Звонок прервал тишину квартиры резким, требовательным трелем. Катя вздрогнула и подняла глаза от ноутбука. На экране телефона высветилось знакомое имя: «Свекровь».
Она не стала брать трубку. Просто смотрела, как телефон вибрирует на столе, пока звонок не прервался сам собой. Через три секунды он зазвонил снова. И снова. И снова.
После пятого звонка Катя сдалась и ответила.
— Слушаю.
— Катюша, родная, открой дверь, — голос Тамары Ивановны был медовым, почти ласковым. — Я тут с пирожками стою, а ключи забыла дома. Замёрзла вся.
Катя закрыла глаза. Ключи. Тамара Ивановна никогда ничего не забывала. У неё был запасной комплект ключей от их квартиры, который она получила «на всякий случай» ещё в день свадьбы. Но сейчас она стояла за дверью и ждала, чтобы Катя сама впустила её. Чтобы всё было правильно. Чтобы невестка встретила свекровь, как положено.
— Хорошо, сейчас открою, — тихо ответила Катя и положила трубку.
Она встала, прошла в прихожую и распахнула дверь. Тамара Ивановна стояла на пороге в своей добротной дублёнке и вязаной шапке. В руках у неё был большой пакет, из которого пахло жареным тестом и капустой.
— Вот и славненько, — свекровь прошла в квартиру, не снимая обуви, и направилась прямиком на кухню. — Что ты тут сидишь одна? Небось опять в этом компьютере своём ковыряешься? Глаза себе испортишь.
Катя молча закрыла дверь и пошла следом.
На кухне Тамара Ивановна уже расставляла на столе контейнеры с пирожками, попутно критически оглядывая столешницу.
— Крошки на плите, — она провела пальцем по поверхности и показала Кате. — Видишь? После завтрака надо сразу протирать, а не потом. Иначе жир въедается, потом не отмоешь.
Катя стояла в дверях и молчала. Она давно научилась молчать. Любое оправдание, любое возражение воспринималось свекровью как дерзость и неуважение. Молчание было единственной безопасной позицией.
— Ну что стоишь? — Тамара Ивановна сняла дублёнку и повесила её на спинку стула. — Чайник поставь. Я пирожки свои принесла, будем с тобой, как положено, разговаривать. По душам.
Катя включила чайник и достала чашки. Руки у неё слегка дрожали. Она знала, что за этим последует. «Разговор по душам» всегда означал одно и то же: перечень её ошибок, недочётов и промахов.
Свекровь села за стол и начала неторопливо пить чай, внимательно разглядывая Катю поверх чашки.
— Ты похудела, — наконец произнесла она. — Лицо осунулось. Небось опять ничего не ешь? Я же говорила Максиму, что ты себя не бережёшь. Работаешь, работаешь, а толку?
— Я нормально питаюсь, — тихо ответила Катя.
— Нормально? — свекровь усмехнулась. — Я вчера в холодильник заглянула, когда приходила. Там одни йогурты и овощи. Это не еда. Это корм для кроликов. Максим мужчина, ему нужна нормальная пища. Мясо, каши, супы. А ты что ему готовишь? Салатики свои?
Катя сжала чашку в руках.
— Максим сам попросил меня готовить легче. У него проблемы с желудком.
— Проблемы! — фыркнула Тамара Ивановна. — Проблемы у него появились, когда он на твоё питание перешёл. Раньше у него ничего не болело. Я тридцать лет его кормила, и всё было отлично. А ты за два года умудрилась желудок ему посадить.
Она встала и направилась к холодильнику. Открыла его, покачала головой и начала доставать продукты. Катя молча наблюдала, как свекровь перебирает их еду, комментируя каждую покупку.
— Молоко обезжиренное. Зачем? Сыр какой-то заграничный. Дорогой небось, а пользы ноль. Колбаса… — она развернула упаковку и понюхала. — Несвежая. Видишь, край подсох? Надо выбросить.
— Мы её вчера купили, — попыталась возразить Катя.
— Не спорь со мной! — голос свекрови стал резким. — Я в этом разбираюсь лучше тебя. Сколько я колбасы за свою жизнь перебрала? А ты что знаешь? Ты и готовить-то толком не умеешь.
Катя отвернулась к окну. Комок подступил к горлу, но она не позволила себе заплакать. Она не даст свекрови этого удовольствия.
Тамара Ивановна между тем перешла к осмотру кухонных шкафов. Она открывала дверцы, заглядывала внутрь, переставляла банки, комментируя каждую мелочь.
— Крупы неправильно хранишь. Нужны стеклянные банки, а не эти пакеты. Заведутся жучки, потом плакать будешь. Специи вообще вразброс стоят. Я тебе покажу, как надо.
