— Мне просто интересно, Егор, ты всегда был таким трусом или это твоя мать из тебя такого слепила?
Голос Натальи прозвучал тихо, почти спокойно, но каждое слово было выверено с хирургической точностью. Она стояла у окна, скрестив руки на груди, и смотрела на мужа так, словно видела его впервые. Не с болью, не с гневом — с холодным, аналитическим любопытством, как энтомолог рассматривает новый экземпляр насекомого под микроскопом.
Егор замер в дверях спальни с телефоном в руке. Он только что закончил разговор с матерью, и теплота её голоса всё ещё звучала у него в ушах: «Егорушка, не переживай, мама всё уладит». Он не ожидал, что жена слышала. Он вообще не думал, что она дома — машины во дворе не было.
— Наташа, я не понимаю, о чём ты…
— Не надо, — перебила она, даже не повернув головы. — Просто не надо. Я стояла в коридоре и слышала каждое слово. Ты пожаловался маме, что я не глажу твои рубашки так, как она. Что борщ у меня «какой-то не такой». И самое главное — ты сказал ей, что я «слишком много времени провожу на работе вместо того, чтобы заниматься домом». Правильно я поняла?
Егор почувствовал, как краска заливает его лицо. Да, он действительно это сказал. Несколько дней назад, в телефонном разговоре, когда мать в очередной раз расспрашивала о его жизни. Он просто выговорился, поделился накопившимся раздражением. Не со зла же. Просто так, по-сыновьи. Он и представить не мог, что Наталья это услышит.
— Мама переживает за меня, это нормально…
— Нормально? — Наталья наконец повернулась к нему. На её лице играла странная полуулыбка. — Знаешь, ты прав. Это действительно нормально — делиться семейными проблемами с родителями. Давай и я попробую этот замечательный метод.
Она достала телефон из кармана джинсов и, не отводя от мужа взгляда, набрала номер. Включила громкую связь. Через три гудка ответил тёплый женский голос:
— Наташенька, здравствуй, доченька!
— Привет, мам. Слушай, у меня тут вопрос назрел, а Егор говорит, что с родителями советоваться — это правильно и нормально. Ты не подскажешь, как быть, если муж храпит так, что соседи за стеной стучат? Может, это наследственное? Его отец тоже храпел? А то я уже думаю отдельные комнаты делать…
В трубке повисла пауза. Потом растерянный голос матери:
— Наташ, при чём тут его отец? Это как-то неловко…
— Мам, ну что тут неловкого? Егор сам сказал, что семейные вопросы надо обсуждать с родителями. Ладно, с этим потом разберёмся. Ещё вопрос: он носки бросает где попало. Прямо где снял — там и оставил. Под диваном, под креслом, в ванной. Я уже не знаю, что делать. Может, у тебя есть совет, как мужчин к порядку приучать?
Егор стоял, чувствуя, как волна жара поднимается от шеи к вискам. Каждое слово Натальи било его, как пощёчина. Она методично, с ледяным спокойствием, выворачивала его мелкие бытовые грехи наружу, упаковывая их в невинную консультацию с матерью.
— И ещё, мамочка, он в туалете…
— Всё! Хватит! — взорвался Егор. — Положи трубку немедленно!
Наталья спокойно посмотрела на него и сказала в телефон:
— Мам, мне надо идти. Поговорим позже. Целую.
Она отключилась и положила телефон на подоконник. Села на диван, сложив руки на коленях, и подняла на мужа невинный взгляд.
— Что такого? Я же просто с мамой посоветовалась. Она мать, плохого не посоветует.
Это были его собственные слова, сказанные час назад в разговоре с Ниной Петровной. Наталья процитировала их с такой точностью, что Егор почувствовал себя пойманным в ловушку. Он хотел закричать, стукнуть кулаком по столу, но понимал — любая его реакция только подтвердит правоту жены. Он развернулся и ушёл в спальню, хлопнув дверью.
Той ночью они впервые легли спать, не сказав друг другу ни слова. Лежали спиной к спине, каждый на своей половине кровати, и между ними простиралась пропасть холода и обиды.
Утром началась настоящая война. Война, в которой они сами не участвовали напрямую, но управляли каждым ударом.
Около одиннадцати Наталье позвонила свекровь.
— Наташенька, доброе утро! — голос Нины Петровны был нарочито бодрым. — Я тут подумала, наш Егорушка так любит картошку с грибами, как я готовлю. А ты ведь, наверное, по-другому делаешь? Хочешь, рецептик дам? Чтобы мальчик мой не оголодал на работе.
Наталья слушала, стиснув зубы. Это был ответный удар. Егор, униженный вчерашним разговором, очевидно, провёл «беседу» с матерью. И теперь Нина Петровна наступала, целясь в её компетентность как хозяйки.
