– Зачем они так с тобой, мам? И с отцом… – голос Елены дрожал.
– А с тобой? – вместо ответа спросила мать.
– Да я-то что… Но вы… Вы так много для нас сделали, а им всё мало! Я не понимаю.
– Я тоже, девочка моя, я тоже.
— Мам, пора документы на наследство готовить, — обратился к Виктории Алексеевне Дмитрий, старший сын, через неделю после похорон отца, Бориса Николаевича.
Виктория Алексеевна удивлённо посмотрела на сына, какое наследство? Потом вспомнила, что за месяцы болезни мужа как-то и не нашла времени на то, чтобы рассказать детям, что наследовать за отцом нечего.
— Дим, да нечего делить-то пока, — ответила Виктория Алексеевна и увидела, какой злостью вспыхнули глаза сына.
— Как нечего?! — закричал он. — А дом?! А бизнес?! А счета?!
Борис Николаевич в девяностые успешно переквалифицировался из партийных функционеров в бизнесмены: открыл типографию и начал печатать этикетки для бутылок, флаеры ночных клубов и рекламные буклеты. Клиентами часто были его же бывшие сопартийцы, также открывшие свой бизнес. За следующие десятилетия заработал немало денег.
— Ну разве что счета, да там не так уж много осталось, многое на лечение ушло. А бизнес Боря на меня переписал, когда ему пришлось от дел отойти. Я же дела все вела.
Когда Бориса Николаевича свалила болезнь, он вдруг решил, что дети непременно возьмутся бурно делить бизнес и просто гробят его. Говорил, их сначала надо подготовить к тому, чтобы управлять агентством. Жене он доверял намного больше, да и, чего скрывать, знала она дело намного лучше. Первые годы вообще наравне с мужем работала, да и потом не раз помогала, особенно когда дети уже подрасли и ей стало скучно сидеть дома.
— Да как же… — Дмитрий задумчиво почесал затылок. Ему вдруг стало стыдно за чрезмерно бурную реакцию на слова матери. — Что ж не предупредили?
— Да я тут зашивалась и с Борей, и с документами…
— А дом?
— А дом всегда был на мне. Как построили, так на меня и записали.
Дмитрий ещё немного посокрушался: «Жаль, что наследства нет, деньги сейчас не помешали бы», да и уехал домой. Виктория Алексеевна облегчённо вздохнула, её покоробило, что Дмитрий так рано озаботился темой наследства. Даже сорока дней не подождал. Ей даже на миг показалось, что Борис Николаевич стоит рядом с ней, сокрушённо качает головой и шепчет ей: «Вот видишь, Ника, я оказался прав!»
Она отогнала видение, надеясь, что тема наследства теперь закончена. Но не тут-то было.
Уже на следующий день явился средний сын, Юрий. Злой, как чёрт. И тут же принялся предъявлять свои претензии:
— С чего это отец агентство тебе подарил, а не нам?
— Да кто рядом был, тому и подарил. У вас у всех работа, вы бы не смогли всё бросить. Мы же думали, это временно. А я ему всю жизнь помогала, знаю все нюансы, многих постоянных клиентов.
— А как же мы? – не унимался Юрий.
Виктория Алексеевна смотрела на сына и ужасалась. Когда он стал таким? Они ведь с Борисом Николаевичем растили их в любви, всегда им помогали, и всегда видели в ответ только благодарность.
Когда дети были маленькие, они все вместе жили в их большом доме. Борис Николаевич много работал, но всегда находил на детей время. Часто гулял с ними или делал уроки. Виктория Алексеевна же полностью посвятила себя детям: выбрала им лучшую школу, возила их туда, а также на кружки и на секции, да и сама занималась их обучением, благо по образованию педагог.
Когда сыновья подросли и выучились, они захотели жить отдельно. Родители тогда купили им по квартире, помогали на первых парах, да и потом тоже давали денег: когда они женились, когда появились дети, на какие-то их проекты.
А вот Елену, младшую дочку, родители не хотели отпускать в свободное плаванье. Кто о ней там позаботится? Борис Николаевич был строгих взглядов и считал, что женщина всегда должна быть при мужчине. Да и мать мечтала найти ей хорошего мужа и передать с рук на руки.
