Отчим

До начала учебного года оставалось всего несколько дней, и мы с бабушкой Верой отправились в магазин, покупать мне костюм.

Я перемерила несколько, но ни один из них не понравился бабушке, да и мне тоже. К нам подошла девушка-консультант и сказала:

– У нас есть один очень интересный костюм, но остался только один размер. Хотите примерить?

Я надела костюм и поняла, что не хочу его снимать. Это было то, что нужно: плотная ткань глубокого темно-синего цвета, однобортный пиджак без воротника, юбка-карандаш с разрезом сзади.

– Берем, – сказала бабушка, – и добавила, – нам бы еще черные брюки, такие, чтобы можно было с этим пиджаком носить.

– Спасибо, бабушка, – сказала я, когда мы вышли на улицу. – Пойдем скорее домой, я хочу еще раз все примерить.

– Подожди, мы еще в обувной зайдем, надо туфли купить.

– Не надо, ты и так на меня сильно потратилась.

– Арина, а как ты себе это представляешь: шикарный костюм и твои разношенные калоши с замазанными кремом пятнами?

В общем, мы купили еще и туфли – черные лодочки на небольшом каблуке.

Дома, вешая в шкаф обновки, я увидела свой старый школьный костюм, он был вычищен и выглажен. Я поняла, что это сделала мама.

Когда утром первого сентября я вышла из своей комнаты и прошла в коридор, Виктор, усмехнувшись, громко сказал:

– Вот видишь, а ты, Лиза, для нее новый костюм выпрашивала. Зачем нам тратиться, ведь у нее есть богатая бабушка!

Я повернулась к нему и очень спокойно ответила:

– Она не богатая, а просто добрая и любит меня.

Уже закрывая за собой дверь, я услышала слова отчима:

– А мы, конечно, злые!

В этот день у мамы был выходной и, когда я вернулась из школы, она зашла ко мне в комнату, чтобы поговорить.

– Ариша, я не понимаю твоего отношения к Виктору. Он ведь так старается для семьи, а значит, и для тебя тоже. У нас хорошая квартира, этим летом мы сделали отличный ремонт, в твоей комнате, кстати, тоже. У нас в холодильнике только качественные продукты, фрукты и овощи в любое время года. Виктор не попрекает тебя куском хлеба. Не все твои одноклассники живут в таких условиях. Чего тебе не хватает? Что отнял у тебя Виктор?

– Он отнял у меня тебя, мама. Посмотри, ты ведь при нем со мной почти не разговариваешь. Только на бытовые темы. А как я живу, что я думаю, с кем дружу, разве тебя это не интересует?

– Конечно, интересует, но у меня не всегда хватает времени, я ведь работаю на полторы ставки.

– А зачем ты работаешь на полторы ставки, если не можешь самостоятельно распоряжаться деньгами? Вот в прошлом году ты получила в наследство от своей тети однокомнатную квартиру. И что? – спросила я.

– Мы ее сдаем.

– Мама, не «вы» ее сдаете, а Виктор. А где карточка, на которую тебе перечисляют зарплату? Тоже у Виктора. А у тебя в кошельке только карточка «Тройка» — на проезд. Ты не заметила, что я уже год сама покупаю себе нижнее белье, потому что, чтобы получить новое, надо предъявить ему изношенный комплект. Это разве не унижение?

– Это жестоко, Арина, – произнесла мама и вышла из комнаты.

Я уже пожалела, что высказала все это маме и обидела ее, ведь все равно она ничего изменить не сможет.

Почти три месяца прошли спокойно, я продолжала жить в своем «параллельном мире», стараясь как можно меньше пересекаться с отчимом и не обращать внимания на его мелкие придирки. Я молча в третий раз протирала зеркало в ванной, если оно казалось ему не совсем чистым или перемывала обувь в прихожей.

Но перед самым Новым годом отчим решил, что мой вклад в быт семьи слишком мал, и решил сделать из меня няньку для младшего брата.

Обычно Егорку из садика забирала мама. Когда она работала, это делала бабушка Рая, тогда Егор ночевал у нее, а утром она отводила его в детский сад.

– Хватит ребенку жить на два дома, – заявил отчим. – Теперь ты будешь отводить и забирать Егора.

Нельзя сказать, что я не любила брата. Он был не капризный, шустрый, немного хулиганистый мальчишка, какими бывают почти все четырехлетки. Когда у меня было время, я играла с ним, без проблем могла накормить и переодеть, никогда не ругала, когда он, проникнув ко мне в комнату, наводил свой «порядок» у меня на столе или на книжных полках.

