— Я видела, как ты брала деньги из нашей тумбочки — сказала я свекрови, показывая запись с камеры

— Я видела, как ты брала деньги из нашей тумбочки, — Марина произнесла эти слова тихо, но от них словно воздух в комнате сгустился.

Свекровь замерла с чашкой чая в руках. Галина Петровна медленно опустила чашку на блюдце, и в тишине квартиры этот звук прозвучал как выстрел. Её лицо, секунду назад расслабленное и домашнее, превратилось в непроницаемую маску.

Марина стояла в дверном проёме кухни, прислонившись к косяку. Она не кричала, не обвиняла — просто констатировала факт. В её руке был телефон, на экране которого застыла картинка с домашней камеры наблюдения. На видео была отчётливо видна Галина Петровна, открывающая ящик тумбочки в спальне и вынимающая оттуда несколько купюр.

Три месяца. Целых три месяца Марина не могла понять, куда деваются деньги из их заначки. Сначала она думала, что ошибается в подсчётах. Потом грешила на собственную забывчивость — может, брала и забыла записать. Даже Андрея, своего мужа, мысленно заподозрила. Но только не свекровь. Не Галину Петровну, которая всегда подчёркивала свою финансовую независимость и гордилась тем, что никогда ни у кого не просит.

А началось всё четыре месяца назад, когда Галина Петровна попросилась пожить у них «на недельку». Её квартиру затопили соседи сверху, нужен был ремонт. Неделька превратилась в месяц, месяц — в два, а потом свекровь как-то незаметно обосновалась в их двухкомнатной квартире насовсем. «Зачем мне торопиться с ремонтом, — говорила она, — когда мне и здесь хорошо, с детками».

Детками она называла их с Андреем, хотя Марине было тридцать два, а Андрею тридцать пять.

Поначалу Марина старалась быть хорошей невесткой. Готовила любимые блюда свекрови, уступала ей удобное кресло у телевизора, терпела её советы о том, как правильно гладить рубашки Андрея и в какой последовательности расставлять тарелки в сушилке. Галина Петровна взяла на себя роль хозяйки с такой естественностью, словно это была её квартира, а Марина — приживалка.

— Маринка, ты опять кастрюлю не на ту полку поставила, — могла сказать свекровь утром.

— Зачем ты покупаешь такое дорогое масло? Подсолнечное за сто рублей — это же грабёж! — возмущалась она, роясь в пакетах с продуктами.

Марина молчала. Она видела, как Андрей морщится от этих замечаний, но он никогда не вступался. Максимум — неловко переводил тему или предлагал чаю. «Мама пожилой человек, — говорил он потом, когда они оставались вдвоём, — ну что ты хочешь? Потерпи немного, она скоро съедет».

Но свекровь не съезжала. Более того, она обустраивалась всё основательнее. Привезла свой халат, тапочки, любимую кружку. Заняла целую полку в ванной своими баночками и скляночками. И главное — она перестала даже упоминать о ремонте в своей квартире.

А потом начали пропадать деньги.

Сначала — мелочь. Пятьсот рублей тут, тысяча там. Марина списывала на свою невнимательность. Но когда из отложенных на отпуск сорока тысяч осталось двадцать восемь, она поняла — что-то не так. Она начала записывать каждую потраченную копейку, фотографировать содержимое заначки. И всё равно деньги продолжали исчезать.

Камеру Марина установила тайком, когда Андрей был на работе, а свекровь ушла в магазин. Маленькую, незаметную, замаскированную под датчик дыма. Она даже себе не признавалась, на что надеется. Может, камера покажет, что деньги никто не трогает, и она действительно сходит с ума?

Но камера показала правду.

— Это какое-то недоразумение, — голос Галины Петровны был спокойным, даже снисходительным. — Я брала деньги на продукты. Вы же едите то, что я готовлю? Вот и не придумывайте глупостей.

Она встала из-за стола, собираясь уйти из кухни, но Марина не отступила от дверного проёма.

— На продукты? Двенадцать тысяч за три месяца — на продукты? При том, что я каждую неделю закупаюсь в супермаркете и чеки храню?

Марина достала из кармана сложенную пачку чеков.

— Вот. Все покупки за последние три месяца. Тридцать шесть тысяч четыреста двадцать рублей. Это без учёта того, что покупал Андрей. Так на какие продукты вы брали деньги из нашей спальни, не предупредив?

Лицо свекрови начало наливаться краской. Но не от стыда — от гнева.

— Как ты смеешь? — её голос дрожал от возмущения. — Я — мать Андрея! Я имею право на помощь от сына! Или ты считаешь, что я должна просить у тебя разрешения?

— Это были наши с Андреем сбережения. Не ваши. И да, нужно было спросить.

— Наши? — Галина Петровна рассмеялась. Смех был неприятный, колючий. — Девочка, ты забываешься. Всё, что есть у моего сына — это благодаря мне. Я его растила, воспитывала, образование дала. Если бы не я, не видать бы тебе такого мужа!

