— Я продала квартиру. Твою квартиру. Ту, что ты мне подарил.
Эти слова Ольга произнесла спокойно, почти буднично, стоя на пороге гостиной и держа в руках какие-то документы в синей папке. Её лицо было невозмутимым, словно она сообщила о покупке новой скатерти, а не о том, что только что разрушила чужую жизнь. Елена замерла с чашкой в руке, не донеся её до губ. Горячий кофе плеснулся на пальцы, но она даже не почувствовала ожога. Она смотрела на свекровь и не понимала, правильно ли расслышала слова. Не может быть. Это какая-то ошибка, недоразумение, глупая шутка.
— Что вы сказали? — переспросила она, ставя чашку на стол. Рука её дрожала.
— Я продала квартиру, — повторила Ольга Михайловна, входя в комнату и усаживаясь в кресло, как полноправная хозяйка. — Ту двухкомнатную на Первомайской, которую Костя якобы подарил тебе на свадьбу. Нашлись хорошие покупатели, молодая пара. Заплатили наличными. Сделку провели быстро, без лишней волокиты.
Елена почувствовала, как земля уходит из-под ног. Она медленно опустилась на диван, потому что ноги перестали её держать. Квартира. Их квартира. Та, в которой они с Костей прожили три года. Та, которую они вместе ремонтировали, в которой расставляли мебель, в которой планировали растить детей. Та, документы на которую Костя торжественно вручил ей в день свадьбы со словами: «Это наш дом, наша крепость». И эта женщина сейчас сидит напротив и говорит, что продала её.
— Вы не могли этого сделать, — выдавила Елена, чувствуя, как внутри всё холодеет. — Квартира оформлена на меня. На моё имя. Вы не имели права.
Ольга Михайловна усмехнулась. Это была не добрая, тёплая улыбка. Это была холодная, торжествующая гримаса победителя.
— Имела, милая моя. Ещё как имела. Костя подарил тебе квартиру, это правда. Но он забыл тебе сказать одну маленькую деталь. Квартиру он купил на мои деньги. Все документы, все платёжки, все переводы — всё оформлено через меня. И доверенность на право продажи у меня была с самого начала. Просто на всякий случай. Я всегда думаю на несколько шагов вперёд, в отличие от тебя.
Она раскрыла синюю папку и небрежно бросила на стол несколько листов. Елена узнала печати, подписи, официальные бланки. Всё было настоящим. Всё было законным. Ольга Михайловна действительно продала квартиру, и она действительно имела на это право.
— Но зачем? — это был единственный вопрос, который Елена смогла вытолкнуть из сжавшегося горла. — Зачем вы это сделали?
Свекровь откинулась на спинку кресла и сложила руки на коленях. Её поза была расслабленной, довольной, как у кошки, которая только что поймала мышь и теперь неспешно с ней играет.
— Затем, что ты возомнила о себе слишком много, — произнесла она с расстановкой. — Ты решила, что раз у тебя есть квартира, то ты теперь независимая, самостоятельная. Что можешь диктовать мне условия, отказываться от семейных традиций, воротить нос от моих советов. Ты забыла, кто в этой семье главный. Я тебе напомнила.
Елена слушала эти слова и не верила своим ушам. Это было похоже на бред, на какой-то абсурдный спектакль. Но синяя папка с документами лежала на столе, и это была самая настоящая, осязаемая реальность.
— Где я теперь буду жить? — спросила она тихо.
— А вот это, милая, уже твои проблемы, — Ольга Михайловна поднялась с кресла, собирая документы обратно в папку. — Можешь к родителям вернуться. Или комнату снять. Или здесь остаться, если будешь вести себя разумно. У меня трёхкомнатная квартира, места хватит. Но тогда будешь жить по моим правилам. Без истерик, без капризов, без своих дурацких книжек и феминистских идей. Будешь нормальной невесткой, какой и положено быть. Решай сама.
