— Мама, это моё наследство! Бабушка оставила его мне! — Катя стояла посреди гостиной в квартире свекрови, сжимая в руках пожелтевший конверт с завещанием, и чувствовала, как внутри неё закипает что-то страшное.
Свекровь Людмила Петровна сидела в своём любимом кресле, обитом зелёным бархатом, и улыбалась. Улыбалась той самой улыбкой, от которой у Кати всегда холодело внутри. Улыбкой доброй, понимающей женщины, которая сейчас объяснит глупой девочке, как устроен мир.
— Катенька, милая, — голос свекрови был мягким, как масло. — Ты же понимаешь, что эта квартира принадлежит всей семье. Бабушка Вера хотела, чтобы мы все здесь жили дружно. А ты сейчас говоришь какие-то глупости про наследство.
Катя почувствовала, как у неё перехватывает дыхание. Она прожила с мужем Андреем пять лет. Пять лет они снимали жильё, экономили на всём, мечтали о своём уголке. А три месяца назад бабушка Андрея, Вера Николаевна, позвала Катю к себе. Старая женщина была при смерти, но сознание её оставалось ясным.
— Доченька, — прошептала она тогда, сжимая Катину руку своими тонкими пальцами. — Я вижу, как ты стараешься. Как заботишься об Андрюше. Моя Людка его испортила, вырастила слабым. А ты его любишь по-настоящему. Я оставляю тебе свою квартиру на Садовой. Нотариус всё оформит. Это будет твоё. Только твоё.
Катя тогда плакала, целовала морщинистую руку, не понимая ещё, что этот подарок станет для неё не спасением, а проклятием.
Вера Николаевна ушла тихо, во сне. На похоронах Людмила Петровна рыдала так громко, что заглушала священника. Прижимала к груди платок, качалась из стороны в сторону, причитала. А когда все разошлись, вытерла сухие глаза и сказала Кате:
— Завтра идём к нотариусу. Нужно разобраться с наследством.
У нотариуса Людмила Петровна сидела с каменным лицом, пока молодая женщина в очках зачитывала завещание. Двухкомнатная квартира на Садовой, общей площадью пятьдесят восемь квадратных метров, завещана внучке Екатерине Сергеевне Морозовой. Полностью. Без права проживания третьих лиц.
— Это ошибка, — сказала тогда свекровь голосом, не терпящим возражений. — Моя мать не могла такого написать. Она была больна, не понимала, что делает.
Нотариус поправила очки.
— Завещание составлено два года назад, когда Вера Николаевна была абсолютно дееспособна. Оно заверено должным образом. Вступает в законную силу через шесть месяцев после открытия наследственного дела.
Людмила Петровна встала и вышла, не попрощавшись. Катя тогда испугалась этого молчания больше, чем любого крика.
А потом началось. Началось не сразу, а постепенно, как затягивающая трясина. Сначала свекровь просто стала чаще заходить в гости. Приносила пироги, интересовалась здоровьем, рассказывала о соседях. Катя, воспитанная в простой семье, где старших уважали, радовалась, что отношения наладились. Она готовила чай, слушала, кивала.
Потом Людмила Петровна как бы невзначай обмолвилась:
— Катенька, а может, мне ключи от бабушкиной квартиры дашь? Я там цветы полью, пыль протру. Нельзя же пустое жильё так бросать.
Катя отдала ключи. Ей и в голову не пришло отказать. Прошла неделя. Катя позвонила свекрови, сказала, что хочет съездить на Садовую, посмотреть квартиру, начать делать там ремонт. В трубке повисла тишина.
— Зачем тебе туда ехать? — наконец спросила Людмила Петровна, и в её голосе прозвучало что-то новое. Что-то холодное. — Я всё сделала. Квартира в порядке.
— Но это же моя квартира, — растерянно сказала Катя. — Я хочу её увидеть.
— Конечно, твоя, — согласилась свекровь слишком быстро. — Приезжай в субботу, вместе посмотрим.
В субботу Катя приехала на Садовую одна. Андрей должен был быть с ней, но утром ему позвонила мать и попросила помочь с чем-то срочным. Он уехал, пообещав вернуться через час. Не вернулся.
Катя поднялась на третий этаж и замерла. Дверь квартиры была приоткрыта. Из-за неё доносились голоса. Женский голос Людмилы Петровны и незнакомый мужской. Катя толкнула дверь и вошла.
Свекровь стояла посреди гостиной рядом с мужчиной лет сорока в рабочем комбинезоне. Вокруг валялись куски обоев, банки с краской, стояла стремянка.
— А, Катенька, — свекровь даже не смутилась. — Вот, решила немного освежить ремонт. Всё равно обои старые были.
— Какой ремонт? — Катя почувствовала, как внутри неё что-то сжимается. — Людмила Петровна, это моя квартира. Вы не можете здесь просто так делать ремонт без моего разрешения.