Она обошла Марину и направилась в комнату. Марина пошла следом.

— Вы брали без спроса. Это воровство, — сказала она в спину свекрови.

Галина Петровна резко развернулась. Её глаза сузились.

— Воровство? Ты обвиняешь меня в воровстве? Да я для этой семьи делаю больше, чем ты! Я готовлю, убираю, слежу за порядком! А ты только и знаешь, что на работе пропадать! Какая из тебя жена? Андрей приходит домой, а ужин готовлю я! Рубашки глажу я!

— Я работаю! — не выдержала Марина. — Я зарабатываю деньги, между прочим! Те самые, которые вы потихоньку таскаете!

— Деньги, деньги! — свекровь всплеснула руками. — Вот и вся ты! Меркантильная, расчётливая! Моему сыну нужна настоящая женщина, хозяйка, а не карьеристка, которая копейки считает!

В этот момент входная дверь щёлкнула замком. Пришёл Андрей.

Он вошёл в комнату и сразу понял — что-то случилось. Мать сидела в кресле, демонстративно отвернувшись к окну. Марина стояла посреди комнаты, бледная, сжимая в руке телефон.

— Что происходит? — спросил он, хотя по его лицу было видно — он не хочет знать ответ.

— Твоя жена обвинила меня в воровстве, — произнесла Галина Петровна трагическим голосом. — Я, которая всю жизнь положила на тебя, оказывается, воровка!

Андрей посмотрел на Марину. В его взгляде была мольба — не надо, давай потом, наедине. Но Марина устала молчать.

— Твоя мама брала деньги из нашей заначки. Без спроса. Двенадцать тысяч за три месяца.

— Марин… — начал он, но она его перебила.

— У меня есть видео, Андрей. С камеры. Хочешь посмотреть?

Она видела, как он сглотнул. Видела, как его взгляд метнулся к матери, потом к ней. И в этот момент она поняла страшную вещь — он знал. Может, не про камеру, не про точную сумму, но он знал, что мать берёт деньги.

— Ты знал? — прошептала она.

Андрей молчал. Этого молчания было достаточно.

— Ну конечно! — Галина Петровна поднялась с кресла. — Мой сын понимает, что я не чужой человек! Что я имею право на помощь! Не то что некоторые!

— Мама, пожалуйста… — Андрей выглядел несчастным.

— Что «мама»? Я тебе мешаю? Я обуза? Скажи прямо! Скажи, что твоя мать, которая тебя вырастила, тебе не нужна!

Это был её коронный приём. Марина видела его много раз. Галина Петровна мгновенно из обвиняемой превращалась в жертву. И Андрей, как всегда, велся на эту манипуляцию.

— Мам, ну что ты такое говоришь? Конечно, ты не обуза. Просто… Марина права, надо было предупредить. Мы же копим на отпуск.

— На отпуск! — фыркнула свекровь. — Вот что для вас важно! Развлечения! А то, что я на эти деньги лекарства покупаю, вам неинтересно!

Марина знала, что свекровь лжёт. Галина Петровна получала неплохую пенсию, плюс доплаты как ветеран труда. На лекарства ей хватало с избытком. Но сейчас она разыгрывала спектакль для сына, и он, как всегда, был готов в него поверить.

— Какие лекарства, мама? — устало спросила Марина. — Вы же сами говорили, что тратите всего три тысячи в месяц на таблетки от давления.

— Я не обязана перед тобой отчитываться! — отрезала свекровь.

Она прошла мимо них к двери.

— Я поживу у Нади пару дней. Раз я тут лишняя.

Надя — это её подруга, которая жила в соседнем доме. Угроза уйти к Наде была ещё одним излюбленным приёмом свекрови. Обычно после этих слов Андрей начинал упрашивать её остаться, извинялся, обещал, что всё наладится. Но в этот раз Марина его опередила.

— Хорошая идея, — сказала она спокойно. — Заодно и о ремонте своей квартиры подумаете. Четыре месяца прошло, пора бы уже.

Галина Петровна застыла на пороге. Медленно повернулась.

— Ты выгоняешь меня?

— Я напоминаю, что у вас есть собственное жильё. И что вы обещали пожить у нас неделю, а не поселиться навсегда.

— Андрей! — свекровь смотрела на сына. — Ты позволишь ей так со мной разговаривать?

Андрей стоял между ними, и Марина видела, как он мучается. Она знала, что сейчас решается не только вопрос с деньгами или проживанием свекрови. Решается будущее их брака.

— Мам, — наконец произнёс он. — Марина права. Нехорошо получилось с деньгами. И с квартирой тоже. Может, действительно пора заняться ремонтом?

Лицо Галины Петровны окаменело.

— Понятно. Жена тебе дороже матери. Я всё поняла.

Она ушла в комнату, которую занимала — бывший кабинет Андрея, превращённый в её спальню. Через несколько минут вышла с сумкой.

— Я к Наде. А ты, — она ткнула пальцем в Марину, — ты ещё пожалеешь. Когда Андрей поймёт, какую ошибку совершил, связавшись с тобой, будет поздно!

