— Квартира оформлена на меня, и точка! — голос Галины Андреевны прорезал утреннюю тишину как нож масло, заставив Наташу вздрогнуть и пролить кофе на только что постиранную скатерть.
Наташа застыла с чашкой в руке, не веря своим ушам. Они с Павлом пять лет копили на первый взнос, брали кредит, выплачивали ипотеку. И вот теперь, когда осталось погасить последние платежи, свекровь заявляет свои права на их жильё? Кофейное пятно расползалось по белой ткани, но Наташа не двигалась, пытаясь осмыслить услышанное.
Павел сидел за столом, уткнувшись в телефон, делая вид, что ничего не происходит. Его плечи были напряжены, а костяшки пальцев побелели от того, как крепко он сжимал смартфон. Он знал, что этот разговор рано или поздно состоится, но надеялся оттянуть его как можно дольше.
Галина Андреевна стояла посреди их кухни — кухни, которую Наташа обустраивала с такой любовью, выбирая каждую деталь интерьера. Свекровь была одета в строгий костюм, словно пришла не к сыну в гости, а на деловые переговоры. В её руке был какой-то документ, который она держала как оружие.
— Не понимаю, о чём вы говорите, — наконец выдавила из себя Наташа, поставив чашку на стол. Её руки слегка дрожали. — Мы с Павлом покупали эту квартиру. Мы платим ипотеку. При чём здесь вы?
Свекровь усмехнулась. Эта усмешка была холодной и снисходительной, как у учительницы, объясняющей очевидные вещи непонятливому ученику.
— При том, дорогая моя, что первоначальный взнос давала я. Триста тысяч рублей, если ты забыла. И мы тогда договорились с Павликом, что квартира будет оформлена на меня. Для безопасности. Мало ли что в жизни случится.
Наташа перевела взгляд на мужа. Павел продолжал смотреть в телефон, но она видела, как покраснели его уши — верный признак того, что он нервничает и чувствует себя виноватым.
— Павел, — её голос дрогнул. — Это правда? Ты оформил нашу квартиру на свою мать?
Он наконец поднял глаза. В них читалась вина пополам с раздражением.
— Наташ, ну не начинай. Мама права, она давала деньги на первый взнос. Это было её условие. Я же тебе говорил тогда.
— Ты сказал, что твоя мама поможет с деньгами! — голос Наташи стал выше. — Ты не сказал, что мы будем жить в её квартире! Что все эти годы мы платили ипотеку за чужое жильё!
— Не за чужое, — вмешалась Галина Андреевна. — За семейное. Мы же семья, разве нет? Или ты считаешь меня чужой?
В её голосе появились обиженные нотки, но глаза оставались холодными и расчётливыми. Она прекрасно знала, что делает. Каждое слово было выверено, каждая пауза — рассчитана.
Наташа почувствовала, как внутри неё поднимается волна гнева. Пять лет! Пять лет она экономила на всём, отказывала себе в обновках, не ездила в отпуск, чтобы вовремя вносить платежи. Она работала на двух работах, когда Павел потерял свою. Она превратила пустую бетонную коробку в уютный дом. И всё это время квартира принадлежала не им?
— Зачем вы это говорите сейчас? — спросила она, стараясь говорить спокойно. — Что-то случилось?
Галина Андреевна величественно опустилась на стул, положив документ перед собой.
— Я решила переехать к вам. В свою квартиру. Мне уже немолодой человек, тяжело одной. А здесь три комнаты, места всем хватит.
Тишина, которая повисла после этих слов, была оглушающей. Наташа смотрела на свекровь, не веря своим ушам. Переехать? К ним? В квартиру, которую они считали своим домом?
— Но у вас же есть своя квартира, — слабо возразила она.
— Была. Я её продала. Деньги нужны на лечение. Колени совсем разболелись, врачи говорят, нужна операция. Дорогая очень. Так что с завтрашнего дня я у вас. Вещи уже собраны.
Наташа повернулась к Павлу, ища поддержки, но он снова уткнулся в телефон. Его молчание было красноречивее любых слов. Он знал. Он всё знал заранее и молчал.
— Павел, — её голос был тихим, но в нём звучала сталь. — Ты знал об этом?
Он пожал плечами, не поднимая головы.
— Мама вчера позвонила. Сказала, что продаёт квартиру. Что тут такого? Она же имеет право жить в своей квартире.
Своей квартире. Эти слова резанули Наташу по сердцу. Не «нашей», а «своей». Пять лет иллюзий рухнули в один момент.
— И ты не подумал со мной это обсудить? — её голос дрожал от сдерживаемых эмоций.
— А что тут обсуждать? — вдруг взорвался Павел. — Это моя мать! Она мне всю жизнь помогала! Она дала деньги на квартиру, когда никто не давал! И теперь, когда ей нужна помощь, я должен её на улицу выгнать?
