Лидия Петровна стояла у окна и смотрела на двор, где её сын Константин помогал жене загружать коробки в машину. Она не плакала. Слёзы закончились три дня назад, когда он объявил о своём решении. Теперь осталось только это странное оцепенение, когда мозг отказывается принимать реальность, выдавая вместо этого отстранённое наблюдение за собственной жизнью, словно это происходит не с тобой, а с героиней какого-то бесконечного, затянувшегося сериала.
Всё началось с пустяка. Точнее, с того, что она считала пустяком.
Три месяца назад Константин с женой Татьяной переехали в соседний дом. Лидия Петровна восприняла это как подарок судьбы. Её сын, единственный, поздний ребёнок, которого она родила в сорок лет и растила одна после того, как муж ушёл к другой, наконец-то был рядом. Через двор. Пять минут пешком. Она могла видеть его окна из своей кухни.
В первую же неделю она пришла к ним с пирогом. Просто так, по-соседски. Татьяна открыла дверь, улыбнулась той самой натянутой улыбкой, которую Лидия Петровна научилась распознавать за пять лет их знакомства, и сказала спасибо. Но когда Лидия Петровна попыталась пройти на кухню, чтобы поставить пирог на стол, невестка не пропустила её дальше прихожей.
— Спасибо большое, Лидия Петровна, но мы как раз собирались заняться ремонтом, тут ещё весь бардак, — голос Татьяны был вежливым, но твёрдым.
Лидия Петровна посмотрела через её плечо. Квартира выглядела идеально. Никакого ремонта. Никакого бардака. Просто её невестка не хотела впускать свекровь дальше порога.
Она не стала настаивать. Передала пирог и ушла. Но что-то внутри неё сжалось тогда в тугой комок обиды. Она же не чужая. Она мать. У неё есть право…
Но какое право? На что? Войти без приглашения? Проверить, насколько чисто вымыт пол? Убедиться, что её сын нормально питается?
Через неделю она снова пришла. На этот раз с предлогом. Принесла банки с вареньем, которые Константин так любил в детстве. И снова Татьяна приняла их в прихожей, поблагодарила и не пригласила войти.
— Мы как раз уходим, Лидия Петровна, простите.
Они не уходили. Лидия Петровна видела в окно, как через час свет в их квартире всё ещё горел, и никто никуда не выходил.
Третий визит был спонтанным. Лидия Петровна увидела, как Константин с утра уехал на работу, а Татьяна осталась дома одна. Идеальный момент для откровенного разговора. Без свидетелей. Без сына, который всегда старался сгладить углы и перевести всё в шутку.
Она поднялась к ним около полудня. Позвонила в дверь. Татьяна открыла в домашней одежде, волосы собраны в небрежный пучок, на лице — никакой косметики. Лидия Петровна почувствовала странное удовлетворение от того, что застала невестку врасплох.
— Можно войти? Или ты опять меня выставишь?
Слова вырвались сами собой, резче, чем она планировала. Татьяна замерла на пороге. Секунду она просто молча смотрела на свекровь, и в её глазах промелькнуло что-то, чего Лидия Петровна не смогла распознать. Не обида. Не гнев. Скорее, усталость. Бесконечная, выматывающая усталость человека, который знает, что сейчас начнётся то, чего уже невозможно избежать.
— Заходите, — невестка отступила в сторону.
Лидия Петровна вошла и огляделась. Квартира была безупречной. Свежий запах, чистота, цветы в вазах, аккуратно расставленные книги. Всё выглядело идеально. И именно эта идеальность раздражала больше всего. Потому что если здесь всё в порядке, значит, причина, по которой невестка не пускает свекровь в дом, не имеет отношения к чистоте. Причина в другом.
— Чай будешь? — голос Татьяны был ровным, но холодным.
— Не надо чая. Я пришла поговорить.
Они сели друг напротив друга за кухонным столом. Лидия Петровна положила руки на столешницу, сцепив пальцы в замок, как делают люди, готовящиеся произнести важную речь. Татьяна просто сидела, прямая как струна, и ждала.