Но дочь решила сделать всё по-своему. Как только устроилась на нормальную работу, ещё на четвёртом курсе ин яза, сняла себе квартиру и съехала.
Виктория Алексеевна предлагала мужу и ей купить квартиру, но Борис Николаевич сказал твёрдое нет:
— Не хочу, чтоб она вышла замуж за какого-нибудь прохвоста, которому от неё только квартира нужна. Да и так быстрее домой вернётся, когда одна намается. Всем спокойнее будет.
Но Елена в их дом теперь приезжала только в гости, зато часто и охотно. Помогала матери или просто сидела с ними по вечерам и рассказывала про свои успехи, спрашивала, как дела у них. Сыновья говорили, это оттого, что у неё своей семьи нет. Им же, в отличие от неё, всегда было чем заняться.
Пожив год на съёмной квартире, Елена взяла ипотеку и потихоньку сама её выплачивала. Лишь пару раз за всё это время она обращалась за помощью: когда на месяц слегла с пневмонией, да когда матери её подруги понадобились деньги на лечение. Тут уж Борис Николаевич не стал скупиться и денег дал, хотя и пожурил дочь, мол, дома всё же было бы спокойнее.
Проводив Юрия, так и не принявшего сложившуюся ситуацию, Виктория Алексеевна задумалась о том, что произойдёт, когда её не станет. Похоже, Борис Николаевич оказался прав. Что-то такое он, видать, знал, заглянув за край. Поэтому она решила заранее написать завещание и поделить всё поровну. И, главное, заранее сказать об этом детям, пусть готовятся, в дела агентства начнут вникать. Её-то уж, поди, тоже недолго осталось.
— Не хочу, чтобы после моей смерти дети переругались из-за денег, – объясняла она нотариусу, когда составляла документ. – Поделю всё поровну между ними троими. Так будет справедливо.
Ей казалось, что она всё хорошо придумала, что это позволит принести мир в семью. Но когда она на сороковинах рассказала о завещании детям, те устроили настоящий скандал.
— С какой это радости Ленке равная доля? — раскричался Дмитрий. — У неё ни мужа, ни детей. Сама справится.
— Точно, — поддержал его Юрий. — А замуж выйдет, так пусть муж её и содержит. А у нас дети, жены. Мне машину ремонтировать надо, а лучше новую купить.
— Юра, ты ошалел? — удивилась Елена. — Мама ещё жива, а ты уже прикидываешь, куда наследство потратишь? Что, и правда, не будешь машину чинить, пока не…
Так и не закончив фразу, Елена выбежала из столовой, не в силах слушать дальше дурдом, устроенный братьями прямо на отцовских поминках.
Виктория Алексеевна тоже была обескуражена такой реакцией. Ей казалось, что она выбрала самый лучший, самый правильный вариант.
Но сыновья продолжали настаивать, что Елене равная доля не полагалась. Зачем её вообще упоминать в завещании?
— Она волю отца нарушила! — кричал Юрий. — Из дома ушла. А теперь ей равная доля?
— Вот именно! — подхватил Дмитрий. — Против воли отца пошла, пусть сама и выкручивается, а наследство между нами с Юркой поделить.
— Да, — вклинился брат, — ты должна переписать завещание.
Валентина Алексеевна расплакалась, но переписывать завещание отказалась наотрез.
— Вы все в равной степени наши дети, и получить от нас должны всего в равной степени.
Так и не добившись от матери, чего хотели, раздосадованные сыновья разъехались по домам жаловаться жёнам на материнскую несправедливость.
Елену Виктория Алексеевна нашла в её старой комнате. Та свернулась калачиком на диване и плакала. Услышав, что дверь открылась, она развернулась кматери.
– Зачем они так с тобой, мам? И с отцом… – голос Елены дрожал.
– А с тобой? – вместо ответа спросила мать.
– Да я-то что… Но вы… Вы так много для нас сделали, а им всё мало! Я не понимаю.
– Я тоже, девочка моя, я тоже.
С этого момента не проходило ни дня, чтобы или Юрий, или Дмитрий, или оба не возобновляли разговор о завещании. Ежедневно матери звонили ей по телефону и спорили до хрипоты. А время от времени приезжали лично и то скандалом, то лестью снова пытались убедить разделить наследство иначе.
