— Мама, открывай быстрее, у меня руки заняты! — Марина толкнула плечом дверь родительской квартиры, балансируя с тремя пакетами продуктов и букетом хризантем.
В прихожей её встретила непривычная тишина. Обычно к этому времени из кухни доносился запах маминых пирожков, а отец громко комментировал новости по телевизору. Но сегодня квартира казалась вымершей.
Марина сбросила туфли и прошла на кухню. За столом, уткнувшись в телефон, сидела её мать Людмила Васильевна. Седые волосы были небрежно собраны в пучок, на лице читалась усталость, которой раньше не было.
— Мам, я продукты привезла, как ты просила. Где папа?
Людмила подняла на дочь потухший взгляд и махнула рукой в сторону спальни.
— Лежит. Третий день не встаёт почти. Говорит, нет смысла.
Марина нахмурилась и поставила пакеты на стол. Что-то было не так. Родители всегда были активными людьми, особенно отец — Виктор Сергеевич никогда не позволял себе валяться в постели среди дня.
— Что случилось? Вы поссорились?
Людмила горько усмехнулась и отложила телефон.
— Если бы поссорились… Твой брат вчера приходил. Опять.
При упоминании Павла Марина напряглась. Её старший брат появлялся в родительском доме только когда нуждался в деньгах. В свои тридцать пять он так и не обзавёлся постоянной работой, перебиваясь случайными заработками и родительскими подачками.
— И что на этот раз? Очередной бизнес-проект?
— Хуже, — Людмила встала и подошла к окну, разглядывая засыпанный первым снегом двор. — Он потребовал, чтобы мы переписали на него дачу. Сказал, что это справедливо, раз он старший сын и имеет право на наследство при нашей жизни.
Марина застыла с пакетом молока в руках. Дача была святым местом для родителей — они строили её своими руками двадцать лет назад, вложив все сбережения и силы.
— Он что, совсем обнаглел? А вы что сказали?
— Отец отказал. Категорически. А Павел… — голос матери дрогнул. — Павел сказал такие вещи, что лучше бы он нас ударил. Физическая боль прошла бы быстрее.
Марина села рядом с матерью и взяла её за руку.
— Расскажи всё по порядку.
Людмила глубоко вздохнула и начала рассказывать. Павел пришёл вечером, когда они с отцом ужинали. Вошёл без звонка, своим ключом, как всегда. Сел за стол и без предисловий заявил о своих требованиях. Когда отец попытался объяснить, что дача — это их с матерью единственная отрада на пенсии, место, где они проводят всё лето, выращивая овощи и цветы, Павел взорвался.
— Он назвал нас жадными стариками, которые думают только о себе. Сказал, что мы всю жизнь его недолюбливали, что всегда отдавали предпочтение тебе. Обвинил в том, что из-за нашего неправильного воспитания он не может найти себя в жизни.
— Это же бред! — возмутилась Марина. — Вы души в нём не чаяли! Помню, как вы откладывали на его образование, как поддерживали каждое его начинание!
— Именно это я и пыталась ему напомнить, — Людмила вытерла набежавшую слезу. — Но он… он сказал, что мы просто откупались от него деньгами, вместо того чтобы дать настоящую любовь и понимание. Что мы сломали ему жизнь своими ожиданиями и требованиями.
Марина чувствовала, как внутри поднимается волна гнева. Она прекрасно помнила, как родители жертвовали всем ради Павла. Как мама не спала ночами, когда он болел. Как папа брал сверхурочные, чтобы оплатить его учёбу в престижном вузе, который он так и не закончил.
— А потом что было?
— Отец не выдержал. Встал и сказал, что не даст ни дачи, ни денег. Что Павел должен научиться жить своим трудом. И тогда… — Людмила замолчала, собираясь с силами. — Тогда твой брат сказал, что мы для него умерли. Что у него больше нет родителей. Бросил ключи на стол и ушёл.
В комнате повисла тяжёлая тишина. Марина обняла мать, чувствуя, как та дрожит.
— Мам, может, оно и к лучшему? Сколько можно его тянуть?
— Ты не понимаешь! — Людмила вырвалась из объятий дочери. — Это же мой сын! Моя кровь! Да, он оступился, да, он не такой успешный, как ты, но разве это повод отворачиваться от него?
— А разве то, что он с вами делает — это нормально? Мам, он же вас шантажирует! Манипулирует вашими чувствами!
— Не смей так говорить о брате!
Голос Виктора Сергеевича заставил обеих женщин вздрогнуть. Он стоял в дверном проёме — небритый, в мятой футболке, с потухшими глазами. Марина не узнавала своего всегда подтянутого и энергичного отца.
— Папа, но это же правда…
— Правда? — он горько усмехнулся. — А ты знаешь, какая правда самая страшная? Что мы сами его таким сделали. Мы, а не кто-то другой.
Виктор прошёл к столу и тяжело опустился на стул.