— Спасибо, Нина Петровна, но я сегодня как раз запекаю утку с яблоками. По рецепту моей бабушки. Егор говорит, это его любимое блюдо.
Короткая пауза на том конце.
— Ну… ну хорошо. Рада за вас.
Наталья положила трубку и тут же набрала номер матери.
— Мам, можешь прислать Егору ссылку на статью про храп и апноэ? Я переживаю за его здоровье.
— Доченька, а это не слишком?..
— Мам, просто пришли. Пожалуйста.
Через десять минут Егор, сидевший на работе, получил сообщение от Лидии Васильевны: «Егорушка, Наташенька волнуется. Почитай, вдруг пригодится» — и ссылка на медицинскую статью про храп.
Он сжал телефон так, что побелели костяшки пальцев. Она продолжала игру. Она вооружила свою мать и превратила её в орудие.
В обед Наталье пришло сообщение от свекрови с фотографией безупречно чистых окон: «Наташенька, весна же, надо окна помыть. У тебя есть время?» Через час Егор читал присланную его тёщей статью «Эмоциональная незрелость и зависимость от родителей в браке».
Так продолжалось неделю. Каждый день — новый укол, новый удар через посредников. Нина Петровна звонила Наталье с советами по готовке, уборке, стирке. Лидия Васильевна присылала Егору статьи про мужскую психологию, личные границы, инфантильность.
Их родители, сами того не понимая, стали пешками в чужой войне. Каждый звонок, каждое сообщение — это был не акт заботы, а управляемая атака. Квартира превратилась в зону боевых действий, где два человека существовали параллельно, общаясь только через третьих лиц.
К концу недели напряжение достигло предела. В субботу утром, после молчаливого завтрака, Егор вышел на балкон и быстро набрал номер:
— Мам, приезжай. Сегодня в два. Мне нужна помощь.
Почти одновременно Наталья, закрывшись в ванной, позвонила матери:
— Мам, приезжай в два часа. Срочно нужна твоя поддержка.
Ровно в четырнадцать ноль-ноль раздался звонок в дверь. Егор пошёл открывать, уверенный, что пришла мать. Наталья вышла из кухни, ожидая увидеть свою родительницу.
На пороге стояли обе. Нина Петровна с кастрюлей в руках. Лидия Васильевна с пакетом, из которого торчала коробка с надписью «Ортопедическая подушка».
Они увидели друг друга и застыли.
— Здравствуйте, — процедила Нина Петровна, протискиваясь в прихожую. — Я борщ привезла. Настоящий. А то вижу, Егор похудел совсем.
— Добрый день, — ответила Лидия Васильевна, входя следом. — А я подушку. Для здоровья. Раз Наташа говорит, что зять спать не может.
Они прошли в гостиную. Нина Петровна поставила кастрюлю на стол. Лидия Васильевна положила рядом свою коробку. Как два генерала, выкладывающие карты на стол переговоров.
Егор и Наталья встали по разные стороны комнаты. Каждый — за спиной своего «защитника».
— Мам, спасибо, что приехала, — сказала Наталья, глядя на Егора. — Я больше не могу терпеть эту ситуацию. Я устала жить с человеком, который не видит меня, а видит только прислугу.
— Зато я устал от женщины, которая не может создать нормальный уют! — выкрикнул Егор. — Мама права — дома должно быть тепло и сытно, а не вот это!
И началось. Плотина рухнула.
— Что вы понимаете в семейном тепле?! — взорвалась Лидия Васильевна, поворачиваясь к Нине Петровне. — Вы из сына маменькина сынка сделали! Он без вас даже носки постирать не может!
— А вы дочь свою избаловали! — огрызнулась Нина Петровна. — Карьеристка, которая мужем не дорожит! Мой Егор заслуживает настоящую хозяйку!
— Да! Да, я не хозяйка! — закричала Наталья. — Потому что я работаю! Зарабатываю деньги! А твой драгоценный сынок приходит домой и ждёт, что его накормят, напоят и пожалеют!
— А ты думала, я буду счастлив с женщиной, которая не умеет готовить?! — рявкнул Егор. — Которая вечно занята своими проектами и совещаниями?!
Обе матери замерли. Они только сейчас поняли, что их использовали. Что их дети открыто приняли их сторону против своих супругов. И эта правда обрушилась на них, как ледяная вода.
— Егор… — Нина Петровна побледнела. — Ты серьёзно так думаешь? Ты позволяешь ей оскорблять меня?
— Наташа! — в голосе Лидии Васильевны звучал ужас. — Ты втянула меня в это? Использовала меня против своего мужа?
Но было поздно. Механизм запущен. Все четверо стояли в одной комнате, но бесконечно далеко друг от друга.
И тогда случилось то, чего никто не ожидал.
Нина Петровна медленно сняла пальто, повесила его на спинку стула и села на диван. Посмотрела на сына долгим, тяжёлым взглядом.
