— Ты что, специально так громко хлопаешь дверцами шкафа по утрам? Я же сплю ещё! — Кристина не выдержала и выскочила на кухню, едва натянув халат.
Свекровь Тамара Ивановна стояла у плиты и жарила яичницу. Она обернулась и посмотрела на невестку с таким невинным удивлением, будто только что узнала о существовании гравитации.
— Кристиночка, милая, я же готовлю завтрак для Лёши. Мой сын привык есть в семь утра, перед работой. Я всегда так делала. Это же его дом, между прочим.
«Его дом». Эти два слова прозвучали как удар. Не «наш», не «ваш с Лёшей». Его. Кристина стиснула зубы и промолчала. Она прожила под одной крышей со свекровью всего три недели, и эти три недели превратились в марафон по выживанию. После свадьбы Алексей уговорил её переехать к матери — временно, всего на пару месяцев, пока они не найдут собственное жильё. Временно. Кристина поверила. Она ещё не знала, что в лексиконе Тамары Ивановны не существует понятия «временно», когда речь идёт о контроле над сыном.
Кристина вернулась в спальню и села на край кровати. Руки дрожали от бессильной злости. Лёша мирно спал, укрывшись одеялом с головой. Он научился не слышать утренние звуки матери, выработав за тридцать лет жизни иммунитет к её присутствию. Кристина толкнула его в плечо.
— Лёш, поговори с мамой. Она каждое утро устраивает концерт на кухне. Я не высыпаюсь.
Он открыл один глаз и посмотрел на неё с сонным раздражением.
— Крис, ну мама же старается, готовит. Не придирайся. Потерпи чуть-чуть.
Потерпи. Это слово стало его универсальным ответом на все её жалобы. Потерпи с завтраками в семь утра. Потерпи с тем, что его мать переставляет вещи в их комнате. Потерпи с тем, что она проверяет их холодильник и комментирует каждую покупку. Кристина поняла, что разговаривать с Лёшей бесполезно. Он не видел проблемы. Для него мать была святой, а Кристина — капризной девочкой, которая не ценит заботу.
Она встала, оделась и вышла из квартиры, не позавтракав. Весь день на работе она думала об одном: как вернуть себе хоть каплю контроля над собственной жизнью. Вечером, когда она вернулась домой, Тамара Ивановна встретила её на пороге с довольной улыбкой.
— Кристиночка, я сегодня решила помочь тебе с уборкой. Вытерла пыль в вашей комнате, разложила вещи. Ты у нас такая занятая, не успеваешь следить за порядком.
Кристина прошла в спальню и остолбенела. Её книги, которые стояли на полке в определённом порядке, были переставлены по цветам обложек. Косметика на туалетном столике исчезла, а когда она открыла ящик комода, обнаружила, что её нижнее бельё аккуратно разложено по стопочкам. Свекровь трогала её личные вещи. Рылась в её ящиках. И называла это заботой.
Кристина вернулась на кухню. Тамара Ивановна помешивала суп и напевала что-то себе под нос.
— Тамара Ивановна, я была бы признательна, если бы вы не трогали мои вещи. Я сама прекрасно справляюсь с уборкой.
Свекровь обернулась. Улыбка исчезла с её лица, уступив место обиженному удивлению.
— Ах вот как. Я стараюсь, помогаю, а ты мне выговариваешь. Лёша! Лёша, иди сюда!
Алексей вышел из гостиной с телефоном в руке.
— Что случилось?
— Твоя жена мне хамит. Я ей помогла с уборкой, а она недовольна.
Лёша посмотрел на Кристину с укором.
— Крис, мама хотела как лучше. Зачем ты так резко? Извинись.
Кристина смотрела на мужа, и внутри у неё что-то оборвалось. Он даже не спросил, что произошло. Он автоматически встал на сторону матери. Она развернулась и ушла в спальню, хлопнув дверью. В ту ночь она не сказала Лёше ни слова. Она лежала, уставившись в потолок, и понимала: открытая конфронтация ничего не даст. Тамара Ивановна всегда будет права в глазах сына. Значит, нужно действовать иначе.
На следующее утро Кристина встала в половине седьмого. Она быстро оделась и вышла на кухню раньше свекрови. Включила чайник, достала сковородку и начала жарить яичницу. Когда Тамара Ивановна появилась на пороге кухни, Кристина уже накрывала на стол.