— Никто не говорит про улицу! — Наташа тоже повысила голос. — Но можно было обсудить! Найти компромисс! Снять ей квартиру поблизости, помогать с лечением! Но не вот так — поставить перед фактом!
Галина Андреевна наблюдала за перепалкой с лёгкой улыбкой. Всё шло по плану. Она знала своего сына. Знала, какие кнопки нажимать, чтобы он встал на её сторону.
— Снять квартиру? — она покачала головой. — На какие деньги, позвольте спросить? У вас ипотека, у меня — лечение. Нет, деточка, так не пойдёт. Я буду жить здесь. В конце концов, это мой законный дом.
Она взяла документ и развернула его перед Наташей. Свидетельство о праве собственности. Галина Андреевна Воронова, единоличный собственник.
Наташа смотрела на документ, и ей казалось, что земля уходит из-под ног. Все эти годы она жила в чужом доме. Платила за чужие стены. Обустраивала чужой быт.
— Комнату для меня освободите к вечеру, — продолжила свекровь деловым тоном. — Ту, что побольше, с балконом. Ваши вещи можете перенести в маленькую. И да, кухню придётся переорганизовать. Мне нужно место для моих кастрюль и продуктов. У меня особая диета, врачи прописали.
Наташа встала. Её движения были резкими, словно она пыталась стряхнуть с себя морок.
— Нет, — сказала она твёрдо.
Галина Андреевна подняла брови.
— Что «нет»?
— Я не буду освобождать комнату. Не буду переезжать в маленькую. И не буду терпеть ваши манипуляции.
Свекровь усмехнулась.
— И что же ты сделаешь? Съедешь? Пожалуйста. Дверь вон там. Но Павлик останется со мной. Правда, сынок?
Она посмотрела на Павла, и в её взгляде было торжество. Она знала, что выиграла. Её сын никогда не пойдёт против неё.
Павел встал, наконец оторвавшись от телефона. Его лицо было красным, на лбу выступили капельки пота.
— Наташа, не драматизируй. Мама права, это её квартира. И она моя мать. Я не могу её бросить.
— А меня можешь? — тихо спросила Наташа.
Он отвёл взгляд.
— Не передёргивай. Никто тебя не бросает. Просто прими ситуацию. Мама будет жить с нами. Ничего страшного. Многие так живут.
Многие так живут. Наташа почувствовала, как внутри неё что-то оборвалось. Последняя ниточка надежды, что муж встанет на её сторону, защитит их семью, их дом.
— Я пойду на работу, — сказала она, взяв сумку. — Вечером поговорим.
— Говорить не о чем, — отрезала Галина Андреевна. — К вечеру комната должна быть готова. Грузчики приедут в шесть.
Наташа не ответила. Она вышла из квартиры, тихо закрыв за собой дверь.
На работе она не могла сосредоточиться. Цифры расплывались перед глазами, телефон разрывался от звонков, которые она не брала. Павел писал сообщения, пытаясь то оправдаться, то обвинить её в эгоизме. Она не отвечала.
В обеденный перерыв она пошла не в столовую, а к нотариусу. Молодая женщина за стойкой приветливо улыбнулась.
— Добрый день! Чем могу помочь?
— Мне нужна консультация по жилищному вопросу, — сказала Наташа. — Срочная.
Через час она вышла из нотариальной конторы с целой папкой документов и чётким планом действий. Оказалось, что не всё так просто, как представляла себе Галина Андреевна. Да, квартира была оформлена на неё. Но ипотеку платили Павел и Наташа. Все квитанции были на их имя. Более того, Наташа делала ремонт за свой счёт, и у неё сохранились все чеки.
— Это называется неосновательное обогащение, — объяснила нотариус. — Вы вложили в чужую собственность значительные средства. Имеете право требовать компенсацию. Или долю в квартире.
Наташа вернулась домой в пять вечера. В квартире уже вовсю кипела работа. Галина Андреевна командовала двумя грузчиками, которые выносили вещи из большой комнаты. Павел сидел на кухне с виноватым видом.
— Наташа! — он вскочил при её появлении. — Ты где была? Я волновался!
Она прошла мимо него в гостиную, где свекровь руководила перестановкой.
— Галина Андреевна, — спокойно сказала она. — Прекратите это немедленно.
Свекровь обернулась с удивлённым видом.
— С чего бы это?
Наташа достала из сумки папку с документами.
— С того, что я только что от юриста. Вот копии всех платёжек по ипотеке. Пятьсот тысяч рублей за пять лет. Вот чеки на ремонт — ещё триста тысяч. Итого восемьсот тысяч моих личных средств вложено в вашу квартиру. Согласно статье 1102 Гражданского кодекса, это неосновательное обогащение. Я подаю в суд.
