— Твоя мать только что заявила нотариусу, что я воровка! — Лариса ворвалась в спальню, сжимая в руке мятую копию завещания, её голос дрожал от едва сдерживаемой ярости.
Павел лежал на кровати, уткнувшись в телефон. Он медленно поднял взгляд на жену, и в его глазах мелькнуло что-то похожее на вину, но тут же исчезло за привычной маской безразличия.
— Ты о чём? — спросил он таким тоном, будто речь шла о погоде.
Лариса подошла ближе и бросила документ ему на грудь. Листок мягко спланировал на одеяло.
— О том, что твоя мать, Нина Петровна, только что при нотариусе и двух свидетелях обвинила меня в краже фамильных драгоценностей! Которых я в глаза не видела! И теперь в завещании чёрным по белому написано, что квартира достанется тебе только в том случае, если мы разведёмся!
В коридоре послышались шаги. Нина Петровна появилась в дверном проёме — маленькая сухощавая женщина в строгом костюме, с аккуратной причёской и холодными серыми глазами. На её губах играла едва заметная улыбка удовлетворения.
— Не кричи в моём доме, — спокойно произнесла она, опираясь на дверной косяк. — И не искажай факты. Я лишь сказала правду — после твоего появления в семье пропали бабушкины серьги и кольцо с изумрудом. Выводы пусть каждый делает сам.
Лариса развернулась к свекрови. Её руки дрожали от напряжения.
— Какие серьги? Какое кольцо? Я первый раз об этом слышу!
— Конечно, слышишь, — Нина Петровна вошла в комнату, её каблуки отчётливо стучали по паркету. — Воры редко признаются в содеянном. Но факт остаётся фактом — до твоего появления всё было на месте. А через месяц после свадьбы — исчезло. Совпадение? Не думаю.
Она подошла к комоду и провела пальцем по полированной поверхности, проверяя на пыль.
— Паша, скажи ей! — Лариса повернулась к мужу, который всё так же лежал на кровати, теперь уже изучая документ. — Скажи, что это ложь!
Павел поднял глаза, посмотрел на мать, потом на жену, и пожал плечами.
— Я не знаю… Мама действительно говорила, что пропали какие-то украшения. Но я не вникал.
Это «не вникал» прозвучало как пощёчина. Лариса почувствовала, как земля уходит из-под ног. Три года брака, и вот так, одной фразой, он показал, на чьей он стороне.
— Не вникал? — переспросила она, и в голосе появились опасные нотки. — Твоя мать обвиняет меня в воровстве, переписывает завещание, чтобы выгнать из семьи, а ты «не вникал»?
Нина Петровна удовлетворённо хмыкнула.
— Видишь, Паша, я же говорила — истеричка. Сразу было видно, что не нашего круга. Но ты не слушал, влюбился как мальчишка. Вот и результат.
Она повернулась к невестке, и её взгляд стал ещё холоднее.
— Завещание — это моё право. Моя квартира, мои условия. Не нравится — дверь открыта. Паша останется здесь, где ему и место. Рядом с матерью, которая о нём заботилась всю жизнь. А не с той, кто пришла на всё готовое.
Лариса сделала глубокий вдох. В груди всё горело от обиды и злости, но она заставила себя говорить спокойно.
— Нина Петровна, я работаю учителем начальных классов. У меня зарплата тридцать тысяч. Зачем мне красть ваши драгоценности? У меня есть своя совесть и достоинство.
Свекровь презрительно фыркнула.
— Тридцать тысяч? И ты ещё удивляешься, почему я против этого брака? Моему сыну нужна достойная пара, а не… — она выразительно осмотрела Ларису с головы до ног, — училка с копеечной зарплатой.
— Мам, хватит, — наконец подал голос Павел, но в его тоне не было настоящего протеста. Скорее усталость от необходимости вмешиваться.
— Что «хватит»? — Нина Петровна повысила голос. — Я имею право высказать своё мнение в собственном доме! Или теперь и это запрещено? Может, мне вообще рот на замок закрыть, чтобы твоей женушке было комфортнее?
Она театрально всплеснула руками.
— Вот до чего дожили! Сын родной матери рот затыкает из-за какой-то…
— Договаривайте, — холодно произнесла Лариса. — Из-за какой-то кого?
Повисла напряжённая пауза. Нина Петровна сжала губы в тонкую линию.
— Из-за той, кто не ценит семейные традиции. Вот моя свекровь, светлая ей память, научила меня всему. Я каждое утро вставала в пять часов, готовила завтрак на всю семью. Убирала, стирала, гладила. И не смела слова поперёк сказать. А ты? Приходишь с работы и сразу за книжки. Или в телефон уткнёшься.
— Я проверяю тетради учеников. Это моя работа.