Она направилась к выходу, но на пороге обернулась.
— И ещё. Косте можешь не звонить. Он уже всё знает. Я ему утром позвонила. Он согласился. Сказал, что так будет лучше. Что ты и правда в последнее время слишком много себе позволяешь.
Дверь закрылась. Елена осталась сидеть на диване, глядя в пустоту. Костя знал. Он согласился. Он не защитил её, не предупредил, не попытался остановить мать. Он просто согласился. Эта мысль причиняла боль острее, чем потеря квартиры.
Она взяла телефон дрожащими руками и набрала его номер. Гудки тянулись бесконечно. Наконец, он ответил.
— Лена, я на работе, — голос его был напряжённым, усталым.
— Костя, это правда? Ты знал, что твоя мать собирается продать квартиру?
Пауза. Долгая, тяжёлая пауза, которая сказала больше, чем любые слова.
— Знал, — признался он наконец. — Она позвонила мне позавчера. Сказала, что так будет правильнее. Что нам пока рано жить отдельно. Что мы ещё не готовы к самостоятельности.
— И ты согласился, — это был не вопрос. Это была констатация факта.
— Лен, ну пойми. Это же моя мать. Она столько для нас сделала. Она эту квартиру на свои деньги купила. Имеет право распоряжаться ею. Мы же можем пожить у неё, это ненадолго. Накопим денег, купим свою, уже нашу настоящую. Без всяких доверенностей и условий.
Елена слушала его оправдания и чувствовала, как внутри неё что-то медленно ломается. Не с треском, не со взрывом, а тихо, почти беззвучно. Как трескается лёд на реке весной.
— Накопим, — повторила она безжизненно. — Пожить ненадолго. Костя, ты понимаешь, что она сделала? Она продала мой дом. Она выгнала меня из моего дома. И ты ей это позволил.
— Не драматизируй, — в его голосе появились нотки раздражения. — Никто тебя не выгоняет. Просто живи пока у мамы. Веди себя нормально, не конфликтуй с ней, и всё будет хорошо. Она не злая, просто у неё свои представления о том, как должна быть устроена семья. Уважай их.
— Уважай их, — эхом повторила Елена. — А мои представления? Мои чувства? Моё мнение? Это всё не важно?
— Лен, я сейчас не могу. У меня совещание через пять минут. Поговорим вечером, хорошо? Пока.
Гудки. Пустота. Тишина.
Елена положила телефон и встала. Она прошлась по квартире, по той самой квартире, которая больше не принадлежала ей. Она провела рукой по стене в прихожей, где они с Костей повесили первую семейную фотографию. Она посмотрела на кухонный стол, за которым они завтракали по воскресеньям. Она вошла в спальню и увидела кровать, на которой они засыпали в обнимку. Всё это теперь чужое. Всё это теперь принадлежит какой-то молодой паре, которая заплатила наличными и радуется удачной покупке.
А она осталась ни с чем. С мужем, который не защитил её. Со свекровью, которая только что показала, на что способна. И с выбором, который на самом деле не был выбором.
Елена села на край кровати и достала телефон. Она открыла список контактов и нашла номер Светланы Петровны, директора школы, в которой раньше работала. Они расстались хорошо, и директор не раз говорила, что двери школы для Елены всегда открыты. Она набрала номер.
— Светлана Петровна? Это Елена Соколова. Добрый день. Скажите, вакансия учителя русского языка ещё актуальна? Да, я готова выйти со следующей недели. Спасибо большое. Да, я понимаю. До встречи.
Она положила трубку и глубоко вдохнула. Работа. У неё снова будет работа и свой заработок. Это первый шаг. Она открыла браузер на телефоне и начала искать объявления о сдаче комнат. Дешёвых, скромных, но своих. Без свекрови с ключами и правилами.
