— Коля, я с ума сойду! Я больше не выдержу этого… всего!
Николай растерянно гладил ее по голове.
— Потерпи, — бормотал он. — Это пройдет…
Но не проходило.
С каждым днем становилось только хуже.
— Валечка, солнышко, давай я понесу! — голос Светланы Сергеевны звенел от волнения.
— Нет уж, позвольте мне! — Альбина Артемовна решительно шагнула вперед, протягивая руки к спеленатому свертку.
Валентина крепче прижала к груди дочь и отступила на полшага.
В висках стучало, перед глазами плыли разноцветные круги.
После трех бессонных ночей в роддоме ей хотелось только одного — добраться до дома и уснуть.
Но две пожилые женщины, столпившиеся у больничного крыльца, явно имели другие планы.
Апрельское солнце било в глаза, заставляя щуриться.
На площадке перед роддомом царила обычная суматоха — молодые отцы с видеокамерами, счастливые бабушки с букетами, медсестры в белоснежных халатах.
Валентина покосилась на мужа — тот стоял чуть поодаль, неловко переминаясь с ноги на ногу и прижимая к груди охапку розовых гвоздик.
— Может, домой поедем? — робко предложила она. — Алена только уснула…
— Конечно-конечно! — всполошилась Светлана Сергеевна. — Коля, ты машину подогнал?
— Да, мам, вот она, — Николай махнул рукой в сторону припаркованной у обочины серебристой «Тойоты».
— Тогда я сяду сзади с Валечкой и малышкой, — безапелляционно заявила свекровь.
Альбина Артемовна побагровела:
— Это почему же вы? Я мать Вали, мне и сидеть с дочерью!
Валентина почувствовала, как внутри все сжимается. Только не это! Только не сейчас!
За два года замужества она уже привыкла к постоянному соперничеству между матерью и свекровью, но сегодня просто не было сил терпеть их пикировку.
— Я же опытнее, я же двоих вырастила! — Светлана Сергеевна вцепилась в рукав сына.
— Но я ее мать! Я должна быть рядом! — Альбина Артемовна с вызовом вздернула подбородок.
Валентина закрыла глаза.
Голова раскалывалась, шов после кесарева нещадно саднил, а впереди маячила получасовая поездка в компании двух взбудораженных женщин.
«Господи, дай мне сил», — мысленно взмолилась она.
Спор разрешился самым неожиданным образом — Алена проснулась и громко заплакала.
Обе бабушки мгновенно забыли о разногласиях и кинулись к младенцу с советами:
— Валечка, надо перепеленать!
— Нет-нет, она голодная!
— Да что вы понимаете, ей жарко!
— Ничего подобного, ее продуло!
Николай решительно шагнул вперед:
— Так, все по местам.
Мама — впереди рядом со мной, Альбина Артемовна — сзади с Валей.
И никаких споров!
Властные нотки в голосе сына заставили Светлану Сергеевну осечься на полуслове.
Она поджала губы, но спорить не стала.
Альбина Артемовна торжествующе улыбнулась и поспешила к машине.
Пока устраивались, пока пристегивались, Алена успокоилась.
Валентина механически покачивала дочь, пропуская мимо ушей щебетание матери и периодические замечания свекрови с переднего сиденья.
В голове билась единственная мысль: «Неужели теперь так будет всегда?»
Она посмотрела на профиль мужа. Николай сосредоточенно вел машину, и только желваки, ходившие на скулах, выдавали его напряжение.
Он все понимал. Но что он мог поделать?
Первые дни дома превратились в бесконечную череду визитов. Едва Валентина успевала покормить дочь и прилечь, как раздавался звонок в дверь.
— Валюша, я тут пеленочки принесла, — щебетала Светлана Сергеевна, просачиваясь в квартиру с огромным пакетом. — И травки успокоительные для животика…
Не проходило и часа, как появлялась Альбина Артемовна:
— Доченька, я бульончик сварила, тебе для молока полезно…
К вечеру Валентина уже не понимала, где верх, где низ. В ушах звенело от постоянных советов и наставлений:
— Пеленать надо туго-туго!
— Что вы, ребенку дышать нечем!
— Кормить строго по часам!
— Да как можно, дитя голодное плачет!
Николай возвращался с работы и заставал жену в полубессознательном состоянии.
— Может, попросить их реже приходить? — осторожно предложил он как-то вечером, когда они наконец остались одни.