— Работа! — Нина Петровна всплеснула руками. — Вот именно, что работа для тебя важнее семьи. А семья — это святое. Это то, ради чего женщина должна жертвовать всем.
Лариса посмотрела на Павла, который снова уткнулся в телефон, делая вид, что его здесь нет. На свекровь, которая стояла посреди комнаты как генерал на поле боя. И вдруг поняла — это не изменится. Никогда.
— Знаете что, Нина Петровна, — сказала она, выпрямляя спину. — Вы правы. Абсолютно правы.
Свекровь удивлённо приподняла брови, не ожидая такого поворота.
— Я действительно не вашего круга. Я из того круга, где людей не обвиняют в воровстве без доказательств. Где свекровь не пытается разрушить семью сына. Где муж защищает жену, а не прячется за телефоном.
Она повернулась к Павлу.
— А ты… Ты даже хуже неё. Она хотя бы честна в своей ненависти. А ты? Ты просто трус.
— Как ты смеешь! — взвизгнула Нина Петровна. — В моём доме!
— Уже не в вашем, — спокойно ответила Лариса, доставая телефон. — Потому что я ухожу. И знаете что? Можете оставить себе и квартиру, и сына, и ваши мифические драгоценности.
Она набрала номер подруги.
— Алло, Марина? Можно я у тебя переночую? Да, всё в порядке. Просто переезжаю. Спасибо, через час буду.
Лариса вышла из спальни и направилась в прихожую, где стоял её чемодан — тот самый, с которым она переехала сюда три года назад. Словно предчувствовала.
Нина Петровна шла за ней по пятам.
— И не думай, что получишь хоть копейку! Никаких алиментов! Паша, ты слышишь? Она уходит! Бросает тебя!
Павел появился в дверях спальни, растерянный и жалкий.
— Лариса, подожди… Может, не надо так резко? Мама погорячилась…
— Я погорячилась? — Нина Петровна повернулась к сыну. — Это она оскорбляет нас в нашем доме, а я погорячилась?
Лариса открыла шкаф и начала складывать вещи в чемодан. Руки не дрожали. На душе было удивительно спокойно, словно она сбросила с плеч тяжёлый груз.
— Лариса, давай поговорим, — Павел подошёл ближе, попытался взять её за руку, но она отстранилась.
— О чём говорить? О том, как ты три года позволял матери унижать меня? О том, как промолчал, когда она обвинила меня в воровстве? Или о том, что ты знал про это завещание?
Последние слова она произнесла, глядя ему прямо в глаза. И по тому, как он отвёл взгляд, поняла — знал.
— Так вот почему ты последнее время был такой… внимательный. Цветы дарил, в ресторан водил. Совесть мучила?
— Я хотел как лучше…
— Для кого лучше? Для себя? Чтобы и квартиру получить, и жену удержать?
Нина Петровна довольно хмыкнула.
— Вот видишь, сынок, какая она. Сразу про корысть думает. Я же говорила — вышла замуж ради квартиры.
Лариса резко обернулась к свекрови.
— Ради квартиры? Я три года терпела ваши издевательства ради любви к вашему сыну! А он оказался недостоин даже презрения.
Она захлопнула чемодан и выпрямилась.
— И знаете что самое смешное? Те драгоценности, в краже которых вы меня обвинили… Я знаю, где они.
Нина Петровна напряглась.
— Что ты несёшь?
— Помните, два года назад вы ездили в санаторий? И вернулись раньше, потому что там «невыносимые условия»? А Паша тогда сказал, что вы просто проиграли в карты крупную сумму.
Лицо свекрови побледнело.
— Откуда ты…
— У Паши язык развязывается, когда выпьет. Так вот, он тогда ещё сказал, что вы сами продали бабушкины драгоценности, чтобы расплатиться с долгами. А потом придумали историю про кражу, чтобы получить страховку. Но страховая отказала — не было доказательств взлома.
Павел вскочил.
— Лариса, что ты делаешь?
— Правду говорю. Ту самую, которую ты три года скрывал. Твоя мать — мошенница, которая обвиняет меня в своих грехах. А ты — соучастник.
Нина Петровна сделала шаг вперёд, её лицо исказилось от ярости.
— Как ты смеешь! Это клевета! Паша, скажи ей!
Но Павел молчал, опустив голову. Это молчание было красноречивее любых слов.
— Вот и всё, — спокойно сказала Лариса, беря чемодан. — Живите вдвоём, раз вы так друг друга достойны. Мошенница и трус — идеальная пара.
Она направилась к двери, но у самого порога остановилась и обернулась.
— И ещё, Нина Петровна. Насчёт нотариуса и завещания… Моя подруга Марина — адвокат. Очень хороший адвокат. Она говорит, что обвинение в воровстве без доказательств — это клевета. Статья уголовная. А учитывая, что вы сделали это при свидетелях и нотариусе… Доказательств у меня более чем достаточно.