Вечером Костя пришёл домой. Он вошёл осторожно, словно ожидая скандала, криков, слёз. Но Елена сидела на диване спокойная, почти безучастная. Перед ней на столе лежала открытая тетрадь, в которую она что-то записывала.
— Лен, ну давай поговорим нормально, — начал он примирительно, садясь рядом. — Я понимаю, ты расстроена. Но это не конец света. Мы справимся. Поживём у мамы, накопим денег…
— Я устроилась на работу, — перебила его Елена. — В свою старую школу. Со следующего понедельника начинаю. И я снимаю комнату. Нашла неплохой вариант недалеко от школы. Переезжаю в субботу.
Костя замер. Он смотрел на неё, не веря услышанному.
— Что? Какую комнату? Зачем?
— Затем, что я не собираюсь жить с твоей матерью, — ответила Елена спокойно. — Она только что продала мою квартиру без моего согласия, а ты это одобрил. Это всё, что мне нужно было узнать о том, на чьей ты стороне. Я не буду жить под её контролем, по её правилам, выслушивая её лекции о том, какой должна быть правильная невестка. У меня будет своя комната, своя работа, своя жизнь.
— А как же мы? Как же наш брак? — он схватил её за руку, в его глазах было непонимание и страх.
Елена посмотрела на него долгим, оценивающим взглядом. Она любила этого человека. Любила его улыбку, его доброту, его мягкость. Но эта же мягкость делала его слабым перед матерью. Эта же доброта заставляла его выбирать компромиссы там, где нужно было проявить твёрдость.
— Брак — это когда двое защищают друг друга, — сказала она тихо. — Когда двое строят свою крепость и охраняют её от всех, кто пытается туда вторгнуться. Даже если этот кто-то — родная мать одного из них. А у нас что? Твоя мать продала мою квартиру, а ты сказал, что так правильно. Какой это брак, Костя?
— Но я же люблю тебя, — пробормотал он растерянно.
— Любовь — это не только слова, — ответила Елена, высвобождая руку. — Это ещё и действия. Защита. Поддержка. Выбор. А ты выбрал её. Как всегда.
— Дай мне шанс всё исправить, — взмолился он. — Я поговорю с мамой, объясню ей…
— Нет, — перебила его Елена. — Не надо ничего объяснять. Не надо исправлять. Это уже не важно. Квартира продана, документы подписаны, деньги переведены. Факт свершился. И этот факт показал мне, кто мы на самом деле. Ты — сын своей матери, который будет всю жизнь искать её одобрения. А я — женщина, которая не хочет растворяться в чужих правилах и традициях.
Она встала и подошла к окну. За стеклом стемнело. Город зажигал огни.
— У тебя есть выбор, Костя, — сказала она, не оборачиваясь. — Ты можешь пойти ко мне. Снять нормальную квартиру, начать жить своей жизнью, отдельно от матери. Без её ключей, без её воскресных обедов, без её контроля. Просто мы с тобой. Или ты можешь остаться здесь, в этой квартире, которая больше мне не принадлежит, и ждать, когда твоя мать решит, что нам делать дальше. Я свой выбор уже сделала.
— Это ультиматум? — в его голосе прозвучала обида.
— Нет, — Елена повернулась к нему. — Это просто реальность. Я больше не могу жить в мире, где моя свекровь решает, где мне жить, а мой муж с этим соглашается. Я хочу быть с тобой. Но не такой ценой. Не ценой потери себя.
Костя сидел на диване, опустив голову. Его плечи поникли. Он выглядел растерянным, раздавленным. Он любил мать и любил жену, и идея о том, что нужно выбрать между ними, разрывала его изнутри.
— Мне нужно время подумать, — пробормотал он.
— У тебя есть до субботы, — ответила Елена. — Я переезжаю в субботу утром. Если ты поедешь со мной — значит, мы начнём всё заново, вместе. Если нет — значит, каждый пойдёт своей дорогой.