— Помнишь, Марина, как в детстве Павлик всегда получал то, что хотел? Стоило ему заплакать, обидеться, надуться — и мы сдавались. Покупали игрушку, разрешали не делать уроки, прощали вранье. А тебя за то же самое наказывали.
— Он же мальчик, первенец, — тихо сказала Людмила. — Мы думали, что проявляем любовь…
— Мы проявляли слабость, — отрезал Виктор. — И вот результат. Тридцатипятилетний мужик, который считает, что мир ему должен. Что родители обязаны обеспечивать его до самой смерти. И знаете что? Он прав в одном — мы действительно сломали ему жизнь. Но не строгостью, а вседозволенностью.
Марина молча слушала отца. Она всегда чувствовала эту несправедливость, но никогда не решалась об этом говорить. С неё всегда требовали больше — лучше учиться, больше помогать по дому, быть примером для старшего брата. И она старалась, думая, что так завоюет родительскую любовь. Только теперь она понимала, что любовь не нужно завоёвывать.
— Пап, не вини себя. Павел взрослый человек и сам отвечает за свои поступки.
— Взрослый? — Виктор покачал головой. — Какой же он взрослый, если до сих пор бегает к мамочке за деньгами? Если считает, что ему все должны? Нет, Мариша, это мы виноваты. Мы не научили его главному — ответственности.
Людмила заплакала. Тихо, беззвучно, как плачут люди, у которых не осталось сил даже на рыдания.
— Что же теперь делать? Он же пропадёт без нас…
— А с нами он уже пропал, — жёстко сказал Виктор. — Посмотри правде в глаза, Люда. Наш сын — паразит. И мы его такими сделали. Каждый раз давая деньги, мы убивали в нём желание работать. Каждый раз решая его проблемы, мы лишали его возможности повзрослеть.
Марина встала и начала выкладывать продукты из пакетов. Руки дрожали от сдерживаемых эмоций. Она помнила, как в прошлом году отдала брату свои накопления на его очередной «перспективный проект». Как помогала ему устроиться на работу к своему знакомому, откуда он ушёл через месяц, потому что «не сошёлся характерами с начальством». Как покрывала его перед родителями, когда он врал о своих успехах.
— Знаете, — заговорила она, не оборачиваясь. — Может, Павел и прав в чём-то. Мы все играли в эту игру. Вы давали ему деньги и закрывали глаза на его безответственность. А я… я всегда была «хорошей дочкой», которая не доставляет проблем. И знаете почему? Потому что видела, как вы мучаетесь с Павлом, и не хотела добавлять вам боли.
Она повернулась к родителям.
— Но получается, что я тоже соучастник. Молчала, когда надо было кричать. Помогала ему, вместо того чтобы дать самому разобраться. Мы все создали эту ситуацию.
— И что ты предлагаешь? — устало спросила Людмила.
— То же, что и папа. Хватит. Павлу тридцать пять лет. Если он до сих пор не научился жить самостоятельно, наша помощь ему уже не поможет. Только навредит.
— Легко тебе говорить! У тебя нет детей!
Слова матери ударили больно, но Марина сдержалась.
— Нет, мама. Но если бы были, я бы не хотела вырастить из них таких, как Павел. Любовь — это не только давать, но и уметь отказать. Не только защищать, но и позволять набивать шишки.
Виктор поднял голову и внимательно посмотрел на дочь.
— Когда ты успела стать такой мудрой?
— Когда увидела, во что превратился мой брат. И во что превращаетесь вы, потакая ему.
В комнате снова воцарилась тишина. Каждый думал о своём. Людмила вспоминала маленького Павлика, который прибегал к ней со слезами из-за разбитой коленки. Виктор думал о том, сколько раз он хотел проявить твёрдость, но отступал под натиском жены и сына. Марина размышляла о том, как сложилась бы её жизнь, если бы родители уделяли ей столько же внимания, сколько брату.
Резкий звонок в дверь прервал их мысли. Все трое замерли.
— Это он, — прошептала Людмила.
— Не открывай, — твёрдо сказал Виктор.
— Но…
— Никаких «но». Он сделал свой выбор вчера. Мы умерли для него, помнишь?
Звонок повторился, более настойчивый. Потом послышался стук.
— Мам, пап, откройте! Я знаю, что вы дома! Мне нужно поговорить!
Голос Павла звучал требовательно, без тени раскаяния.
Людмила порывалась встать, но Виктор удержал её за руку.
— Сиди.
— Да откройте же! Соседи смотрят! — крик за дверью становился всё громче.
Марина подошла к двери и, не открывая, сказала:
— Павел, уходи. Родители не хотят тебя видеть.
— Марина? Ты что там делаешь? А ну открой немедленно!
— Нет.
— Ты не имеешь права! Это не твоя квартира!
— И не твоя тоже. Ты вчера от неё отказался вместе с родителями.
За дверью послышалась отборная ругань. Павел бил кулаками по двери, требовал открыть, грозил полицией, судом, чем угодно.
— Я знаю, что вы слышите меня! — кричал он. — Вы ещё пожалеете! Я вам это припомню! Вы мне всю жизнь сломали, а теперь ещё и выгоняете! Что за родители такие!