Она начала перекладывать содержимое шкафов, выстраивая всё по своей системе. Катя стояла рядом, чувствуя, как внутри неё растёт холодная, глухая ярость. Это был её дом. Её кухня. Её жизнь. Но свекровь вела себя так, будто это её территория, а Катя здесь всего лишь временная квартирантка.
— А теперь пойдём в комнату, — Тамара Ивановна вытерла руки о полотенце и направилась в гостиную.
Катя молча последовала за ней.
В гостиной свекровь обошла всё помещение, критически оглядывая мебель, картины на стенах, книги на полках.
— Пыль на полках. Катюша, ну как так можно? — она провела пальцем по книжной полке и показала ей. — Муж на работе целый день вкалывает, а ты даже элементарного порядка навести не можешь?
— Я тоже работаю, — тихо сказала Катя.
— Работаешь! — свекровь презрительно фыркнула. — Сидишь в интернете, это не работа. Настоящая женщина должна дом содержать, мужу создавать уют. А у тебя тут что? Беспорядок, холодильник пустой, пыль.
Она подошла к дивану и подняла с него декоративную подушку.
— И это как понимать? — она показала на небольшое пятнышко. — Ты что, стирать не умеешь?
Катя молчала. Она знала, что любое слово будет использовано против неё.
Тамара Ивановна села на диван и похлопала рукой по месту рядом с собой.
Катя села на край дивана, держа спину прямо.
— Я вижу, что ты не справляешься, — свекровь говорила мягко, почти ласково, но в её глазах плескался холодный расчёт. — Максиму нужна настоящая жена, хозяйка. А ты… ты стараешься, я вижу, но у тебя не получается. Тебя же никто не учил. У тебя мамы не было, бабушка воспитывала. Она тебе что, по хозяйству показывала?
Упоминание о её детстве было ударом ниже пояса. Катя осиротела в семь лет, и её воспитывала бабушка. Тамара Ивановна прекрасно знала, как больно это задевает, и использовала эту карту каждый раз, когда нужно было поставить невестку на место.
— Бабушка меня всему научила, — ответила Катя, стараясь сохранять спокойствие.
— Ну-ну, — свекровь улыбнулась, и эта улыбка была хуже любого оскорбления. — Я вижу результат её обучения. Поэтому я решила взять твоё воспитание в свои руки. Я буду приходить почаще, покажу тебе, как правильно вести хозяйство. Как готовить, как убирать, как ухаживать за мужем. Хочешь ты этого или нет, я научу тебя быть нормальной женой.
Она произнесла это спокойно, как приговор. Катя почувствовала, как по спине пробежал холод. Это было не предложение помощи. Это была угроза. Тамара Ивановна объявляла о захвате территории.
— Тамара Ивановна, спасибо, но мы справимся сами, — Катя постаралась, чтобы её голос звучал твёрдо.
Свекровь вскинула брови.
— Справитесь? — она встала и подошла к Кате совсем близко. — Ты думаешь, у тебя есть выбор? Я мать Максима. Я имею полное право заботиться о его благополучии. И если его жена не справляется со своими обязанностями, я буду вмешиваться. Понятно тебе?
Катя поднялась с дивана, отступая на шаг.
— Это наш дом. Наша семья. Мы сами решим, как нам жить.
Лицо Тамары Ивановны исказилось. Маска доброжелательности слетела, обнажив настоящее лицо — холодное, властное, не терпящее возражений.
— Да как ты смеешь мне указывать?! — она шагнула вперёд, и Катя инстинктивно попятилась. — Ты кто вообще такая? Сиротка, которой повезло выйти замуж за моего сына! Я тебя в семью пустила, дала шанс, а ты мне перечишь?
Она схватила Катю за предплечье, сжав пальцы так сильно, что стало больно.
— Я научу тебя уважать старших, нравится тебе это или нет!
Катя дёрнулась, пытаясь высвободиться, но свекровь держала крепко. В её глазах горел яростный огонь, и Катя поняла: это не просто конфликт. Это война, которую она проигрывает.
Тамара Ивановна отпустила её так резко, что Катя чуть не упала.
— Вот что я тебе скажу, — свекровь говорила медленно, отчеканивая каждое слово. — Завтра я приду снова. И послезавтра. И каждый день. Буду приходить, когда захочу, потому что это мне позволяет право матери. И ты будешь меня встречать, слушать и делать так, как я скажу. Иначе я поговорю с Максимом. Объясню ему, какая ты на самом деле. Он меня послушает. Он всегда меня слушает.
Она надела дублёнку, взяла сумку и направилась к выходу. У двери обернулась.
— И не вздумай жаловаться ему. Я узнаю. И тогда тебе будет хуже.
Дверь захлопнулась.
Катя осталась стоять посреди гостиной. Всё её тело дрожало. Она посмотрела на своё предплечье — там уже наливались синяки в форме пальцев. Она медленно опустилась на диван и достала телефон.
