— Так это всё время была не наша квартира?! — голос Марины дрогнул, когда она держала в руках нотариальные документы.
Бумаги дрожали в её пальцах. Печать нотариуса смотрела на неё, как насмешливый глаз. Дата на документе — три года назад. Ровно за месяц до их свадьбы. В графе «Собственник» значилось: Галина Петровна Воронцова. Её свекровь.
Марина подняла взгляд на мужа. Андрей стоял у окна, отвернувшись от неё. Его плечи были напряжены, а руки сжаты в кулаки. Молчание в комнате было таким плотным, что, казалось, его можно было резать ножом.
— Андрей, — её голос звучал чужим, металлическим. — Ты знал?
Он не ответил. Но его молчание было красноречивее любых слов.
Три года. Три года она жила в этой квартире, думая, что это их дом. Их семейное гнездо. Она выбирала шторы, клеила обои, расставляла мебель. Она вкладывала в этот дом не только деньги, но и душу. А всё это время…
Воспоминания нахлынули волной. Как Андрей говорил ей перед свадьбой: «У нас будет своя квартира, Мариночка. Бабушка оставила мне наследство». Как они въезжали сюда с чемоданами и мечтами. Как она радовалась, что им не придётся снимать жильё или жить с родителями.
А теперь выяснилось, что бабушка действительно оставила квартиру. Но не Андрею. Его матери.
Звук поворачивающегося в замке ключа заставил обоих вздрогнуть. В квартиру вошла Галина Петровна. Невысокая, аккуратная женщина шестидесяти лет с безупречной укладкой и в дорогом пальто. Она окинула взглядом застывшую сцену — невестку с документами в руках, сына у окна — и на её губах появилась едва заметная улыбка.
— Ах, вы уже нашли документы, — произнесла она спокойно, снимая перчатки. — Ну что ж, рано или поздно это должно было случиться.
Марина смотрела на свекровь, не веря своим ушам. Никакого смущения, никакой неловкости. Галина Петровна говорила об этом так, будто речь шла о забытом в холодильнике йогурте.
— Вы… вы специально скрывали это от меня? — выдавила из себя Марина.
— Скрывала? — Галина Петровна изящно повела плечом. — Какое громкое слово. Просто не видела необходимости обсуждать имущественные вопросы с… посторонними.
— Посторонними? Я ваша невестка! Я три года живу в этом доме!
— Именно, милочка. Живёте. По моей доброте. И я могу в любой момент эту доброту… пересмотреть.
Слова свекрови упали как удар хлыста. Марина почувствовала, как земля уходит из-под ног. Она повернулась к Андрею, ища поддержки, но он по-прежнему молчал, глядя в окно.
— Андрей! — почти крикнула она. — Скажи же что-нибудь!
Он медленно повернулся. На его лице читалась мука, но не решимость.
— Марин… мама права. Это её квартира. Она имеет право…
— Имеет право?! — Марина не могла поверить своим ушам. — Ты обманывал меня три года, и она имеет право?!
— Я не обманывал, — пробормотал он. — Я просто… не уточнял детали.
Галина Петровна прошла в гостиную и села в кресло с видом королевы на троне.
— Андрюша просто заботился о семейном спокойствии. Зачем было тебя расстраивать лишней информацией? Ты же такая… эмоциональная.
Марина чувствовала, как внутри поднимается волна гнева. Три года лжи. Три года игры. И самое страшное — её муж был соучастником этого спектакля.
— А наш ремонт? — голос Марины дрожал. — Я же вложила в него все свои сбережения! Пятьсот тысяч рублей!
— Ну что вы, милочка, — Галина Петровна снисходительно улыбнулась. — Какие могут быть претензии? Вы же делали ремонт для себя. Жили тут, пользовались. Считайте это… арендной платой за три года.
Марина почувствовала, как к горлу подступает ком. Пятьсот тысяч. Она копила их пять лет, откладывая с каждой зарплаты. Это были деньги на их будущее, на детей, на мечты. А теперь выяснилось, что она просто… оплатила чужой ремонт.
— Кстати, о ремонте, — продолжила Галина Петровна, доставая из сумочки какие-то бумаги. — Я тут подумала, что пора бы вам с Андрюшей начать платить за квартиру. Всё-таки коммунальные услуги нынче дорогие, да и износ помещения… Думаю, тридцать тысяч в месяц будет справедливо.
— Тридцать тысяч?! — Марина не могла поверить своим ушам. — Но это же… это половина моей зарплаты!
— Ну, если не устраивает, можете искать другое жильё, — холодно заметила свекровь. — Посмотрите, сколько стоит аренда двухкомнатной квартиры в этом районе. Уверяю, выйдет дороже.