А их жёны нет-нет, да позванивали Елене с претензиями:
– Окрутила мать, да? Не с твоей ли подачи она, пользуясь болезнью Бориса Николаевича, всё на себя переписала? Ведь он точно распорядился бы своим имуществом иначе! Не зря же он тебе не помогал никогда. Тебя он не любил никогда. Всё бы нам оставил, вот ты и подсуетилась.
Елена ничего не отвечала, молча клала трубку, а когда совсем устала от этих звонков, пообещала, что все следующие разговоры она будет записывать на диктофон. Только после этого невестки перестали её донимать.
Братья сначала сообща давили на мать, но после и между собой перессорились:
– Я по врачам отца возил, – вопил Юрий, – так что мне и доля в наследстве больше, да, мама?
– Да ты просто воспользовался тем, что меня в стране не было в это время. Зато до болезни родителей на дачу я возил. И с ремонтом помогал, мам, помнишь?
Не выдержав вечных ссор с сыновьями, Виктория Алексеевна слегла в больницу. Сыновья и там не оставили её в покое. Правда, после пары скандалов их перестали пускать в палату. В итоге к матери в больницу ходила только Елена.
– Мам, да перепиши ты это завещание, смотреть больно, как они тебя изводят.
– Нет уж, Леночка, я всё решила. Мы с отцом тебя и так обделили. Им и квартиры подарили, и денег постоянно давали, а ты всего сама добилась. Должны же мы хоть как-то в твоей жизни поучаствовать.
– Да не надо мне ничего, мне надо, чтоб ты жила подольше.
– Да даже если я тебя совсем из завещания уберу, мне это никак не поможет. Они ж теперь и за размеры своих долей спорят. Что я в завещании ни напишу, а всё кто-то будет недоволен.
– Как же это ужасно всё. Давай снимем тебе квартиру, чтобы они не знали, где ты живёшь?
– Лен, если я от собственных сыновей прятаться начну, то зачем мне вообще жить?
Елена долго молчала, потом вдруг решила сменить тему:
– Дай ключи от дома, я хоть приберусь там, пока ты здесь.
В доме Елена действительно прибралась, но интересовало её не это. Интересовали её записи с видеокамеры во дворе. Отец поставил её, когда у соседа попытались угнать машину. Давно уже, лет пять назад. Все дети про неё знали, но и думать о ней уже забыли. А камера была хорошая: писала не только видео, но и звук. Елена ещё смеялась когда-то:
– Звук-то зачем? Вряд ли преступник будет в камеру паспортные данные зачитывать.
А вот сейчас, как надеялась Елена, это свойство камеры им пригодится. Она бегло просмотрела все записи, благо на ноутбуке хранился архив за месяц. Её ожидания оправдались.
Когда мать устала от постоянных ссор, она перестала пускать сыновей в дом, но дверь им открывала. Хотя бы по разу оба брата скандалили с матерью прямо на крыльце. Скопировав эти записи на флешку, она позвонила Дмитрию и Юрию и попросила их приехать к дому. Сказала, что нужно срочно поговорить.
Когда братья приехали, она завела разговор прямо на крыльце, под камерой. У неё был весомый аргумент, но сначала она хотела попытаться достучаться до их совести:
– Вы что творите? Угробить же мать своими скандалами! Оставьте её в покое.
– А ты уговори мать убрать тебя из завещания, мы и отстанем.
– Да пробовала я. Она не хочет.
– Ну тогда ты напиши нам документ, в котором ты обязуешься отказаться от наследства в нашу пользу, – предложил Юрий.
– Ну ты дурак, – вклинился Дмитрий. – Такой документ юридической силы не имеет. Она тебе сейчас что угодно напишет, а потом откажется.
– Да не, она у нас честная, не обманет!
– А если обманет? Нет уж. Пусть мать уговаривает, тогда мы от неё отстанем.
– Хватит. Противно вас слушать. Короче, вы, видать, забыли, но над двором висит камера, и она пишет звук. Я уже нашла записи, где вы заставляете мать изменить завещание, а сейчас мы с вами записали чудесное дополнение к тем записям. Если мать сейчас перепишет завещание, я потом нотариусу эти записи покажу. Докажу, что мать завещание переписывала под давлением, и что вы пытались заставить на мать повлиять. И новое завещание признают недействительным, как написанное под давлением.