Валентина покачала головой:
— Обидятся. Ты же знаешь — они же от чистого сердца. Просто… — она запнулась, подбирая слова, — просто их слишком много.
И они такие… разные.
Это было мягко сказано. Светлана Сергеевна, педагог с сорокалетним стажем, привыкла все делать «по науке».
Она приносила книги по уходу за младенцами, составляла графики кормлений и купаний, записывала в специальную тетрадь все «достижения» внучки.
Альбина Артемовна, всю жизнь проработавшая медсестрой, полагалась исключительно на опыт.
Она с порога отметала все «модные глу пости» и требовала действовать по старинке — как ее бабка учила.
На десятый день после возвращения из роддома грянул первый серьезный скан дал.
Светлана Сергеевна застала момент, когда теща заворачивала Алену в оренбургский пуховый платок.
— Вы с ума сошли! — всплеснула она руками. — Ребенка нельзя кутать, он должен закаляться!
— Это кто вам такую чушь сказал? — вскинулась Альбина Артемовна. — В наше время всех детей в платки заворачивали — и ничего, выросли!
— В ваше время и телевизора не было, — отрезала свекровь. — А сейчас педиатрия шагнула вперед. Валя, немедленно разверни ребенка!
Валентина, полулежавшая на диване с ноющей спиной, только глаза закрыла.
Ей хотелось кричать. Или плакать. Или провалиться сквозь землю — куда угодно, лишь бы не слышать этих бесконечных споров.
— Не смей указывать моей дочери! — голос матери взлетел на октаву выше. — Ты ей не мать!
— Зато я бабушка ее ребенка! И не позволю…
Что именно не позволит Светлана Сергеевна, осталось невыясненным — у Алены резко разболелся живот, и следующий час обе бабушки наперебой предлагали средства для его успокоения.
Валентина механически качала дочь, а в голове стучала одна мысль:
«Я так больше не могу. Не могу. Не могу…»
Вечером она рыдала на плече у мужа:
— Коля, я с ума сойду! Они же не со зла, я понимаю. Но я больше не выдержу этих советов, этих споров, этого… всего!
Николай растерянно гладил ее по голове. Он был хорошим сыном и любящим мужем.
И сейчас разрывался между желанием защитить жену и страхом обидеть мать. Или тещу. Или обеих сразу.
— Потерпи, — бормотал он. — Они же беспокоятся просто. Это пройдет…
Но не проходило.
С каждым днем становилось только хуже.
Обе бабушки словно соревновались — кто больше времени проведет с внучкой, кто даст больше полезных советов, чьи методы воспитания окажутся действеннее.
А Валентина медленно погружалась в пучину отчаяния. Она почти не спала, ела урывками, механически выполняла указания то одной, то другой «наставницы».
На попытки мужа вмешаться только отмахивалась — какой смысл? Легче сделать как велят, чем объяснять, почему ты не хочешь следовать их мудрым советам.
Развязка наступила внезапно.
В тот день обе бабушки, как обычно, явились с самого утра. И почти сразу же сцепились — на этот раз из-за температуры воды для купания.
— Тридцать шесть градусов, не больше! — настаивала Светлана Сергеевна, потрясая градусником.
— Тридцать девять! — не уступала Альбина Артемовна. — Иначе простудится!
Валентина стояла у детской ванночки, прижимая к груди испуганно притихшую дочь, и чувствовала, как внутри что-то лопается. Медленно, но неумолимо — словно перетянутая струна.
Валентина смотрела на двух пожилых женщин, яростно споривших над детской ванночкой, и чувствовала, как внутри поднимается глухая, удушающая волна.
В висках стучало, перед глазами плыли красные пятна.
— Хватит, — тихо произнесла она.
Бабушки не услышали. Они уже перешли от температуры воды к травам для купания.
— Только ромашка! — настаивала Светлана Сергеевна.
— Чистотел полезнее! — парировала Альбина Артемовна.
— Хватит! — Валентина сорвалась на крик. — Замолчите обе! Вон из моего дома!
Вон!!
Алена, испуганная резким звуком, разразилась плачем.
Обе бабушки застыли с открытыми ртами.
— Валечка… — первой опомнилась Светлана Сергеевна. — Доченька, ты что?
— Вон, — уже тише, но твердо повторила Валентина. — Я сама знаю, как купать своего ребенка.
Без ваших… — она задохнулась, подбирая слово, — без ваших консультаций.