— Доброе утро, Тамара Ивановна. Я решила сама приготовить завтрак для Лёши. Вы так устаёте, пусть отдохнёте.
Свекровь замерла. Её лицо на секунду исказилось, но она быстро взяла себя в руки.
— Ну что ты, Кристиночка, мне не трудно. Я всю жизнь готовлю для Лёши.
— Теперь это моя обязанность, — мягко, но твёрдо сказала Кристина. — Я же его жена.
Она позвала Алексея к столу. Он вышел, удивлённо глядя на накрытый стол, и сел. Тамара Ивановна стояла в углу кухни со скрещёнными руками и наблюдала, как её сын ест яичницу, приготовленную не ею. Кристина видела, как сжимаются её губы, как темнеет взгляд. Первый удар нанесён.
Следующим вечером, когда свекровь снова попыталась войти в их спальню под предлогом уборки, Кристина преградила ей путь.
— Тамара Ивановна, в этой комнате я сама наведу порядок. Спасибо за заботу, но мне удобнее делать это самой.
— Но я же…
— Нет, — твёрдо повторила Кристина и закрыла дверь.
Она слышала, как свекровь стоит за дверью несколько секунд, а потом уходит. Маленькая победа. Кристина установила границы. Теперь нужно было их отстаивать.
Тамара Ивановна поняла, что невестка больше не собирается сидеть тихо. Она изменила тактику. Если открытый контроль не работает, она перешла к методам более тонким. Она начала комментировать. Каждое действие Кристины сопровождалось замечанием, обёрнутым в заботу.
— Кристиночка, ты опять купила эти дорогие йогурты? Лёша не любит такие, он привык к обычным.
— Ты сегодня рано ушла. Лёша остался без обеда. Хорошо, я ему разогрела суп.
— Ты стираешь его рубашки на шестидесяти градусах? Они же сядут. Я всегда стираю на сорока.
Каждая фраза была ядом, упакованным в сахарную оболочку. Кристина молчала, но внутри у неё копилось напряжение. Она знала, что свекровь ждёт срыва, ждёт, когда она не выдержит и нагрубит. Тогда Тамара Ивановна побежит к Лёше с жалобами, и Кристина снова окажется виноватой. Но Кристина не собиралась давать ей этого удовольствия. Она научилась отвечать так же сладко и ядовито.
— Спасибо за совет, Тамара Ивановна. Но Лёша уже сказал, что ему нравятся мои йогурты.
— Я предупредила Лёшу, что сегодня вернусь поздно. Он взрослый мужчина, может сам разогреть обед.
— Рубашки не сели. Они как раз сидят на Лёше идеально.
Каждое её слово было ударом в ответ. Тамара Ивановна чувствовала, что теряет почву под ногами. Сын больше не жаловался на невестку. Наоборот, он всё чаще принимал её сторону. Однажды, когда свекровь в очередной раз начала критиковать Кристину за то, что она готовит слишком острую еду, Алексей оборвал её.
— Мам, мне нравится, как Крис готовит. Не надо к ней придираться.
Тамара Ивановна посмотрела на сына с таким ужасом, будто он предал её. Она встала из-за стола и ушла в свою комнату, громко хлопнув дверью. Кристина посмотрела на Лёшу и впервые за долгое время почувствовала надежду. Может быть, он наконец начинает видеть, что происходит.
Но свекровь не сдавалась. Она решила нанести удар с другой стороны. Однажды вечером, когда Кристина вернулась с работы, она застала в квартире гостей. За столом сидели две подруги Тамары Ивановны, пили чай и громко обсуждали кого-то. Когда Кристина вошла на кухню, разговор резко оборвался. Свекровь повернулась к ней с натянутой улыбкой.
— Кристиночка, познакомься, это мои подруги, Людмила Степановна и Зинаида Петровна. Мы тут вспоминаем молодость.
— Здравствуйте, — кивнула Кристина и хотела уйти, но одна из подруг остановила её.
— Так ты и есть Кристина! Тамара столько о тебе рассказывала. Говорит, ты очень современная девушка. Работаешь допоздна, готовить не очень любишь.
Кристина почувствовала, как внутри вспыхивает ярость. Свекровь жаловалась на неё своим подругам. Обсуждала их семейную жизнь с посторонними людьми. Она глубоко вдохнула и улыбнулась.