– Чёрт! Камеры… Как можно было забыть… – выругался Юрий.
– А я вот не знал о камерах, а видеозапись без ведома снимаемого не может служить доказательством.
– Да ладно, о камерах весь посёлок знал, – ответила Елена. – И весь посёлок знал, что вы о ней знали.
Дмитрий и Юрий переглянулись и молча вышли со двора. Елена вышла за ними.
– Вы не переживайте, мне ваши доли нафиг не нужны, оставьте мать в покое, и никто про эти записи никогда не узнает.
– Так мы тебе и поверили! – в два голоса воскликнули братья.
– А это как вам больше нравится. Но мать чтоб не трогали.
Через неделю Викторию Алексеевну выписали из больницы. Забирать её приехала только Елена. Она привезла мать домой, помогла подняться в свою комнату. Ни Дмитрий, ни Юрий даже не позвонили матери. Она очень переживала по этому поводу.
– Вот скажи, что мы с отцом не так сделали? Почему теперь рядом со мной только ты? Ведь всё для них делали, любили их, ни в чём не отказывали. А они…
– Ну что теперь, мам. Я думаю, они одумаются. Успокоятся, да извинятся. Вот увидишь.
– Надеюсь. Вот тебя, получается, мы с отцом обделяли. Отец упёрся, отказался тебе помогать, всё ждал, что ты домой вернёшься.
– Ой, да не важно всё это. Я сама справилась. Мне ж не деньги от вас нужны были.
– В этом, видать, и дело.
Елена оказалась права. Пару месяцев сыновья молчали, но потом всё же возобновили общение с матерью. И даже извинились за своё поведение. Вот только помирились они с ней только для того, чтобы снова просить денег: одному машину починить, другой с женой за границу собрался.
Елене это не нравилось, но Виктория Алексеевна радовалась возобновлению общения с сыновьями, и дочь ничего не говорила ни ей, ни братьям.
А через год Виктории Алексеевны не стало. Лена долго плакала, не зная, куда себя деть. А братья снова, едва закончились поминки, заговорили об открытии наследственного дела.
Мать поделила всё: и дом, и дачу, и бизнес, и деньги на счетах на три части. Братья тут же начали настаивать на продаже дома и дачи, да и бизнес, как им казалось, проще было продать и поделить.
Елена же категорически не хотела продавать дом – это была её память о счастливом детстве, о родителях. Она предложила братьям отдать им деньги и долю в даче в оплату за их доли дома, но им этого всё казалось мало.
– Давай ещё долю в бизнесе! – предложил Дмитрий.
– Так она дороже стоит, чем весь дом вместе взятый.
– Так ты же вообще никакого наследства не хотела! – напомнил Юрий. – Вот и докажи нам это.
Елена помолчала, а потом всё же ответила:
– Не хотите продавать доли мне, не продадите никому, меня устроит.
– Как это, не продадим?
– Так это вам не секционка, такие дома только богатые люди покупают. А зачем им две трети дома со мной в нагрузку? Ну и потом, я всё равно, как владелец доли, имею приоритетное право покупки. Выставите доли на продажу, я их и куплю.
– Денег не хватит!
– Ипотеку возьму!
Кое-как все трое сошлись в цене. Елене удалось сохранить дом. Только после этого она заговорила о продаже доли в бизнесе.
– Ты же не хотела её продавать! – возмутились братья.
– Я не хотела менять её на ваши доли в доме. А продать я её очень хочу, чтобы никогда больше дела с вами не иметь.
Тут бой за цену шёл ещё более кровопролитный. Ведь братья спорили не только с сестрой, но и между собой. Каждый старался дать поменьше, но при этом перебить цену брата. Кое-как всем троим удалось договориться, после чего Елена полностью прекратила общение с братьями. Она всё никак не могла им простить того, как они обращались с матерью после смерти отца.
На вырученные деньги Елена открыла бюро переводов. Оно быстро начало приносить доход, ведь клиентская база у девушки уже была.
Через несколько лет братья снова появились в её жизни, просили денег на подъем бизнеса, но Елена их даже слушать не стала. Она не хотела иметь с ними ничего общего.
К морю с любовницей