— Таня, я понимаю, что молодой семье нужно своё пространство, — начала Лидия Петровна, тщательно подбирая слова. — Но я не понимаю, почему ты меня сторонишься. Я же не посторонняя. Я мать Константина. Я имею право видеть, как живёт мой сын.
— Константин живёт хорошо, — ответила Татьяна. — И вы это знаете.
— Откуда мне знать, если ты держишь меня на расстоянии? — голос Лидии Петровны стал резче. — Вот скажи честно: что я сделала плохого? Чем я тебе насолила?
Татьяна молчала несколько секунд. Она смотрела на свекровь так, словно пыталась решить: стоит ли говорить правду, или лучше промолчать, сохранив иллюзию мира.
— Вы ничего плохого не сделали, Лидия Петровна, — наконец произнесла она тихо. — Но вы не можете перестать быть матерью там, где нужно просто быть свекровью. Вы не можете смириться с тем, что Константин — взрослый человек, у которого есть своя жизнь. Своя семья. И в этой семье главная — не вы.
Это прозвучало как пощёчина. Лидия Петровна почувствовала, как кровь прилила к лицу.
— Как ты смеешь?! Я всю жизнь положила на этого ребёнка! Я одна его растила, я не спала ночами, я работала на трёх работах, чтобы он ни в чём не нуждался! И ты мне будешь указывать, какое место я должна занимать в его жизни?
— Я не указываю, — голос Татьяны оставался спокойным, но в нём появились стальные нотки. — Я просто говорю, как есть. Вы вырастили сына. Вы сделали всё, что могли. И он вам благодарен. Но теперь он живёт со мной. Это наш дом. И здесь я принимаю решения. Не вы.
— Значит, я больше не нужна? — в голосе свекрови прорезалась обида.
— Вы нужны. Но не так, как вы хотите. Вы не можете контролировать его жизнь. Вы не можете приходить без предупреждения и проверять, чем мы здесь занимаемся. Вы не можете давать мне советы о том, как мне вести хозяйство или как мне относиться к мужу. У меня есть своя голова. И своё представление о том, какой должна быть наша семья.
— Ты просто хочешь отобрать у меня сына! — выпалила Лидия Петровна.
— Я не отбираю. Он сам сделал выбор. И выбрал меня.
Это было окончательным ударом. Лидия Петровна встала из-за стола так резко, что стул чуть не упал. Она хотела сказать что-то едкое, что-то ранящее, что заставит невестку почувствовать себя такой же униженной. Но слова застряли в горле. Потому что где-то глубоко внутри она понимала: Татьяна права. Константин действительно сделал выбор. И этот выбор не был в её пользу.
Она развернулась и пошла к выходу. Татьяна не остановила её. Не попыталась смягчить ситуацию. Просто проводила до двери и тихо сказала:
— Лидия Петровна, я не хочу ссориться. Просто примите, что всё изменилось.
Лидия Петровна не ответила. Хлопнула дверью и ушла.
Следующие две недели она не звонила сыну. Не приходила. Ждала, что он сам позвонит, объяснится, извинится. Но телефон молчал. А когда она не выдержала и набрала его номер, он ответил коротко и сухо:
— Мама, мне некогда. Я на работе. Позвоню позже.
Он не позвонил.
Тогда Лидия Петровна решилась на последний шаг. Она позвонила в дверь их квартиры вечером, когда знала, что Константин дома. Открыл он сам. Увидев мать, его лицо стало настороженным.
— Мне нужно с тобой поговорить, — сказала она твёрдо. — Один на один.
Константин посмотрел через плечо на кухню, где сидела Татьяна, потом снова на мать. Секунду он колебался, а потом вышел на лестничную площадку, прикрыв за собой дверь.
— О чём ты хочешь поговорить?
Лидия Петровна смотрела на своего сына и не узнавала его. Он был другим. Собранным, отстранённым, словно между ними была стена, которую она не могла пробить.