Максим ответил после третьего гудка.
— Катюш, что случилось? Я на совещании.
— Приезжай домой, — голос у неё был ровным, слишком ровным. — Пожалуйста.
— Что-то случилось? Ты в порядке?
— Просто приезжай.
Она положила трубку и села, глядя в одну точку. Внутри неё всё онемело. Она больше не чувствовала ни страха, ни боли, ни гнева. Только пустоту.
Максим примчался через час. Он ворвался в квартиру бледный, с растрёпанными волосами.
— Катя! Что случилось? — он остановился в дверях гостиной, глядя на неё.
Она сидела на диване, обхватив себя руками. Медленно подняла глаза на него.
— Твоя мама была здесь, — сказала она тихо.
Максим замер. Его лицо вытянулось.
— И что она… что она сделала?
Катя молча закатала рукав. Синяки стали ещё отчётливее. Максим смотрел на них, и Катя видела, как по его лицу пробегает целая гамма эмоций: шок, непонимание, гнев, и наконец — решимость.
Он медленно присел рядом с ней и осторожно коснулся её руки.
— Расскажи мне всё. С самого начала.
И Катя рассказала. Она говорила ровно, без эмоций, просто перечисляя факты. Звонки. Пирожки. Проверка холодильника. Критика. Угрозы. Хватание за руку. Обещание приходить каждый день.
Максим слушал, не перебивая. Его челюсти были сжаты так сильно, что желваки ходили под кожей. Когда она закончила, он встал и прошёлся по комнате. Потом остановился у окна, глядя на улицу.
— Я думал, что она просто… беспокоится. Что она хочет помочь, — его голос был хриплым. — Я думал, вы просто не можете найти общий язык. Я был идиотом.
Он повернулся к Кате.
— Прости меня. Я должен был остановить это раньше. Я видел, как ты становишься всё тише, всё более замкнутой. Но я думал, что это просто адаптация. Что вы притрётесь. Я не хотел видеть правду, потому что это моя мать. И я предал тебя.
Катя молчала.
— Но это закончилось, — Максим подошёл к ней и присел на корточки перед диваном, взяв её руки в свои. — Сегодня. Прямо сейчас. Я всё исправлю.
Он встал, достал телефон и набрал номер. Катя слышала длинные гудки. Наконец, на том конце сняли трубку.
— Мама, это я, — голос Максима был ледяным. — Нам надо поговорить. Серьёзно. Я сейчас к тебе приеду.
Он не стал слушать ответ, просто отключился. Посмотрел на Катю.
— Жди меня здесь. Я скоро вернусь.
Он вышел из квартиры, и Катя снова осталась одна. Но теперь пустота внутри неё начала заполняться чем-то другим. Надеждой.
Максим ехал к матери в полной тишине. Он не включал музыку, не отвечал на звонки. Он просто думал. О том, как слепо доверял матери. Как верил, что её «помощь» — это забота. Как закрывал глаза на мелкие придирки, считая их безобидными. А на самом деле он наблюдал, как его жена медленно умирает под натиском материнского контроля. И он ничего не делал. Потому что это была его мама. Потому что так было проще.
Но теперь всё изменилось.
Он открыл дверь её квартиры своим ключом. Тамара Ивановна встретила его в коридоре, с обеспокоенным лицом.
— Максимка, сынок, что случилось? Ты так странно по телефону…
— Мам, сядь, — он прошёл на кухню и сел за стол.
Тамара Ивановна медленно опустилась на стул напротив, настороженно глядя на него.
— Ты больше не будешь приходить к нам домой, — сказал он ровно.
Она моргнула.
— Что? Максим, я не понимаю…
— Ты прекрасно понимаешь, — он достал телефон, открыл фотографию синяков на Катиной руке и положил перед ней. — Это ты сегодня сделала?
Тамара Ивановна взглянула на экран, и её лицо исказилось.
— Она наврала тебе! Я просто… я хотела ей объяснить… она меня не слушала…
— Мама, ты схватила мою жену за руку так сильно, что оставила синяки. Ты угрожала ей. Ты сказала, что будешь приходить каждый день и контролировать её. Это не помощь. Это насилие.
— Да как ты смеешь! — голос Тамары Ивановны взлетел вверх. — Я твоя мать! Я имею право…
— Ты не имеешь никаких прав на мою семью! — впервые в жизни Максим повысил голос на мать. — Катя — моя жена. Наша квартира — наш дом. И ты туда больше не придёшь. Никогда.
Тамара Ивановна вскочила со стула.
— Это она настроила тебя! Эта сиротка решила разлучить нас! Я же вижу, что происходит! Она хочет оттолкнуть тебя от родной матери!