Галина Андреевна побледнела.
— Ты не посмеешь!
— Посмею. И выиграю. Юрист говорит, прецеденты есть. Суд обяжет вас либо выплатить мне компенсацию, либо выделить долю в квартире. А учитывая, что квартира стоит три миллиона, а мы с Павлом вложили больше миллиона, доля будет существенная.
Павел вскочил.
— Наташа, ты с ума сошла! Это же мама!
— А я твоя жена! — она повернулась к нему. — Или уже бывшая? Потому что если ты продолжишь молчать и потакать её манипуляциям, то я подам не только иск о компенсации, но и заявление на развод. И раздел имущества. А это значит, что твоей маме придётся делиться квартирой не только со мной, но и выплачивать мою долю при разводе.
В комнате повисла тишина. Грузчики переглянулись и тихо вышли в коридор.
Галина Андреевна медленно опустилась на диван. Её лицо из белого стало серым.
— Ты шантажируешь меня? Угрожаешь?
— Нет. Я защищаю свои права. Те самые права, которые вы пытались у меня отнять. Вы думали, что я буду молчать? Что покорно перееду в маленькую комнату и буду вам прислуживать? Ошиблись.
Наташа повернулась к Павлу.
— А ты должен решить. Или ты муж, глава семьи, который защищает свой дом и свою жену. Или ты навсегда останешься маменькиным сынком, который прячется за мамину юбку. Выбор за тобой.
Павел смотрел то на мать, то на жену. Впервые в жизни ему приходилось делать настоящий выбор. Не прятаться, не молчать, не надеяться, что всё само собой решится. А выбрать.
— Мам, — он говорил медленно, словно каждое слово давалось ему с трудом. — Наташа права. Квартира оформлена на тебя, но это наш дом. Мы его обустраивали, мы в него вкладывались. Ты не можешь просто прийти и выгнать нас из комнаты.
— Павлик! — Галина Андреевна смотрела на него с ужасом. — Ты что говоришь? Я твоя мать!
— Да, ты моя мать. Но Наташа — моя жена. И если мне приходится выбирать между тем, чтобы жить с мамой или с женой, я выбираю жену. Прости, мам.
Он подошёл к Наташе и взял её за руку. Его ладонь была влажной от волнения, но хватка — крепкой.
— Мам, мы найдём тебе квартиру. Поможем с лечением. Но жить здесь ты не будешь. Это наш дом.
Галина Андреевна встала. Её лицо исказилось от гнева и обиды.
— Значит, так? Выгоняете мать? Ради этой… этой…
— Ради моей жены, — твёрдо сказал Павел. — И если ты не можешь это принять, то проблема не в нас, а в тебе.
Свекровь молча собрала свои документы. На пороге она обернулась.
— Ты пожалеешь об этом, Павел. Когда она тебя бросит, а она бросит, не сомневайся, ты вспомнишь, кто был с тобой всегда. Но будет поздно.
Дверь захлопнулась. Наташа и Павел остались вдвоём в своей квартире. В своём доме.
— Прости меня, — тихо сказал Павел. — Я должен был сразу тебе всё рассказать. И не должен был соглашаться на её условия.
Наташа обняла его.
— Главное, что ты сделал правильный выбор. Пусть и не сразу.
Они стояли посреди разгромленной комнаты, держась друг за друга. Впереди их ждали сложные разговоры, возможно, судебные тяжбы, семейные конфликты. Но они были вместе. И их дом оставался их домом.
Через неделю пришло письмо от юриста Галины Андреевны. Она соглашалась переоформить квартиру на Павла при условии, что они выплатят ей те самые триста тысяч первоначального взноса. Наташа и Павел согласились. Это была справедливая цена за их свободу и независимость.
Через месяц они въезжали в уже официально свою квартиру. На столе стояла бутылка шампанского и два бокала. Павел разлил игристое вино.
— За наш дом! — сказал он, поднимая бокал.
— За нашу семью! — добавила Наташа.
Они чокнулись. Хрустальный звон разнёсся по квартире, которая наконец-то стала по-настоящему их домом. Без условий, без манипуляций, без чужой власти над их жизнью.
Галина Андреевна больше не появлялась. Она сняла небольшую квартиру на окраине города и жила там одна, изредка созваниваясь с сыном. Павел помогал ей деньгами, но держал дистанцию. Он наконец понял разницу между сыновним долгом и рабской зависимостью.
А Наташа? Наташа научилась самому важному — защищать свои границы и свою семью. Даже от самых близких людей. Особенно от самых близких людей.
Не хотеть детей для женщины – это противоестественно! – заявила свекровь, — Тем более, есть крыша над головой, муж, я