— Я работаю столько, сколько требует моя должность. А готовлю я каждый день. Лёша не жалуется. Приятно было познакомиться.
Она ушла в спальню, но слышала, как за спиной возобновился приглушённый разговор. Она поняла, что Тамара Ивановна пытается создать ей репутацию плохой жены. Настраивает против неё окружение, ищет союзников. Это была война не на жизнь, а на смерть за любовь и внимание Алексея.
Кристина больше не могла жить в этом доме. Она начала активно искать квартиру для съёма. Каждый вечер она просматривала объявления, звонила, договаривалась о просмотрах. Когда она нашла подходящий вариант, она поговорила с Лёшей.
— Лёш, мы переезжаем. Я нашла квартиру. Недорогую, но нормальную. Мы не можем жить с твоей мамой. Это разрушает наш брак.
Алексей посмотрел на неё долгим взглядом. Он видел, как она изменилась за эти месяцы. Как погас блеск в её глазах, как она стала нервной и замкнутой. Он вздохнул.
— Хорошо. Давай переезжать. Но маме скажу я сам.
Разговор с Тамарой Ивановной был тяжёлым. Она плакала, кричала, обвиняла Кристину в том, что та разлучает её с сыном. Лёша держался твёрдо, но Кристина видела, как ему тяжело. Он разрывался между матерью и женой, и это причиняло ему боль. Но выбор был сделан.
Через две недели они переехали в маленькую однокомнатную квартиру на окраине города. Она была крошечной, мебель старой, но Кристина чувствовала себя так, будто вырвалась из тюрьмы. Здесь не было чужих глаз, контроля, постоянных замечаний. Здесь она могла дышать.
Первые месяцы были сложными. Тамара Ивановна звонила Лёше по десять раз на день, плакала в трубку, жаловалась на одиночество. Она приезжала к ним без предупреждения, стояла под дверью и требовала, чтобы её впустили. Кристина научилась не открывать дверь. Она знала, что если пустить свекровь на порог, та снова начнёт плести свою паутину.
Однажды Тамара Ивановна попыталась разыграть карту здоровья. Она позвонила Лёше среди ночи и сказала, что ей плохо с сердцем. Алексей в панике схватил ключи и побежал к матери. Кристина поехала с ним. Когда они приехали, Тамара Ивановна сидела на диване, бодрая и румяная, и пила валериановые капли.
— Мне стало лучше, как только услышала твой голос, Лёшенька, — сказала она, прижимая его руку к своей груди.
Кристина посмотрела на эту сцену и поняла, что это манипуляция. Чистая, циничная манипуляция. Она взяла Лёшу за руку и вывела его на лестничную площадку.
— Твоя мама играет с нами. С её сердцем всё в порядке. Она просто хочет, чтобы ты примчался к ней по первому звонку.
— Крис, ты не можешь так говорить. Вдруг ей действительно было плохо?
— Лёш, открой глаза. Она делает это специально. Она не может смириться с тем, что ты больше не живёшь с ней. Она будет придумывать болезни, несчастья, что угодно, лишь бы вернуть тебя под свой контроль.
Алексей молчал. Он знал, что Кристина права. Но признать, что его мать манипулирует им, было слишком больно. Они вернулись домой, не сказав друг другу ни слова.
Прошло полгода. Отношения с Тамарой Ивановной не наладились, но они хотя бы стабилизировались. Свекровь поняла, что Кристина не уступит, и немного отступила. Она звонила реже, приезжала только по договорённости. Алексей научился говорить матери «нет», и это было для него огромным шагом.
Однажды вечером, когда они сидели на кухне и пили чай, Лёша посмотрел на Кристину и сказал:
— Прости меня. За то, что не поддержал тебя сразу. За то, что не видел, как тебе было тяжело. Мне потребовалось время, чтобы понять, что мама не всегда права.
Кристина взяла его руку и сжала. Она ничего не ответила, но в её глазах он увидел прощение. Они прошли через настоящую войну, но выжили. И стали сильнее. Они научились защищать свои границы, свою семью, своё пространство. И это была победа. Не над свекровью. Победа над страхом потерять себя.
Рождество на пороге, а у магазина – бывшая жена: Может начнём сначала? – несмело пробормотала она