— Не можем? — свекровь присела на подлокотник дивана и посмотрела на Катю с лёгким удивлением. — Доченька, я мать Андрея. Эта квартира — семейная. Бабушка была моей матерью. Я здесь выросла. И я имею полное право позаботиться о том, чтобы всё было в порядке.
— Но завещание…
— Завещание — это просто бумажка, — перебила её Людмила Петровна, и теперь в её голосе не было никакой мягкости. — Ты думаешь, судья встанет на твою сторону? Молодая девушка, которая ухитрилась выманить квартиру у умирающей старушки? Ты вообще понимаешь, как это выглядит со стороны?
Катя отшатнулась, словно её ударили.
— Выманить? Я никого не…
— Я не говорю, что ты специально, — свекровь встала и подошла ближе. Она была на голову выше Кати и сейчас смотрела на неё сверху вниз. — Но суд может решить иначе. Суд может решить, что завещание было составлено под давлением. Что мать была не в себе. Что ты воспользовалась её слабостью.
— Это неправда!
— А кто поверит? Ты? Или я, родная дочь? — Людмила Петровна улыбнулась. — Катенька, давай без истерик. Я предлагаю разумное решение. Квартира оформляется на Андрея. Он мой сын, законный наследник. Мы делаем здесь хороший ремонт, а вы с Андрюшей въезжаете и живёте. Все счастливы. Зачем нам ссориться?
— Оформляется на Андрея? — Катя почувствовала, как внутри неё поднимается волна гнева. — А где гарантия, что…
— Гарантия? — свекровь рассмеялась. — Ты про гарантии мне говоришь? Катя, ты жена моего сына. Мы одна семья. Какие могут быть гарантии между родными людьми?
Катя развернулась и вышла, не сказав больше ни слова. Она спустилась по лестнице, вышла на улицу и только там, прислонившись к холодной кирпичной стене дома, позволила себе задрожать. Руки тряслись так сильно, что она не могла набрать номер Андрея. С третьего раза получилось.
— Где ты? — её голос был чужим, срывающимся.
— Я у мамы, — ответил он виноватым тоном. — Прости, тут затянулось. Она попросила шкаф передвинуть, потом оказалось, что кран на кухне течёт, я его подтянул…
— Андрей, приезжай на Садовую. Немедленно.
Он приехал через сорок минут. Катя всё это время стояла у подъезда, не в силах уйти и не желая подниматься обратно. Когда муж вышел из машины, она молча взяла его за руку и повела наверх.
Людмила Петровна всё ещё была в квартире. Она сидела в кресле, листала журнал о дизайне интерьеров. Рабочий куда-то ушёл.
— Андрей, объясни матери, что эта квартира моя, — сказала Катя, стараясь сохранить спокойствие. — Объясни ей, что она не может здесь распоряжаться.
Андрей посмотрел на мать, потом на жену. Лицо его было растерянным.
— Мам, ну ты правда… Может, не надо было без Кати ничего начинать?
— Андрюша, — свекровь отложила журнал и посмотрела на сына так, будто он был семилетним мальчиком. — Я делаю это для вас. Для вашей семьи. Чтобы вы жили в чистоте и красоте. Неужели ты не понимаешь?
— Я понимаю, мам, но…
— Но что? — её голос стал жёстче. — Ты на чьей стороне? Жены, которая в нашей семье всего пять лет, или матери, которая родила тебя и всю жизнь тебе посвятила?
Катя смотрела на мужа и видела, как он медленно сдувается, как из него уходит воздух. Она знала этот взгляд. Знала, что сейчас произойдёт.
— Кать, ну давай не будем ссориться, — пробормотал он. — Мама хочет как лучше. Может, правда, оформим на меня? Всё равно мы же вместе…
Вот тогда что-то сломалось в Кате окончательно. Она не закричала. Она просто очень тихо, отчётливо произнесла:
— Вы оба выйдите из моей квартиры. Сейчас же.
— Что? — Андрей уставился на неё.
— Я сказала — выйдите. — Катя подошла к двери и распахнула её. — Это моя квартира. Я не давала разрешения на ремонт. Я не давала разрешения на ваше присутствие здесь. Выйдите.
Людмила Петровна поднялась с кресла. На её лице было выражение холодного презрения.
— Смотри, Андрюша, — сказала она негромко. — Смотри, какая у тебя жена. Выгоняет мать из квартиры, которую моя мама…
— Ваша мама оставила её мне! — перебила Катя, и в её голосе прозвучала сталь. — И она знала, что делает! Она сказала мне: «Людка испортила Андрея, вырастила слабым». Это её слова! Она знала, что вы попытаетесь забрать квартиру! Поэтому и написала завещание!
Свекровь побледнела. Андрей застыл, словно его ударили.
— Мама так сказала? — тихо спросил он.
— Да, — Катя смотрела ему в глаза. — Она видела, что ты не можешь противостоять своей матери. Что ты всегда выбираешь её, а не меня. И она хотела дать нам шанс. Шанс жить отдельно.
— Врёшь! — выкрикнула Людмила Петровна. — Моя мать такого бы никогда не сказала!