Но становиться нянькой на постоянной основе я не собиралась, о чем и сообщила маме и отчиму.

– Ты неблагодарная тварь, – заявил отчим. – Я посажу тебя на хлеб и воду!

– Можете вообще не кормить меня, вы мне ничего не должны, а вот родители, в данном случае моя мама, обязаны содержать детей до восемнадцати лет. Думаю, вы как-нибудь решите этот вопрос. И еще: когда вы собирались родить ребенка, моего мнения никто не спрашивал. Это вы два взрослых человека приняли такое решение. Ну, и разберитесь теперь сами, кто будет забирать вашего сына из детского сада. На вашем месте я бы не отказывалась от помощи бабушки Раи.

Виктор чуть ли не под потолок взвился:

– Эта паршивка явно повторяет бабкины слова! Вот чему старая карга ее учит!

– Нет, бабушка ничего подобного мне не говорит. Она вообще и половины не знает из того, что здесь происходит. Вы откройте интернет, посмотрите: везде написано, что старший ребёнок не должен воспитывать младшего наравне с родителями. Я буду заниматься с Егором в свободное время, но не больше. У меня тоже есть свои дела.

На этом все и закончилось. А на то, что отчим всю следующую неделю демонстративно игнорировал меня, мне было как-то наплевать.

Почти до конца марта меня никто не трогал. Я так же училась, занималась домашними делами.

И вот как-то за ужином мама сказала, что Егорка простудился. Температуры пока нет, но он покашливает, поэтому его надо подержать пару дней дома.

– Так возьми больничный, – сказал Виктор.

– Не могу, у нас завтра очень серьезная операция.

– Не одна же ты на всю больницу операционная сестра.

– Это какой-то родственник главного врача, поэтому он сам всю операционную бригаду утверждал. Я не могу людей подвести. Твои родители в санатории, мои, как назло, оба гриппуют.

– Я завтра с утра дома, но в пять должен быть в офисе на переговорах. Приезжают новые поставщики, – сказал отчим. – Потом он повернулся ко мне:

– Завтра сразу после уроков домой, я должен выехать в четыре часа.

– Я завтра не смогу, мы выступаем в Доме ветеранов Министерства обороны. Мама, я тебе об этом еще неделю назад говорила, и ты сама звонила Ирине Владимировне, отпрашивала меня с последнего урока.

Отчим посмотрел на меня как на сумасшедшую:

– Ты давай не сравнивай мои переговоры, мамину операцию и свои скАчки.

– Это не скАчки, а официальное мероприятие, запланированное управой. У нас коллектив – 30 человек, и ждать нас будут почти двести. Я занята в нескольких танцах, и если меня не будет, то концерт придется сократить больше, чем на треть. Я тоже не могу подвести людей.

С этими словами я встала из-за стола и пошла в свою комнату.

– Ничего, мир от этого не рухнет, – заявил отчим и продолжил, обращаясь к маме, – пусть попробует не прийти!

Я не пришла. Вернулась домой уже в девятом часу. Мамы еще не было.

Отчим буквально влетел ко мне в комнату:

– Что ты себе позволяешь?! – заорал он. – Совсем отбилась от рук! С завтрашнего дня никаких тебе репетиторов и танцев! И бабки твоей чтобы я здесь не видел! Мой партнер вынужден был вести переговоры в одиночку! Люди могли усомниться в моей деловой репутации!

– А у вас еще есть репутация? – съязвила я.

Вот тут он мне и врезал.

Выйдя из ванной, я, придерживаясь за стену, дошла до комнаты. Голова сильно болела и кружилась. Я легла на диван и отвернулась к стенке.

Мама пришла после десяти. Слышно было, как Виктор на высоких тонах выговаривал ей за мое поведение.

Потом мама вошла ко мне в комнату:

– Арина, повернись, я хочу с тобой поговорить.

Я не пошевелилась. Не потому, что не хотела разговаривать с мамой, просто я боялась показать ей свое разбитое лицо.

– Как ты могла так поступить? Ведь это серьезное дело. Партнер Виктора еще не очень опытный. И теперь фирма может получить меньшую прибыль.

Мне хотелось повернуться и сказать, что мне наплевать и на Виктора, и на его фирму, и на его прибыль. Но я сделала вид, что сплю, и мама ушла.

На следующее утро я встала в половину шестого, тихо собрала кое-какие вещи, упаковала в чехол ноутбук и, стараясь не шуметь, вышла из квартиры.