— Костя, что происходит? Ты меня избегаешь. Татьяна меня не пускает в дом. Мы что, теперь чужие люди?
— Мама, никто тебя не избегает, — он говорил медленно, тщательно подбирая слова. — Просто у нас с Таней своя жизнь. И мы хотим, чтобы ты это поняла.
— То есть я теперь лишняя?
— Не лишняя. Но ты должна соблюдать границы.
— Какие границы? Я твоя мать!
— Именно поэтому. Потому что ты моя мать, ты думаешь, что имеешь право на всё. На каждую минуту моего времени. На контроль над моим домом. Над моей женой. Но это не так. Я взрослый. У меня своя семья. И в этой семье главная — Татьяна. Не ты.
Эти слова повисли в воздухе, тяжёлые и окончательные. Лидия Петровна смотрела на сына и чувствовала, как внутри неё что-то разламывается на части. Её сын, которого она вырастила, которому отдала всю свою жизнь, стоял перед ней и говорил, что теперь она — второстепенная. Что другая женщина важнее.
— Ты выбираешь её вместо меня, — прошептала она.
— Я не выбираю. Я уже выбрал. Пять лет назад, когда женился на ней. И с тех пор ничего не изменилось. Я люблю тебя, мама. Но я не буду жить так, как ты хочешь. Я буду жить так, как хочу я. С женщиной, которую я люблю. В доме, который мы построили вместе.
Лидия Петровна почувствовала, как у неё подкосились ноги. Она схватилась за перила, чтобы не упасть.
— Значит, я больше тебе не нужна…
Константин шагнул к ней, взял за руку. Впервые за весь разговор в его глазах появилась боль.
— Ты нужна. Но не так, как ты хочешь. Мама, попробуй понять. Я не могу жить, разрываясь между тобой и Татьяной. Я не могу каждый день выбирать, кого обидеть меньше. Мне нужна твоя поддержка. Не контроль. Не ревность. Не попытки доказать, что ты главнее. Просто поддержка. Можешь ли ты мне это дать?
Она смотрела на него и понимала: сейчас её ответ определит всё. Если она скажет «нет», если продолжит настаивать, если не отпустит — она его потеряет. Навсегда. Но если согласится, если отступит, если примет роль, которая ей отведена… что тогда останется от её материнства?
А потом она вспомнила. Вспомнила маленького Костю, который приносил ей цветы, сорванные в парке. Вспомнила подростка, который защищал её от хамства соседей. Вспомнила юношу, который в первый раз представил ей Татьяну и сказал: «Мама, я хочу, чтобы ты её полюбила».
И она поняла. Он не предал её. Он просто вырос. А она застряла в том времени, когда он был её маленьким мальчиком, который не мог без неё прожить и дня.
— Я попробую, — тихо сказала она. — Я правда попробую.
Константин обнял её. Крепко, по-настоящему. И в этих объятиях не было жалости. Было облегчение.
— Спасибо, мам.
Лидия Петровна ушла домой и плакала всю ночь. Не от обиды. От того, что приходится отпускать. От того, что время невозможно повернуть вспять. От того, что материнство — это не вечное владение, а временное право на заботу.
Прошло три месяца. Лидия Петровна больше не приходила без предупреждения. Она звонила. Спрашивала, можно ли зайти. Иногда Татьяна приглашала её на чай. Иногда говорила, что они заняты. И Лидия Петровна принимала это. Без обид. Без сцен.
А сегодня утром позвонил Константин и сказал:
— Мама, у нас новость. Татьяна ждёт ребёнка. Мы хотели бы, чтобы ты была рядом. Если, конечно, захочешь.
Лидия Петровна стояла у телефона и улыбалась сквозь слёзы.
— Конечно, хочу. Просто скажите, когда и как я могу помочь.
— Мы скажем. Спасибо, что поняла.
Она положила трубку и посмотрела в окно. Во дворе светило солнце. И впервые за долгое время Лидия Петровна почувствовала не потерю, а надежду. Она не потеряла сына. Она просто научилась любить его по-новому.
Завещание раздора