— Егор, — сказала она тихо. — Мне пятьдесят восемь лет. Я прожила в браке тридцать пять лет. И знаешь, что я поняла за эти годы? Что самое страшное в семье — это не ссоры. Это когда люди перестают решать проблемы сами и начинают прятаться за родителей.
Она подняла глаза на Лидию Васильевну.
— Простите меня. Я вела себя… неправильно. Я думала, что защищаю сына, но на самом деле разрушала его семью.
Лидия Васильевна медленно опустилась в кресло. Помолчала. Потом кивнула.
— Я тоже виновата. Мне казалось, я помогаю дочери, но я только подливала масла в огонь.
Наступила тишина. Долгая, тягучая, неловкая.
— Мы с вашим отцом тоже ссорились, — продолжила Нина Петровна, глядя в пол. — Он храпел. Я не умела готовить его любимые блюда так, как его мать. Мы кричали, обижались, хлопали дверьми. Но мы никогда не бежали жаловаться родителям. Потому что понимали — это наша семья. Наши проблемы. Наше право их решать.
Лидия Васильевна посмотрела на дочь.
— Наташа, ты взрослая женщина. Если у тебя проблемы с мужем — говори с ним. Не со мной. Со своим мужем. Иначе какой смысл в вашем браке?
Егор и Наталья стояли как статуи. Первый раз за всю эту войну им стало по-настоящему стыдно.
— Но он первый начал! — голос Натальи дрогнул. — Он пожаловался на меня!
— А ты в ответ унизила его через мою мать, — ответила Лидия Васильевна. — Два взрослых человека превратились в детей, которые ябедничают друг на друга.
Нина Петровна встала, взяла свою кастрюлю.
— Мы уйдём. И больше не будем вмешиваться. Но запомните: когда вы превращаете нас в оружие, вы разрушаете не только свой брак. Вы разрушаете наши отношения. Вы заставляете нас враждовать. А мы не хотим воевать.
Обе матери оделись и вышли, закрыв дверь тихо, почти беззвучно.
Егор и Наталья остались одни. В квартире стояла оглушительная тишина.
— Я… — начал Егор и замолчал.
— Я тоже, — прошептала Наталья.
Они не обнялись. Не расплакались. Не упали друг другу в объятия с клятвами исправиться. Они просто сели рядом на диван, оставив между собой осторожное расстояние.
— Мне было больно, — сказала Наталья негромко. — Когда ты пожаловался на меня маме. Будто я плохая жена. Будто я не стараюсь.
— Мне тоже было больно, — ответил Егор. — Когда ты рассказала про носки. Будто я свинья и неряха.
— Но ведь ты их действительно разбрасываешь.
— А ты действительно не гладишь рубашки так, как мама.
Они посмотрели друг на друга. И впервые за две недели оба улыбнулись. Криво, неловко, но искренне.
— Может, я и не глажу как твоя мама. Но я глажу. Каждый вечер. После работы. Когда устала, — Наталья говорила тихо. — А ты не замечаешь.
— Я замечаю, — Егор опустил голову. — Просто не говорю. Мне казалось, это твоя обязанность.
— Обязанность? — в голосе Натальи появилась знакомая нотка.
— Нет, не так, — он поднял руку. — Я… я идиот. Я воспринимал всё как должное. Твою работу по дому. Твою усталость. Всё.
Наталья молчала. Потом медленно кивнула.
— А я не говорила тебе, что мне нравится, как ты чинишь всё в доме. Как берёшь на себя все технические вопросы. Я просто принимала это как норму.
Они сидели, не касаясь друг друга, но уже не как враги. Как два человека, которые наконец-то перестали прятаться за чужими спинами и посмотрели друг другу в лицо.
— Что теперь? — спросила Наталья.
— Не знаю, — честно ответил Егор. — Но давай попробуем без посредников. Если тебя что-то бесит — говори мне. Не маме. Мне.
— А ты не будешь жаловаться своей маме?
— Буду пытаться не жаловаться. Буду говорить с тобой.
Это не был счастливый конец. Не было клятв вечной любви и прощения. Были два уставших человека, которые поняли простую истину: прятаться за родителей легко, но это убивает то, ради чего они когда-то поженились.
Они не обнялись в тот вечер. Но когда легли спать, Егор несмело протянул руку и коснулся её плеча. Наталья не отстранилась. И этого маленького, робкого прикосновения было достаточно, чтобы понять: война окончена. Начался долгий, трудный мир. Мир, который им предстояло строить самим, без генералов и без посредников.
А на кухонном столе осталась стоять кастрюля с борщом и лежать коробка с ортопедической подушкой — два памятника той войне, в которой не было победителей, но был один важный урок: чужие руки, даже самые любящие, не смогут починить то, что сломали двое.
Повод для расставания