Марина посмотрела на Андрея. Он стоял, опустив голову, и молчал. В этом молчании было всё — его трусость, его предательство, его неспособность защитить собственную жену.
— Ты согласен с этим? — тихо спросила она.
Он поднял на неё глаза, и в них читалась беспомощность.
— Марин, это мамина квартира. Мы должны быть благодарны, что она вообще позволяет нам тут жить…
— Благодарны?! — голос Марины сорвался. — За что? За то, что она три года водила меня за нос? За то, что позволила мне вложить все деньги в чужую собственность? За то, что теперь шантажирует нас?
— Какое некрасивое слово — шантаж, — поморщилась Галина Петровна. — Я просто расставляю точки над «i». И вообще, милочка, не повышайте голос в моём доме.
В моём доме. Эти слова резанули как ножом. Марина обвела взглядом гостиную. Каждая деталь здесь была выбрана ею. Эти шторы она заказывала через интернет, долго выбирая оттенок. Этот диван они с Андреем покупали в кредит, который выплачивали год. Эту люстру она нашла на распродаже и была так счастлива удачной покупке.
И всё это — не её.
— Знаете что, Галина Петровна, — Марина выпрямилась, глядя свекрови прямо в глаза. — Я не буду платить вам ни копейки.
Брови свекрови поползли вверх.
— Вот как? И что же вы намерены делать?
— Уйду. Заберу свои вещи и уйду.
— Марина! — Андрей сделал шаг к ней. — Ты что, с ума сошла? Куда ты пойдёшь?
— Куда угодно, — отрезала она. — Сниму комнату, найду второую работу если надо. Но я не буду жить в доме, где меня считают… квартиранткой.
Галина Петровна расхохоталась. Смех был холодный, колючий.
— Ах, какая гордая! Снимет она комнату! Да вы хоть понимаете, сколько это стоит? И потом, милочка, вы же замужем. Ваше место рядом с мужем.
— Моё место там, где меня уважают, — твёрдо сказала Марина. — А здесь меня не уважают. Ни вы, ни ваш сын.
Она повернулась к Андрею.
— Три года, Андрей. Три года я строила наш дом, нашу семью. А ты всё это время знал, что это ложь. Как ты мог?
На его лице проступили красные пятна.
— Я хотел тебе сказать… много раз хотел. Но мама говорила, что ты можешь неправильно понять, обидеться…
— Я? Неправильно понять? — Марина горько усмехнулась. — А как, по-твоему, можно правильно понять обман длиною в три года?
— Не драматизируйте, — вмешалась Галина Петровна. — Какой обман? Андрюша просто проявил мудрость. Он знал, что вы, с вашим характером, устроите скандал. Вот и молчал. Ради семейного мира.
— Семейного мира? — Марина покачала головой. — Вы называете это миром? Это тюрьма, Галина Петровна. Золотая клетка, в которой вы держите своего сына. И меня заодно.
Лицо свекрови потемнело.
— Как вы смеете так говорить? Я всю жизнь положила на Андрюшу! Я одна его растила, во всём себе отказывала!
— И теперь он должен расплачиваться за это всю жизнь? — спросила Марина. — Быть вечным должником? Не иметь права на собственную семью, собственный дом?
— У него есть дом. Мой дом, — отчеканила Галина Петровна. — И если вы хотите в нём жить, придётся принять мои правила.
Марина посмотрела на неё, потом на Андрея. Выбор был сделан.
— Я не принимаю, — сказала она спокойно. — Андрей, я ухожу. Если ты хочешь сохранить нашу семью, пойдём со мной. Снимем квартиру, пусть маленькую, пусть на окраине. Но она будет наша. По-настоящему наша.
Андрей застыл, разрываясь между двумя женщинами. Марина видела эту борьбу на его лице и почти физически чувствовала, как невидимые нити, которыми его опутала мать, тянут его назад.
— Марин, ну подожди… Может, не надо так резко? Может, можно договориться?
— О чём договориться? — устало спросила она. — О том, чтобы твоя мама милостиво позволила нам жить в её квартире за половину моей зарплаты? О том, чтобы она и дальше принимала за нас решения? Нет, Андрей. Либо ты муж и мы — семья, либо ты навсегда останешься маминым сыном.
— Не смейте ставить ему ультиматумы! — вскочила Галина Петровна. — Андрюша, не слушай её! Это манипуляция! Она хочет оторвать тебя от матери!
— Я хочу, чтобы у моего мужа была своя жизнь, — возразила Марина. — Чтобы он сам принимал решения. Чтобы мы вместе строили наше будущее, а не жили по вашему сценарию.
