— Подпиши вот здесь, милая, и всё будет по закону, — свекровь протянула мне документы с такой невинной улыбкой, что любой посторонний принял бы её за заботливую мать.
Я застыла с ручкой в руке, глядя на бумаги. Нотариально заверенная доверенность на управление всем имуществом семьи. Включая мою долю в квартире, которую мы с Артёмом купили в ипотеку три года назад. Моими деньгами. Из моего наследства от бабушки.
Мы сидели втроём за обеденным столом в нашей кухне. Точнее, в кухне, которая ещё час назад казалась нашей. Галина Петровна, моя свекровь, восседала во главе стола, как королева на троне. Артём сидел рядом с ней, старательно изучая свой телефон. А я, Марина, двадцативосьмилетняя дура, держала в руках документ о добровольной передаче всех прав женщине, которая с первого дня нашего знакомства смотрела на меня как на временное недоразумение в жизни её драгоценного сына.
Галина Петровна приехала к нам утром. Без предупреждения, как всегда. У неё был ключ — Артём настоял, чтобы у мамы был ключ «на всякий случай». Этот случай наступал примерно три раза в неделю. Она входила, когда хотела, проверяла холодильник, переставляла вещи и оставляла записки с инструкциями, как правильно жить.
Но сегодня было иначе. Сегодня она пришла с папкой документов и нотариусом. Молодой человек в строгом костюме терпеливо ждал в прихожей, пока свекровь объясняла мне преимущества «централизованного управления семейным бюджетом».
— Понимаешь, Мариночка, — продолжала она тем же сладким голосом, которым обычно предваряла самые ядовитые замечания, — это для вашего же блага. Артёмушка так занят на работе, а ты… ну, ты же у нас творческая личность. Художники не должны думать о деньгах. Это убивает вдохновение.
Я была дизайнером в крупной компании. Зарабатывала больше Артёма. Но для Галины Петровны любая работа, не связанная с тяжёлым физическим трудом или государственной службой, была «творческими поисками себя».
— Мам, может, не надо? — вяло попытался вмешаться Артём, но тут же осёкся под её взглядом.
— Артёмушка, мы же договорились. Это разумное решение. Марина поймёт. Правда, милая?
Три года. Три года я терпела её «заботу». Она приходила и критиковала мою готовку, при этом никогда не предлагая помощь. Она дарила мне на дни рождения кастрюли и сковородки с намёком, что «хорошая жена должна уметь готовить». Она при каждой встрече спрашивала, когда же мы подарим ей внуков, и тут же добавляла, что «с моей фигурой» будет сложно выносить ребёнка.
Я терпела, потому что любила Артёма. Потому что верила, что он встанет на мою сторону, когда будет нужно. Потому что думала, что это временно, что она примет меня, когда увидит, как я стараюсь.
Какая же я была наивная.
— Галина Петровна, — я положила ручку на стол, — я не буду это подписывать.
Тишина повисла в воздухе, как грозовая туча. Свекровь медленно выпрямилась, её улыбка застыла, превратившись в оскал.
— Что ты сказала?
— Я сказала нет. Это моя квартира. Вернее, наша с Артёмом. Я не передам права на неё никому.
— Ах, твоя квартира? — она рассмеялась, но в этом смехе не было веселья. — Напомни-ка, кто помогал вам с ремонтом? Кто приезжал каждые выходные красить стены?
— Вы приезжали командовать рабочими, которых мы наняли на мои деньги.
— Марина! — Артём наконец оторвался от телефона. — Не груби маме!
— Я не грублю. Я говорю правду.
Галина Петровна встала из-за стола. В её глазах полыхал гнев, но голос оставался ледяным.
— Знаешь что, дорогая? Ты права. Это ваша квартира. Ваша жизнь. Но знай — без моей помощи вы не протянете и месяца. Артём не умеет принимать решения. Он всегда нуждался в моём руководстве. И когда ты поймёшь это, будет уже поздно.
Она взяла свою сумочку и направилась к выходу. У двери обернулась.
— Артём, я жду тебя на ужин. Один. Нам нужно поговорить о твоём будущем.
Дверь захлопнулась. Нотариус неловко прокашлялся в прихожей и тоже ушёл. Мы остались вдвоём.
— Зачем ты так с ней? — Артём смотрел на меня с упрёком. — Она же хотела как лучше.