Людмила закрыла лицо руками и беззвучно плакала. Виктор сжал челюсти так, что заходили желваки. Марина стояла у двери, прислонившись к ней спиной, словно боясь, что брат может её выбить.
Постепенно крики за дверью стихли. Послышались удаляющиеся шаги, хлопок двери подъезда.
— Ушёл, — тихо сказала Марина.
Она вернулась на кухню. Родители сидели, держась за руки, постаревшие и разбитые. Марина села напротив них.
— Знаете, а может, это и есть настоящая любовь? Не давать ему дальше разрушать свою жизнь, перекладывая ответственность на вас?
— Но он же пропадёт… — всхлипнула Людмила.
— Или научится жить. Мам, ему тридцать пять. Если не сейчас, то когда? Когда вас не станет? Тогда будет поздно.
Виктор кивнул.
— Марина права. Мы должны были сделать это давно. Ещё когда он бросил первый институт. Или второй. Или когда пропил деньги, которые мы дали ему на свадьбу. Но мы всё надеялись, что он изменится. Что повзрослеет. А он только становился хуже.
— Пап, а ты правда больше не встаёшь из-за этого?
Виктор опустил голову.
— Стыдно признаться, но да. Я чувствую себя таким… опустошённым. Как будто всю жизнь строил дом, а он оказался карточным. Один толчок — и всё рассыпалось.
— Это не так! — горячо возразила Марина. — Посмотрите на меня! Я же тоже ваша дочь! И я получилась нормальным человеком. У меня есть работа, семья, я никогда не просила у вас денег с тех пор, как начала работать. Разве это не повод для гордости?
Родители подняли на неё глаза. В первый раз за весь разговор Марина увидела в них что-то похожее на надежду.
— Мы всегда гордились тобой, — тихо сказал Виктор. — Просто… Павел требовал столько внимания, что для тебя его почти не оставалось.
— Прости нас, доченька, — Людмила протянула руку к Марине. — Мы были несправедливы к тебе.
Марина взяла мамину руку в свои.
— Не надо просить прощения. Просто… давайте начнём сначала. Без Павла. Пусть он живёт своей жизнью, а мы — своей.
— Но он же придёт снова, — с тревогой сказала Людмила.
— Поменяем замки, — решительно заявил Виктор. — Завтра же вызову мастера.
— А если он будет звонить?
— Не будем брать трубку. Пока не научится разговаривать с уважением.
Марина встала и включила чайник.
— А сейчас давайте пить чай с тортом, который я привезла. И расскажете мне про дачу. Я давно там не была.
За окном начинало темнеть. Первый снег продолжал падать, укрывая город белым покрывалом. В маленькой кухне зажёгся тёплый свет, запахло свежезаваренным чаем и ванильным бисквитом.
Виктор рассказывал о новых розах, которые он посадил весной. Людмила вспоминала, как в этом году уродилась клубника. Марина слушала и понимала, что впервые за много лет видит родителей такими — не измученными проблемами сына, а просто мамой и папой, у которых есть свои интересы и радости.
— А знаете что? — вдруг сказала она. — Давайте в следующие выходные поедем на дачу. Все вместе. Проверим, как там дом перезимовал, печку протопим.
— Но там же холодно… — начала было Людмила.
— И что? Оденемся потеплее. Зато какой воздух! И тишина. Никто не будет стучать в дверь и требовать денег.
Родители переглянулись и улыбнулись. Впервые за последние дни.
— А что? Давайте! — оживился Виктор. — Я как раз хотел проверить, не протекла ли крыша после осенних дождей.
План обрастал подробностями. Что взять с собой, что приготовить, какие работы нужно сделать до настоящих холодов. За этими разговорами они не заметили, как прошёл вечер.
Уже уходя, Марина обняла родителей.
— Всё будет хорошо. Вот увидите.
— А Павел?
— А Павел — взрослый человек. Пора ему самому решать свои проблемы. А вам — жить для себя. Вы это заслужили.
Она спустилась по лестнице и вышла на улицу. Снег уже прекратился, оставив город чистым и белым. Марина глубоко вздохнула морозный воздух и улыбнулась. Да, будет тяжело. Павел ещё не раз попытается вернуться, манипулировать, давить на жалость. Но первый и самый важный шаг был сделан. Родители наконец поняли, что любовь — это не только давать, но и уметь отпустить. Даже если это больно. Особенно если это больно.
А где-то в городе Павел сидел в съёмной квартире и злился. На родителей, на сестру, на весь мир. Он ещё не знал, что это злость — первый шаг к взрослению. Что отсутствие привычной поддержки заставит его наконец-то взять ответственность за свою жизнь. Или окончательно сломает. Но это уже будет его выбор и его путь.
А у Виктора, Людмилы и Марины началась новая жизнь. Без манипуляций, без вечного чувства вины, без необходимости решать чужие проблемы. Просто жизнь семьи, которая наконец-то научилась правильно любить.
Расчетливая дочь