблема. Мы установили границы. Дальше — её решение.
В телефоне Марины пискнуло сообщение. От свекрови. Она открыла его с опаской. Там было всего несколько слов: «В воскресенье буду к четырём. БЕЗ вещей. Обсудим правила».
Марина показала сообщение мужу. Они переглянулись и одновременно улыбнулись.
— Правила, значит, — сказал Дмитрий. — Ну что ж, это уже прогресс.
— Знаешь, — Марина отпила кофе, — а ведь я готова дать ей второй шанс. Если она готова уважать наши границы.
— Только больше никакого «пустоцвета», — твёрдо сказал Дмитрий.
— И никакой критики моего борща, — добавила Марина.
— И уж точно никакого переезда.
Они рассмеялись. Впервые за долгое время в их доме царила лёгкость. Словно открыли окно в душной комнате, и наконец-то стало чем дышать.
Воскресенье наступило быстро. Марина готовилась к визиту свекрови без привычной паники. Она приготовила простой обед — ничего особенного, но и не макароны из пачки. Накрыла стол, поставила цветы.
Валентина Петровна пришла ровно в четыре. Без вещей, как и обещала, но с коробкой пирожных из дорогой кондитерской.
— Здравствуйте, — сказала она, входя. Тон был сдержанный, но не враждебный.
— Здравствуйте, Валентина Петровна. Проходите.
Они сели за стол. Первые минуты прошли в напряжённом молчании. Потом свекровь откашлялась.
— Я думала о том, что произошло. Возможно… возможно, я действительно перегнула палку с переездом.
Марина и Дмитрий молча ждали продолжения.
— Но вы должны понять — я одинокая женщина. Мне хочется быть ближе к семье.
— Мы понимаем, мам, — мягко сказал Дмитрий. — И мы хотим, чтобы ты была частью нашей жизни. Но на условиях взаимного уважения.
Валентина Петровна поджала губы, явно борясь с собой. Потом кивнула.
— Хорошо. Давайте попробуем. Но я буду приходить раз в неделю на ужин.
— Договорились, — сказала Марина. — По воскресеньям.
— И никакой критики, — добавил Дмитрий, глядя матери в глаза.
— И никакого «пустоцвета», — тихо добавила Марина.
Свекровь вздрогнула, но кивнула.
— Согласна.
Остаток вечера прошёл спокойно. Валентина Петровна даже похвалила салат — сдержанно, но искренне. Когда она уходила, обернулась в дверях.
— Марина, — сказала она. — Насчёт того вечера, на Новый год… Я была неправа. Простите.
Марина не ожидала извинений. Это было так непохоже на властную свекровь, что она на секунду потеряла дар речи.
— Спасибо, Валентина Петровна. Я ценю это.
Когда дверь за свекровью закрылась, Марина и Дмитрий обнялись.
— Получилось, — прошептал он.
— Получилось, — согласилась она. — Хотя я до последнего не верила.
Прошёл месяц. Воскресные ужины стали традицией. Валентина Петровна приходила с пирожными или фруктами, они ужинали, разговаривали. Иногда всплывали старые привычки — свекровь начинала критиковать или командовать, но Марина спокойно напоминала о договорённостях, и та отступала.
Однажды, в очередное воскресенье, Валентина Петровна пришла особенно взволнованная.
— У меня новость, — сказала она за ужином. — Я записалась в клуб садоводов. Мы по воскресеньям теперь будем ездить на дачи друг к другу, обмениваться опытом.
— По воскресеньям? — переспросил Дмитрий. — Но как же наши ужины?
— Ну, может, перенесём на субботу? Или раз в две недели? — свекровь смотрела почти виновато.
Марина и Дмитрий переглянулись.
— Конечно, мам. Как тебе удобно.
Валентина Петровна расслабилась.
— Знаете, а ведь это всё к лучшему вышло. Если бы я переехала к вам, не было бы никакого клуба. А там такие интересные люди! Вчера Лидия Михайловна рассказывала про выращивание орхидей…
Она увлечённо говорила о новом хобби, и Марина с удивлением понимала — свекровь выглядит счастливой. По-настоящему счастливой. Не командуя, не критикуя, а просто живя своей жизнью.
После ужина, когда Валентина Петровна ушла, Марина села рядом с мужем на диван.
— Знаешь, о чём я думаю? Может, ей просто было одиноко? И она не знала, как быть нужной, кроме как командовать и контролировать?
— Возможно. Но теперь у неё есть клуб садоводов. И орхидеи.
— И мы. На правильной дистанции.
Дмитрий обнял жену.
— Спасибо тебе. За то, что не сдалась. За то, что заставила меня сделать выбор.
— Это был не только твой выбор. Мы все выбрали — жить по-новому. С уважением друг к другу.
За окном падал снег. В квартире было тепло и уютно. Их дом. Их правила. Их семья. А свекровь… свекровь тоже нашла своё место в этой новой конфигурации. Место гостя, а не хозяйки. И, как ни странно, всем от этого стало только лучше.
У нас семья, а не приют — нагло прошипела свекровь и не позвала мою дочку на праздник