— Да как ты смеешь! — вспыхнула Альбина Артемовна. — Я тебя растила…
— Вот именно! — Валентина покачала головой. — Я выросла. У меня своя семья, свой ребенок.
И я… я больше не могу! Слышите? Не могу!!
Она опустила Алену в кроватку и выбежала из комнаты. Захлопнула дверь ванной, привалилась к ней спиной.
Колени дрожали, к горлу подступала тошнота.
За дверью раздавались приглушенные голоса, потом хлопнула входная дверь — раз, другой.
Ушли.
Валентина сползла на пол, обхватила голову руками.
«Я должна что-то сделать», — стучало в висках. — «Иначе просто сойду с ума».
Вечером, когда вернулся Николай, она уже все решила.
— Коля, я уезжаю, — спокойно сказала она, глядя куда-то мимо мужа. — Мне надо… отдохнуть.
Николай растерянно моргал:
— Как — уезжаешь? А я?
— А ты сам суп разогреешь, — Валентина невесело усмехнулась.
Она собиралась всю ночь — тихо, методично складывала в сумку детские вещи, пеленки, подгузники. Николай метался по квартире:
— Валя, давай все обсудим! Я поговорю с ними, честно! Они поймут…
— Нет, Коля, — она покачала головой. — Не поймут.
Утром она села в такси и уехала, оставив мужу короткую записку:
«Не волнуйся. Позвоню».
Первый звонок раздался через два часа — Светлана Сергеевна.
— Валечка, куда же ты пропала? Я пирожков напекла…
Валентина молча положила трубку.
Второй — через полчаса, от матери:
— Доченька, что случилось? Мы все с ног сбились!
Снова сброс.
Николай звонил каждые пятнадцать минут. Валентина отключила телефон.
Старенький бабушкин дом в Озерках встретил ее запахом сухих трав и свежеиспеченного хлеба.
Ольга Петровна, еще крепкая несмотря на свои семьдесят пять, всплеснула руками:
— Валюшка! Внученька! А это кто же у нас такой маленький?
— Правнучка твоя, Алена.
— Господи! — засуетилась старушка. — Проходи скорей, я чай поставлю.
К вечеру Валентина впервые за много дней почувствовала, что может дышать.
Здесь, в тихом деревенском доме, никто не дергал ее советами, не критиковал каждый шаг.
Ольга Петровна только изредка поглядывала одобрительно:
— Вишь, как складно у тебя получается. Мать — она завсегда знает, как с дитем обойтись.
На третий день Валентина включила телефон. Сорок семь пропущенных, сто двадцать сообщений.
Последнее — от Николая:
«Родная, они помирились. Правда. Прости нас всех».
Она улыбнулась и набрала номер мужа.
— Валя! — в трубке звучало облегчение и тревога. — Где ты? С вами все хорошо?
— Все хорошо, Коля. Мы у бабы Оли.
Николай шумно выдохнул:
— Слава богу. Слушай… тут такое творится! Мама с Альбиной Артемовной… они как с цепи сорвались.
Искали тебя везде — по больницам, по подругам.
Потом вдруг… поговорили. Представляешь?
— Представляю, — Валентина покачала головой. — И о чем же?
— Да о нас с тобой. О том, как тебе тяжело было. Валь, они правда все поняли!
Мама даже плакала. Говорит — довели девочку, из вер ги старые.
В трубке что-то зашуршало, и вдруг раздался голос свекрови:
— Валечка, доченька, прости нас! Мы же любя, но… перестарались. Ты возвращайся, мы больше не будем. Честное слово!
Где-то на заднем плане всхлипывала мать, Николай что-то успокаивающе бормотал.
Валентина улыбнулась и посмотрела на спящую дочь. Алена причмокивала во сне, трогательно сжимая крошечные кулачки.
— Знаешь, внученька, — задумчиво произнесла Ольга Петровна, помешивая угли в самоваре, — иногда надо уйти, чтобы вернуться. И иногда надо напугать, чтобы вразумить. Ты все правильно сделала.
Валентина кивнула. Она знала — теперь все будет хорошо.
Потому что иногда полезно встряхнуть устоявшийся мир, чтобы он наконец пришел в правильное положение.
Как бусины в калейдоскопе — покрутил трубочку, и узор сложился именно так, как нужно.
«С сегодняшнего дня ты здесь больше не живёшь!» — заявил муж