Андрей метался взглядом между ними. Марина видела, как тяжело ему даётся этот выбор. Тридцать два года его мать принимала за него все решения. Где учиться, где работать, на ком жениться — да, Марина теперь понимала, что и её кандидатуру одобрила Галина Петровна, решив, что тихая девушка из провинции будет послушной невесткой.
Но Марина оказалась не такой покорной, как рассчитывала свекровь.
— Я… мне нужно подумать, — выдавил наконец Андрей.
— Подумать?! — Галина Петровна была вне себя. — О чём тут думать? Твоя жена собирается бросить тебя из-за каких-то глупых принципов!
— Я не бросаю его, — спокойно сказала Марина. — Я даю ему шанс стать мужчиной. Настоящим мужем. Если он его не использует… что ж, значит, я три года была замужем за призраком.
Она пошла в спальню. Достала чемодан, начала складывать вещи. Руки дрожали, но движения были решительными. Платья, блузки, джинсы — всё летело в чемодан.
Андрей появился в дверях.
— Марин, ну подожди… Давай спокойно всё обсудим. Мама просто погорячилась с этой арендой. Я поговорю с ней…
— Поговоришь? — Марина обернулась к нему. — И что ты ей скажешь? Что она неправа? Что квартира должна быть нашей? Что ты больше не позволишь ей вмешиваться в нашу жизнь?
Он молчал. И в этом молчании был ответ.
— Вот именно, — кивнула Марина, возвращаясь к чемодану. — Ты не можешь ей перечить. Не можешь, не хочешь, боишься — не важно. Результат один.
Из гостиной донёсся голос Галины Петровны:
— Андрюша! Иди сюда! Пусть собирает свои тряпки и уходит! Найдём тебе нормальную жену, которая будет знать своё место!
Марина замерла. Нормальную жену. Знать своё место. Вот, оказывается, кем она была все эти годы — неправильной женой, которая не знала своего места.
Андрей снова метнулся в гостиную, и Марина слышала их приглушённые голоса. Мать что-то втолковывала, сын слабо возражал. Старая песня, которую они пели всю его жизнь.
Марина защёлкнула чемодан. Оглядела спальню. Здесь она просыпалась три года подряд. Здесь мечтала о детях. Здесь плакала, когда было трудно, и смеялась, когда было хорошо.
Больше она сюда не вернётся.
Она вышла в гостиную. Галина Петровна сидела в кресле с видом победительницы. Андрей стоял рядом, бледный и растерянный.
— Ну что, одумались? — спросила свекровь. — Или всё-таки решили покапризничать?
— Я ухожу, — просто сказала Марина. — Андрей, последний раз спрашиваю: ты со мной?
Он открыл рот, закрыл. Посмотрел на мать, на жену. И опустил голову.
— Марин, я… я не могу. Это моя мама. Она одна у меня…
— А я? — тихо спросила Марина. — Я кто?
Он не ответил. Не смог. Или не захотел.
Марина кивнула. Всё было ясно.
— Документы о браке я оставляю на тумбочке, — сказала она. — Подавай на развод, когда захочешь. Или когда мама разрешит.
— Вот и правильно! — торжествующе воскликнула Галина Петровна. — Не нужны нам тут истерички! Андрюша, ты увидишь, это к лучшему!
Марина подошла к двери. Обернулась в последний раз.
— Знаете, Галина Петровна, вы победили. Квартира ваша, сын ваш. Наслаждайтесь. Только вот что я вам скажу: рано или поздно вы состаритесь. Станете слабой, беспомощной. И вот тогда вы поймёте, что значит быть одинокой. Потому что сын, которого вы задушили своей любовью, не сможет о вас позаботиться. Он не умеет принимать решения, не умеет брать ответственность. Вы вырастили не мужчину, а вечного ребёнка. И этот ребёнок не спасёт вас, когда придёт время.
Она вышла, не дожидаясь ответа. Спустилась по лестнице, вышла на улицу. Холодный воздух ударил в лицо, но это было приятно. Это был воздух свободы.
Марина достала телефон, набрала номер подруги.
— Лена? Это я. Можно у тебя переночевать? Да, ушла. Окончательно. Расскажу при встрече.
Пока она говорила, в окне третьего этажа мелькнула фигура. Андрей стоял и смотрел, как она уходит. Марина подняла голову, их взгляды встретились. Она ждала, что он откроет окно, крикнет, побежит за ней. Но он просто стоял. А потом чья-то рука — материнская рука — потянула его прочь от окна.
Марина пошла прочь. С каждым шагом чемодан казался легче, а на душе становилось спокойнее.
Через два месяца ей позвонил Андрей. Голос был тихий, виноватый.