— Для кого лучше? Она хотела забрать нашу квартиру!
— Не забрать, а помочь управлять. Ты всегда всё преувеличиваешь.
— Артём, открой глаза! Твоя мать манипулирует тобой! И теперь хочет манипулировать мной!
Он покачал головой, встал и пошёл собираться.
— Куда ты?
— К маме на ужин. Она расстроена.
— А я? Я не расстроена?
Он остановился в дверях, не оборачиваясь.
— Марина, это моя мать. Единственный близкий человек, который у меня был до тебя. Прошу, постарайся с ней ладить.
И ушёл. Оставив меня одну с грудой нотариальных бумаг и разбитыми иллюзиями о нашем браке.
Я сидела за столом час, может, два. Просто сидела и думала. Вспоминала все случаи, когда Галина Петровна переходила границы, а я молчала. Когда она настояла, чтобы мы купили квартиру в её районе. Когда заставила нас отменить поездку в отпуск, потому что у неё «прихватило сердце» — чудесным образом прошедшее, как только мы сдали билеты. Когда она без спроса выбросила мои любимые занавески и повесила свои, «более приличные».
Телефон завибрировал. Сообщение от Артёма: «Останусь у мамы на ночь. Она плохо себя чувствует. Не жди.»
Я встала, прошла в спальню и достала чемодан. Начала складывать вещи — методично, спокойно, без слёз. Платья, которые Галина Петровна называла вульгарными. Косметику, которую она считала излишней. Книги, которые она презрительно именовала «бульварным чтивом».
Потом я села за компьютер и написала письмо в агентство недвижимости. О продаже своей доли квартиры. Пусть покупает кто хочет — хоть сама Галина Петровна.
Утром, когда Артём вернулся, чемодан уже стоял у двери.
— Ты что, уезжаешь? — он смотрел на меня с недоумением.
— Да.
— Из-за вчерашнего? Марина, не глупи. Мама уже всё забыла.
— А я нет.
— Куда ты поедешь?
— К подруге. Потом сниму квартиру.
— На какие деньги?
— На свою зарплату. Помнишь, я работаю?
Он сел на диван, обхватив голову руками.
— Марина, давай поговорим. Мама действительно иногда перегибает, но она желает нам добра.
— Она желает добра тебе. А я для неё — временное неудобство, которое мешает ей полностью контролировать твою жизнь.
— Это не так!
— Артём, она принесла нотариуса, чтобы я подписала доверенность на наше имущество. Это нормально?
— Она волнуется о нашем будущем…
— Она волнуется о контроле. И ты это прекрасно знаешь, просто боишься ей противоречить.
Он молчал. В этом молчании было всё — признание, стыд, но не готовность что-то менять.
— Знаешь, что самое обидное? — я взяла чемодан. — Я думала, что выхожу замуж за мужчину. А вышла за маленького мальчика, который до сих пор не может отпустить мамину юбку.
— Марина, подожди!
Но я уже была за дверью.
Следующие две недели были странными. Я жила у подруги Лены, ходила на работу, искала квартиру. Артём звонил каждый день, но я не отвечала. Галина Петровна тоже звонила — оставляла голосовые сообщения, где называла меня неблагодарной и предрекала, что я пожалею.
А потом произошло неожиданное.
В пятницу вечером в дверь квартиры Лены позвонили. Я открыла и увидела Артёма. Но не того Артёма, которого знала. Он был небрит, с красными глазами, в помятой рубашке.
— Можно войти?
Лена тактично ушла на кухню, оставив нас одних.
— Я продал свою машину, — сказал он без предисловий.
— Что? Зачем?
— Мама хотела, чтобы я переписал её на неё. Сказала, что так будет правильнее, что ей нужнее. Я отказался. Впервые в жизни сказал ей нет.
Я молчала, не зная, что ответить.
— Она устроила скандал. Сказала, что я предатель, что выбираю «эту женщину» вместо родной матери. Пригрозила лишить наследства.
— И?
— И я сказал, что мне не нужно её наследство. Что у меня есть работа, есть руки и голова. И была жена, которую я потерял из-за собственной трусости.
Он сел на диван, уткнувшись лицом в ладони.
— Марина, я всю жизнь жил так, как хотела мама. Учился там, где она сказала. Работал там, куда она устроила. Даже женился… — он осёкся.
— Что? Даже женился по её указке?