— Спросите у нотариуса, — Катя всё так же держала дверь открытой. — В завещании есть приписка. «Без права проживания третьих лиц». Это означает, что ваша мать не хотела, чтобы вы, Людмила Петровна, здесь жили. Она хотела, чтобы мы с Андреем были свободны от вас.
Тишина была оглушительной. Андрей смотрел на мать, и в его глазах медленно, очень медленно, начало проступать что-то новое. Понимание. Запоздалое, горькое понимание.
— Мам? — спросил он хрипло. — Это правда? Бабушка правда…
Людмила Петровна схватила сумку и стремительно направилась к выходу. У порога она обернулась.
— Пожалеешь, — сказала она Кате ледяным голосом. — Ещё пожалеешь, что связалась с нашей семьёй.
— Я уже жалею, — ответила Катя. — Но эта квартира останется моей.
Свекровь вышла, громко хлопнув дверью. Андрей стоял посреди комнаты, растерянный, будто проснувшийся от долгого сна.
— Кать, я…
— Не сейчас, — она устало прислонилась к стене. — Пожалуйста, не сейчас.
Он хотел что-то сказать, но в итоге тоже вышел. Катя закрыла за ним дверь и медленно осела на пол, прямо в прихожей. Она сидела среди чужих банок с краской, среди следов ремонта, который кто-то начал делать в её квартире без её разрешения, и плакала. Плакала от обиды, от усталости, от того, что выиграла битву, но не знала, выиграла ли войну.
Телефон зазвонил через час. Андрей.
— Я поговорил с мамой, — сказал он. — Она… она согласна. Квартира твоя. Она больше не будет вмешиваться. Прости меня.
— За что именно ты просишь прощения? — Катя вытерла слёзы. — За то, что не поддержал меня? Или за то, что не видел, как твоя мать пытается меня сломать?
— За всё, — его голос дрожал. — За то, что был слабым. Бабушка была права. Я всегда выбирал маму, а не тебя. Но я хочу измениться. Хочу, чтобы мы жили здесь. Вдвоём. Без неё.
Катя закрыла глаза. Она не знала, верить ему или нет. Но она знала одно: она победила. Квартира была её. И никто, никто не сможет её отнять.
— Приезжай, — сказала она тихо. — Нам нужно много о чём поговорить.
Он приехал с цветами и со списком строительных бригад. Они сидели на полу в пустой квартире, пили чай из термоса и планировали будущее. Андрей говорил о том, какие обои выбрать, о том, что нужно поменять сантехнику, о том, что его мать больше никогда не переступит порога этого дома без приглашения.
Катя слушала и верила. Хотела верить. Что человек может измениться. Что любовь сильнее привычки подчиняться матери. Что их семья выдержит это испытание.
Проходили дни. Ремонт начался заново, теперь уже с мастерами, которых выбрала Катя. Людмила Петровна звонила Андрею каждый день, но он не брал трубку. Через неделю она приехала сама.
Катя открыла дверь и увидела свекровь на пороге. Та держала в руках кулич и баночку мёда.
— Можно войти? — спросила она почти покорно.
Катя посмотрела на неё долгим взглядом. Потом отступила в сторону.
— Проходите. Но это мой дом. И здесь мои правила.
Людмила Петровна вошла, оглядываясь по сторонам. Андрей вышел из комнаты с дрелью в руках. Увидев мать, он замер.
— Я пришла извиниться, — сказала свекровь, и в её голосе не было прежней уверенности. — Я была неправа. Эта квартира твоя, Катя. Моя мать сделала свой выбор, и я должна его уважать.
Катя не ответила. Она просто кивнула. Она знала, что это ещё не конец. Что будут другие битвы, другие попытки влезть в их жизнь. Но она также знала, что теперь у неё есть своя территория. Свой дом. Своя крепость.
— Спасибо, что пришли, — сказала она спокойно. — Но сейчас мы заняты ремонтом.
Людмила Петровна поставила кулич на столик в прихожей и вышла. Без скандала. Без угроз. Просто вышла.
Андрей подошёл к Кате и обнял её.
— Она ушла, — прошептал он. — Просто ушла.
— Да, — Катя прижалась к его плечу. — Потому что наконец поняла: здесь её больше не ждут.
Они закончили ремонт через два месяца. Въехали в светлую, уютную квартиру, где пахло свежей краской и новой жизнью. Катя поставила на подоконник фотографию бабушки Веры и тихо сказала ей спасибо. Спасибо за то, что увидела правду. За то, что подарила не просто квартиру, а свободу.
Людмила Петровна больше не приходила без приглашения. Она звонила заранее, спрашивала, можно ли зайти. И когда приходила, вела себя как гость. Не как хозяйка.
А Катя научилась главному: отстаивать своё. Не бояться. Не отступать. Потому что иногда единственный способ спасти семью — это провести границы. Чёткие, железные границы, через которые нельзя переступить.
И тогда любовь получает шанс выжить.
Указала на дверь