— Марин, может, вернёшься? Мама согласна не брать с нас деньги за квартиру…
— Нет, — спокойно ответила она. — Я снимаю однокомнатную квартиру на окраине. Маленькую, но свою. Где никто не указывает мне, как жить.
— Но как же… как же мы?
— А нас больше нет, Андрей. Ты сделал свой выбор в тот день. Живи с ним.
Она положила трубку. За окном её маленькой съёмной квартиры светило солнце. На подоконнике стоял цветок — первая её покупка в новый дом. Настоящий дом. Пусть временный, пусть чужой, но честный. Без лжи, без манипуляций, без удушающей «любви».
А в большой квартире в центре города Галина Петровна готовила обед для сына. Андрей сидел за столом, уткнувшись в телефон. Они молчали. В этой тишине было всё — победа матери, поражение сына и призрак женщины, которая осмелилась уйти.
Галина Петровна поставила перед сыном тарелку супа.
— Ешь, Андрюша. И не думай о ней. Найдём тебе хорошую девушку. Послушную, хозяйственную.
Андрей кивнул. Что ещё ему оставалось? Он сам сделал выбор. Теперь придётся с ним жить. В мамином доме, по маминым правилам, с мамиными невестами.
А Марина в это время подписывала договор на новую работу. Зарплата выше, перспективы лучше. Она улыбнулась. Оказывается, когда сбрасываешь оковы, начинаешь летать.
Прошёл год. Марина встретила мужчину — взрослого, самостоятельного, решительного. У него был свой бизнес, своя квартира и, главное, своя жизнь. Без мамы за спиной.
Они поженились. Без пышной свадьбы, без толпы родственников. Просто расписались и уехали в свадебное путешествие. В их доме не было лжи. Каждая вещь была куплена вместе, каждое решение принято сообща.
А Андрей всё жил с мамой. Галина Петровна нашла ему невесту — тихую, покорную девушку. Но за неделю до свадьбы девушка сбежала. Не выдержала постоянного контроля будущей свекрови.
Потом была вторая попытка. Третья. Все заканчивались одинаково. Девушки уходили, не выдержав удушающей «заботы» Галины Петровны.
Андрею было уже тридцать пять, когда его мать серьёзно заболела. Требовался постоянный уход. И тут выяснилось то, о чём предупреждала Марина — он не умел заботиться. Не умел принимать решения. Не умел брать ответственность.
Он нанял сиделку. Но Галина Петровна выгоняла их одну за другой. Ей нужен был сын. Её Андрюша. Который должен был бросить всё и ухаживать за ней.
Но Андрей не мог. Он так и не стал взрослым. Остался вечным ребёнком в теле взрослого мужчины.
Однажды, разбирая мамины документы, он снова наткнулся на те самые бумаги о квартире. И вспомнил тот день. День, когда он потерял жену. День, когда он выбрал мамину квартиру вместо собственной семьи.
Он набрал номер Марины. Гудки. Потом незнакомый мужской голос:
— Алло?
— Можно Марину?
— А кто спрашивает?
— Это… бывший муж.
Пауза. Потом в трубке раздался голос Марины. Спокойный, уверенный.
— Андрей? Что-то случилось?
— Нет, я просто… хотел спросить, как ты.
— У меня всё хорошо. Второй ребёнок родился недавно. Мальчик.
Второй ребёнок. У неё была семья. Настоящая семья.
— Поздравляю, — выдавил он.
— Спасибо. А ты как?
— Я… нормально. С мамой живу. Она болеет.
— Мне жаль.
И она положила трубку. Больше говорить было не о чем.
Андрей остался стоять с телефоном в руке. В большой квартире было тихо. Мама спала в своей комнате. А он был один. Совершенно один в этой квартире, которая стоила ему семьи.
Где-то в другом конце города Марина укладывала спать детей. Муж обнял её, поцеловал в висок.
— О чём задумалась?
— Да так… Вспомнила кое-что из прошлой жизни.
— Плохое?
— Нет. Поучительное. О том, что иногда нужно иметь смелость уйти. Чтобы найти настоящее счастье.
Он улыбнулся.
— Я рад, что ты ушла. Иначе мы бы не встретились.
Она улыбнулась в ответ. Да, она тоже была рада. Рада, что нашла в себе силы разорвать порочный круг. Рада, что не стала покорной невесткой в чужом доме. Рада, что выбрала свободу.
А в большой квартире в центре города Галина Петровна проснулась и позвала сына. Андрей пошёл к ней, волоча ноги. Впереди была долгая ночь. И ещё много таких ночей. В доме, который он выбрал. В жизни, которую он выбрал.
Или которую за него выбрали.
Не жди, что я вернусь.