Свекровь открыла рот, но слова не шли.
— Не волнуйтесь, я не буду подавать заявление. При одном условии — вы напишете опровержение. При том же нотариусе, при тех же свидетелях. Скажете, что ошиблись, что драгоценности нашлись. Иначе… Марина уже готовит документы.
— Это шантаж! — выдохнула Нина Петровна.
— Это справедливость. У вас есть неделя.
Лариса открыла дверь и вышла, не оглядываясь. Позади остались три года унижений, лжи и предательства. А впереди… Впереди была свобода.
Она спустилась по лестнице, вышла на улицу и глубоко вдохнула прохладный вечерний воздух. Телефон завибрировал — сообщение от Павла: «Давай всё обсудим, не уходи».
Лариса усмехнулась и, не отвечая, заблокировала его номер. Потом номер свекрови. Потом удалила их из всех соцсетей.
Через неделю ей позвонила Марина.
— Слушай, тут такое дело… Твоя бывшая свекровь пришла к нотариусу. С твоим бывшим мужем. Написала опровержение, как ты и требовала. Нотариус говорит, она была белее мела, руки тряслись. А твой бывший вообще слова не проронил, стоял как пришибленный.
— И хорошо, — спокойно ответила Лариса. — Теперь моё имя чистое.
— Знаешь, что самое интересное? Нотариус потом рассказал… Она пыталась изменить завещание обратно, убрать условие о разводе. Но он отказался — сказал, что слишком часто она меняет решения, это вызывает сомнения в её дееспособности. Посоветовал пройти психиатрическое обследование, если хочет снова менять завещание.
Лариса рассмеялась — впервые за долгое время искренне и от души.
— То есть она сама себя загнала в ловушку?
— Именно. Паша теперь получит квартиру, только если останется холостяком. А зная его маменькиного сынка… Так и состарятся вдвоём.
Через месяц Лариса сидела в учительской, проверяя тетради. Было тихо, спокойно. Никто не обвинял её в том, что она мало времени уделяет семье. Никто не требовал вставать в пять утра и готовить завтрак. Никто не называл её воровкой.
В дверь постучали. Вошла завуч.
— Лариса Андреевна, к вам посетитель.
За ней в кабинет вошёл Павел. Похудевший, с тёмными кругами под глазами.
— Можно поговорить?
Лариса отложила ручку.
— Говори. Но недолго, у меня ещё двадцать тетрадей.
Он сел на стул напротив, теребя в руках какой-то пакет.
— Лариса, я… Я хочу извиниться. За всё. Ты была права — я трус. Я всегда знал, что мама перегибает палку, но молчал. Боялся остаться без квартиры, без её одобрения…
— И что изменилось?
— Всё. После твоего ухода она стала невыносима. Контролирует каждый шаг, названивает по десять раз на дню. Устраивает скандалы, если задерживаюсь на работе. Говорит, что теперь я должен компенсировать ей отсутствие внуков, которых ты ей не родила.
Лариса подняла брови.
— Внуков? Мы об этом даже не говорили.
— Она говорила. Сама с собой. Распланировала всю нашу жизнь, а мы оказались неподходящими актёрами для её сценария.
Он достал из пакета документы.
— Это договор купли-продажи. Я продаю свою долю в фирме отца. Денег хватит на небольшую квартиру в пригороде. Хочу уйти. От неё, от этого всего.
— И что ты от меня хочешь? Благословения?
— Прощения. И… может быть… второго шанса?
Лариса покачала головой.
— Прощение — пожалуйста. Я не держу зла. Но второй шанс… Нет, Павел. Ты показал, кто ты есть. А я поняла, кто я без тебя. И знаешь что? Мне нравится та, которой я стала.
Он опустил голову.
— Я понимаю. Просто… надеялся.
— Надейся на то, что сможешь стать другим человеком. Для кого-то другого. А наша история закончена.
Павел встал, оставив документы на столе.
— Это тебе. Компенсация за три года… всего этого.
— Не нужно.
— Нужно. Мне так будет легче. Прими, пожалуйста.
Он пошёл к двери, но у порога обернулся.
— Знаешь, мама до сих пор уверена, что ты вернёшься. Говорит, что без нас ты пропадёшь. Что учительская зарплата — это не жизнь.
— А ты что думаешь?
— Я думаю, что ты самый сильный человек из всех, кого я знаю. И я идиот, что это понял слишком поздно.
Он вышел, тихо прикрыв дверь. Лариса посмотрела на документы, потом отложила их в сторону и вернулась к тетрадям. В коридоре звенел звонок, возвещая начало следующего урока. Дети бежали по коридору, смеялись.
Жизнь продолжалась. Настоящая жизнь, без лжи и унижений. И в этой жизни она была не невесткой, не женой, не воровкой. Она была собой. И этого было достаточно.
(Не)законная жена