В субботу утром Елена собрала свои вещи. Их оказалось не так много. Одежда, книги, несколько дорогих сердцу мелочей. Всё поместилось в два больших чемодана и сумку. Она вызвала такси и стояла в прихожей, ожидая звонка водителя. Костя был на кухне. Она слышала, как он тихо ходит там, гремя посудой. Он не вышел к ней. Не сказал ни слова.
Когда раздался звонок в дверь, Елена взяла чемоданы. Она прошла через гостиную, бросив прощальный взгляд на комнату, которая когда-то была её домом. Она остановилась у порога кухни.
— Я ухожу, — сказала она негромко.
Костя стоял у окна спиной к ней. Его плечи были напряжены.
— Я не могу, Лен, — прошептал он, не оборачиваясь. — Я не могу уйти от матери. Она одна. Она столько для меня сделала. Я не могу.
Елена кивнула, хотя он этого не видел.
— Я знаю, — ответила она. — Я поняла это давно. Просто хотела дать тебе шанс доказать, что я ошибалась.
Она вышла из квартиры и закрыла дверь. Лифт спускался медленно, и она смотрела на своё отражение в зеркальной стенке. Бледное лицо, сухие глаза, сжатые губы. Она не плакала. Слёзы придут потом, когда она окажется в своей маленькой съёмной комнате. А сейчас она просто шла вперёд, неся свои чемоданы и своё решение.
Водитель такси помог ей загрузить вещи в багажник.
— Куда едем? — спросил он.
Елена назвала адрес. Машина тронулась, и она обернулась, глядя на дом, который покидала. В окне третьего этажа стояла знакомая фигура. Костя смотрел ей вслед. Она видела это. Но он не выбежал, не остановил такси, не побежал за ней. Он просто стоял у окна и смотрел, как она уезжает из его жизни.
Три месяца спустя Елена сидела в маленьком кафе недалеко от школы, проверяя тетради. Работа поглощала её полностью, и это было спасением. Она завела новых друзей среди коллег, начала ходить на йогу, записалась в библиотеку. Жизнь налаживалась. Медленно, но верно.
Телефон зазвонил. Она взглянула на экран и увидела имя Кости. Первый раз за три месяца. Она долго смотрела на экран, раздумывая, стоит ли брать трубку. Потом ответила.
— Алло.
— Лена, это я, — голос его был усталым, почти надломленным. — Мне нужно с тобой поговорить. Можно встретиться?
— О чём говорить, Костя? — спросила она спокойно. — Всё уже сказано.
— Я ушёл от матери, — выпалил он. — Две недели назад. Снял однокомнатную квартиру на окраине. Живу один. Я понял, что ты была права. Она никогда не перестанет контролировать меня. А я хочу свою жизнь. Нашу жизнь. Прости меня. Я был идиотом.
Елена молчала, переваривая услышанное. Он ушёл. Наконец-то сделал выбор. Но прошло три месяца. Три долгих месяца, за которые она научилась жить одна, полюбила свою свободу, своё маленькое пространство.
— Костя, я рада, что ты смог это сделать, — сказала она искренне. — Правда рада. Это важный шаг. Для тебя. Но для нас… я не знаю. Мне нужно время подумать.
— Я буду ждать, — ответил он тихо. — Сколько нужно. Я понял свою ошибку. И я готов доказать тебе, что изменился.
Она попрощалась и положила трубку. Потом долго сидела, глядя в окно на осенний дождь. Ей предстояло сделать новый выбор. Вернуться к человеку, который когда-то предал её, но теперь, кажется, готов измениться? Или продолжить строить жизнь в одиночестве, зная, что она сильная, независимая, свободная?
Она не знала ответа. Но она точно знала одно: что бы она ни решила, это будет её выбор. Только её. И никто больше не будет решать за неё, где ей жить и как строить свою судьбу.
– Пусть твой сын, поганец, телефон продает и отдает мне половину суммы, — потребовал наглый родственник, — Или с женой эти деньги ищите