— Нет! То есть, она пыталась сосватать меня с дочкой своей подруги. Но потом я встретил тебя и впервые сделал выбор сам. Она этого так и не простила.
— Почему ты не рассказывал?
— Потому что надеялся, что со временем она примет тебя. Что всё наладится само собой. Я был трусом, Марина. Трусливым маменькиным сынком, как ты и сказала.
Мы долго молчали.
— Я снял квартиру, — наконец сказал он. — Маленькую однокомнатную на окраине. И устроился на вторую работу. Хочу доказать, что могу жить сам. Без мамы. Без её денег и связей.
— Артём…
— Я не прошу тебя вернуться. Я понимаю, что потерял тебя. Но я хотел, чтобы ты знала — ты была права. И спасибо, что открыла мне глаза. Пусть так больно.
Он встал и пошёл к двери. У порога обернулся.
— Я подписал согласие на продажу квартиры. Риэлтор сказал, есть покупатели. Твоя доля будет переведена на твой счёт.
И ушёл.
Прошёл месяц. Я сняла небольшую студию недалеко от работы. Наладила быт, даже записалась на курсы итальянского — всегда мечтала, но Галина Петровна считала это блажью.
Артём больше не звонил. Иногда я видела его посты в соцсетях — фотографии с новой работы, его маленькой квартиры. Он выглядел уставшим, но в его глазах появилось что-то новое. Решимость, может быть. Или просто взросление.
Галина Петровна тоже исчезла из моей жизни. Ходили слухи, что она пыталась через суд оспорить продажу квартиры, но безуспешно.
А потом, в один обычный вторник, я встретила их обоих. В кафе возле моей работы. Они сидели за столиком у окна — мать и сын. Галина Петровна что-то говорила, размахивая руками, а Артём спокойно пил кофе.
Я хотела уйти незамеченной, но Артём поднял глаза и увидел меня. Кивнул. Я кивнула в ответ. Галина Петровна проследила его взгляд и тоже меня заметила. На секунду на её лице отразилась целая гамма чувств — удивление, гнев, что-то похожее на сожаление. Но потом она отвернулась.
Я вышла из кафе и пошла дальше. У меня была назначена встреча с клиентом, потом итальянский, потом ужин с подругами. Жизнь продолжалась.
Вечером пришло сообщение от Артёма: «Спасибо, что научила меня говорить нет. Мама начинает принимать, что я вырос. Медленно, но начинает. Будь счастлива.»
Я не стала отвечать. Некоторые истории должны заканчиваться точкой, а не многоточием.
Через полгода я встретила Виктора. Взрослого, самостоятельного мужчину, у которого были прекрасные отношения с родителями — на расстоянии. Они жили в другом городе и навещали нас раз в два месяца, предварительно позвонив и спросив, удобно ли.
А ещё через год я случайно узнала, что Артём женился. На той самой дочке маминой подруги. Говорят, Галина Петровна была счастлива. Говорят, невестка оказалась точной копией свекрови.
Что ж, каждый получает то, что заслуживает.
А я? Я научилась самому важному — говорить «нет» вовремя. Не через три года унижений, не после того, как переступили все границы. А сразу, при первой попытке манипуляции.
И ещё я поняла — лучше быть одной, чем с человеком, который не готов защитить тебя от собственной матери. Лучше маленькая студия, где ты хозяйка, чем просторная квартира, где ты вечная гостья. Лучше честное одиночество, чем фальшивая семья.
Моя новая свекровь, мама Виктора, при первой встрече сказала мне: «Я вырастила сына и отпустила его в жизнь. Моя миссия выполнена. Теперь ваша очередь строить семью, а я буду радоваться со стороны и помогать, только если попросите.»
Вот это я называю мудростью.
А Галина Петровна? Последнее, что я о ней слышала — она переехала жить к Артёму и его жене. Контролирует каждый их шаг, проверяет чеки из магазина и учит новую невестку «правильно» гладить рубашки её сына.
Некоторые люди никогда не меняются. И это, знаете, тоже своего рода счастье — жить в иллюзии собственной правоты.
А я счастлива по-настоящему. С человеком, который видит во мне партнёра, а не обслугу для своей мамы. В доме, где моё слово имеет вес. В жизни, где я сама принимаю решения.
И знаете что? Оно того стоило — сказать «нет» вовремя.
Недостойные родственники