— Нет, мам. Это ты оттолкнула меня. Своими руками. Годами. Я просто был слишком слаб, чтобы это признать.
Он встал и направился к выходу. У двери обернулся.
— Я люблю тебя, мама. Но я больше не позволю тебе разрушать мою семью. Если ты хочешь быть частью нашей жизни, тебе придётся научиться уважать границы. Если нет — мы будем видеться только по большим праздникам.
Он вышел, не дожидаясь ответа.
Когда Максим вернулся домой, Катя всё ещё сидела на диване. Она подняла на него глаза, полные вопроса.
— Я сказал ей, что она больше не придёт, — он сел рядом. — И я сменю замки завтра же. Она не будет больше входить сюда без приглашения.
Катя медленно кивнула. Потом впервые за весь этот день заплакала. Максим обнял её, крепко прижал к себе.
— Прости меня, — шептал он. — Прости, что не защитил тебя раньше. Но теперь всё будет по-другому. Обещаю.
Прошло три месяца. Тамара Ивановна звонила первые две недели каждый день, плача, умоляя, обвиняя. Максим не поднимал трубку. Потом звонки прекратились.
Однажды вечером, когда Максим с Катей сидели на кухне за ужином, зазвонил телефон. Тамара Ивановна.
Максим глянул на Катю. Она кивнула.
Он ответил.
— Здравствуй, мама.
— Здравствуй, сын, — голос был тихим, усталым. — Как ты?
— Хорошо. Мы с Катей хорошо.
Долгая пауза.
— Я… я хотела извиниться. Перед вами обоими. Я повела себя ужасно. Я не имела права… — голос дрогнул. — Прости меня.
Максим закрыл глаза.
— Спасибо, что нашла в себе силы это сказать.
— Можно я… можно я приду к вам на чай? В выходные? Если Катя не против.
Максим посмотрел на жену. Катя помолчала, потом медленно кивнула.
— Хорошо, мам. В субботу. В три часа. Мы будем ждать.
Когда он положил трубку, Катя взяла его за руку.
— Ты уверен?
— Нет, — честно ответил он. — Но я хочу дать ей шанс. Один. Если она снова начнёт… мы остановим это сразу. Вместе.
Катя улыбнулась. Впервые за долгое время — по-настоящему.
— Вместе, — повторила она.
В субботу Тамара Ивановна пришла ровно в три. Она принесла небольшой букет цветов и коробку конфет. Стояла на пороге неуверенно, будто боялась войти.
— Здравствуйте, — тихо сказала она.
— Здравствуйте, Тамара Ивановна, — ответила Катя и отступила в сторону. — Проходите.
За чаем они говорили о погоде, о новостях, о пустяках. Тамара Ивановна была тихой, осторожной. Она не критиковала, не лезла с советами. Просто пила чай и слушала.
Перед уходом она задержалась у двери.
— Катя, — она впервые посмотрела невестке прямо в глаза. — Я была неправа. Очень. Я вела себя как… как чудовище. И я понимаю, что разрушила твоё доверие. Я не прошу тебя простить меня сразу. Но можно я попробую всё исправить? Медленно. По твоим правилам.
Катя смотрела на неё долго. Потом медленно кивнула.
— Можно попробовать.
Тамара Ивановна прикрыла глаза, будто внутри неё что-то отпустило.
— Спасибо.
Когда она ушла, Максим обнял Катю со спины.
— Ты невероятная, — прошептал он.
— Я просто хочу нормальную семью, — ответила она. — Где все уважают друг друга. Это так сложно?
— Нет, — он поцеловал её в макушку. — Это самое простое. Если все этого хотят.
Прошёл год. Тамара Ивановна приходила раз в две недели, всегда предупреждая заранее. Она больше не критиковала, не давала непрошеных советов. Иногда они даже готовили вместе, и Катя с удивлением обнаруживала, что свекровь может быть приятным человеком. Когда не пытается контролировать.
Максим научился защищать границы. Твёрдо, но мягко. Когда мать начинала сползать в старые привычки, он останавливал её одной фразой: «Мам, это наше решение».
И это работало.
Катя снова начала улыбаться. Их дом перестал быть полем битвы и снова стал домом. Их семья стала настоящей семьёй — где каждый имеет право на своё мнение, свои границы, своё пространство.
Иногда по вечерам Катя смотрела на Максима и думала о том, как легко можно потерять себя в чужих ожиданиях. Как важно найти человека, который встанет рядом, когда тебе страшно. Который скажет «хватит», когда ты сам уже не в силах.
— О чём думаешь? — спросил однажды Максим, заметив её задумчивый взгляд.
— О том, что нам повезло, — улыбнулась она. — Мы смогли. Вместе.
Он взял её за руку.
— Да, — согласился он. — Вместе мы можем всё.
И это была правда.
Приезжайте, гости дорогие