Дверь хлопнула.

Марина и Андрей остались вдвоём. Тишина была оглушительной.

— Прости, — сказал он тихо. — Я должен был сразу поговорить с ней. Когда заметил, что она берёт деньги.

— Почему не поговорил?

Он сел на диван, обхватил голову руками.

— Она моя мать, Марин. Единственный родной человек, кроме тебя. Отец нас бросил, когда мне было пять. Она одна меня растила. Работала на двух работах. Себе во всём отказывала. Я не мог… не мог обвинить её в воровстве.

— Но мог позволить ей обвинить в меркантильности меня?

Андрей поднял голову, посмотрел на неё.

— Нет оправдания. Я слабак. Всю жизнь не могу ей противостоять. Она давит на чувство вины, и я сдаюсь. Каждый раз сдаюсь.

Марина села рядом с ним.

— Она не вернётся к Наде. Придёт через пару дней, максимум.

— Знаю.

— И что мы будем делать?

Андрей помолчал.

— А что, если… что, если мы поможем ей с ремонтом? Ну, финансово. Чтобы она быстрее могла вернуться к себе.

Марина вздохнула. В каком-то смысле это было признание поражения. Они будут платить за то, чтобы свекровь съехала. Но если это цена их спокойствия…

— Сколько?

— Тысяч сто пятьдесят. У меня есть премия годовая, отложил. Думал на машину накопить, но… семья важнее.

Марина взяла его за руку.

— А эти двенадцать тысяч?

— Забудем. Спишем на… не знаю, на что спишем. Но забудем. Не хочу, чтобы это между нами стояло.

Через три дня Галина Петровна вернулась. Гордая, обиженная, но вернулась. Наде она, видимо, тоже успела надоесть за эти дни.

Андрей встретил её в прихожей.

— Мам, мы тут подумали. Давай поможем тебе с ремонтом. Финансово. Чтобы ты могла быстрее вернуться домой. В свою квартиру удобнее всё-таки, правда?

Свекровь смотрела на него подозрительно.

— Откупиться решили?

— Нет, мам. Помочь. Мы семья. Семья помогает друг другу. Но у каждого должен быть свой дом, своё пространство. Ты же понимаешь?

Галина Петровна перевела взгляд на Марину, которая стояла чуть поодаль.

— Это её идея?

— Наша, — твёрдо сказал Андрей. — Наша общая. Мы с Мариной — семья. И решения принимаем вместе.

Это было впервые. Впервые за пять лет брака Андрей так чётко обозначил границу. Мы — это он и Марина. А мать — это родной, любимый, но всё-таки отдельный человек.

Свекровь молча прошла в свою комнату. Марина думала, что сейчас начнётся новый скандал. Но через час Галина Петровна вышла и сказала:

— Хорошо. Я приму вашу помощь. Завтра начну искать бригаду для ремонта.

Ремонт занял полтора месяца. Всё это время свекровь жила у них, но что-то изменилось. Она больше не командовала, не указывала, как правильно жить. Она даже начала спрашивать разрешения, прежде чем что-то переставить или купить.

А главное — она больше не трогала их деньги.

В день, когда Галина Петровна съезжала, Марина помогала ей собирать вещи.

— Марина, — вдруг сказала свекровь, складывая в коробку свои баночки из ванной. — Я… я хочу извиниться.

Марина замерла. От Галины Петровны она ожидала чего угодно, но не извинений.

— За деньги. Это было неправильно. Я привыкла считать, что имею право на всё, что есть у Андрея. Но у него теперь есть ты. Своя семья. Я должна это принять.

— Галина Петровна…

— Нет, дай договорить. Я не лёгкий человек, ты права. Привыкла всё контролировать. Но я правда люблю сына. И… если он счастлив с тобой, я должна это уважать.

Она протянула Марине конверт.

— Что это?

— Десять тысяч. Больше у меня сейчас нет, но я верну всё. По частям, но верну.

Марина хотела отказаться, сказать, что не нужно. Но поняла — для свекрови это важно. Это её способ сохранить достоинство.

— Спасибо, — сказала она, принимая конверт.

— И ещё, — Галина Петровна замялась. — Приезжайте в гости. Когда захотите. Я… я буду рада.

Вечером того же дня Марина и Андрей сидели на кухне в их опустевшей без свекрови квартире. Было непривычно тихо. Никто не шумел посудой, не комментировал телепередачи, не учил жить.

— Странно как-то, — сказал Андрей. — Пусто.

— Угу, — согласилась Марина.

— Но хорошо.

— Очень хорошо.

Они помолчали.

— Марин, а камеру ты уберёшь?

Она рассмеялась.

— Уже убрала. Утром, пока ты в душе был.

— И что теперь? Будем копить на отпуск заново?

— Будем. Только давай сейфом обзаведёмся. На всякий случай.

Андрей улыбнулся.

— Давай. И ещё, Марин… Спасибо. За то, что не сдалась. За то, что заставила меня выбрать. Правильно выбрать.