Я проехала три остановки и выскочила из автобуса – меня тошнило. Хорошо, что было рано, и вокруг не было людей. От свежего воздуха кружилась голова, но я побоялась снова садиться в автобус и медленно, дворами дошла до бабушкиного дома.

Уже в семь часов я позвонила в ее квартиру. Она очень удивилась, увидев меня, а когда я размотала шарф, скрывавший левую половину лица, она охнула и опустилась в кресло. Видок у меня был еще тот: щека и разбитая губа распухли, синяк в виде пятерни был красно-багровым с легким синеватым оттенком.

– Я туда больше не вернусь, – с трудом выговорила я.

Бабушка помогла мне раздеться, отвела в ванную, потом усадила в кресло, принесла воды и села напротив.

После того, как я закончила свой рассказ, раздался телефонный звонок. Звонила мама.

– Да, Лиза, Арина у меня. Нет не приедет. Поговорить? Поговорим, но позже. Бабушка положила трубку и повернулась ко мне:

– Давай я тебе чаю теплого принесу, горячий ты пить не сможешь. Может быть, что-нибудь съешь?

– Нет, не хочу ничего, меня тошнит.

– Тогда полежи, а я сейчас кое-куда позвоню.

Наверное, я задремала, потому что не слышала, с кем и о чем бабушка разговаривала по телефону. Но спала я недолго, бабушка разбудила меня и сказала, что сейчас вызовет такси и мы поедем.

– Куда? Я домой не хочу!

– Поедем в поликлинику МВД. Я уже обо всем договорилась, надо, чтобы тебя врач осмотрел.

– А меня там примут?

– Примут, твой дед проработал там почти пятнадцать лет.

Когда мы вошли в поликлинику, бабушка посадила меня в вестибюле и велела ждать. Скоро она вернулась, катя перед собой коляску, в которой возят инвалидов, и велела мне сесть в нее. Я стала отказываться, но бабушка строго прикрикнула на меня:

– У тебя скорее всего сотрясение мозга, так что садись быстро, нам надо нескольких врачей обойти.

Когда мы заехали в кабинет травматолога, врач, седоватый мужчина лет пятидесяти, взглянув на меня, присвистнул:

– Кто ж тебя, миленькая, так разукрасил?

Бабушка коротко объяснила ситуацию.

– Значит так, – сказал Алексей Иванович – так звали врача – сначала на рентген, пусть еще компьютерную томографию сделают, все равно стоматолог отправит. Потом лор, стоматолог, невролог, а в самом конце опять ко мне.

Он протянул бабушке направления:

– Я предупредил, везде без очереди пройдете. Видите, на всех направлениях написал «Срочно».

Через полтора часа мы снова были в кабинете Алексея Ивановича уже со снимками и заключениями всех врачей.

– Ну, давайте посмотрим, что у нас в итоге получилось. Так, зубы. Первый и второй премоляры – перелом корня. Будем шинировать месяца на три-четыре и наблюдать. Это надо сразу сделать.

– А когда синяк сойдет? – спросила я.

– Дней через восемь – десять. Он будет постепенно менять цвет. Как до желтого дойдет, значит, скоро исчезнет.

– А как же я после каникул в школу пойду с таким синячищем?

– А в школу ты миленькая, пойдешь не раньше середины апреля. Смотри, что тут тебе написали – сотрясение. Три недели никакой нагрузки, а первые десять дней – вообще постельный режим. Лучше, конечно, в стационаре, но, зная твою бабушку, разрешу лежать дома. Телевизор не смотреть, в компьютер не пялиться, телефон отобрать. Впрочем, можно слушать аудиокниги, но только веселые. И выполнять все назначения.

– А танцевать я когда смогу? – опять поинтересовалась я.

– Где-нибудь в мае, не раньше. А теперь самое неприятное – ухо. Смотрите, что лор пишет: «Поверхностные повреждения ушной раковины, хрящевой части наружного слухового прохода, наружных мягких тканей в области сосцевидного отростка. Перфорация барабанной перепонки».

– Я что, оглохну?!

– Это вряд ли. Закрой правое ухо. Ты меня слышишь?

– Плохо. Как через вату.

– Потому что у тебя еще отек не спал. Наблюдаем три недели. Главное, чтобы вода в ухо не попадала. Купите беруши. А через десять дней обязательно покажитесь лору у себя в поликлинике. За мимикой обязательно наблюдайте, возможен парез лицевого нерва.

Увидев страх на моем лице, Алексей Иванович повторил:

– Я сказал –«возможен», а не обязателен. Каждое утро бери зеркальце и корчи рожицы, смотри, как мышцы лица работают.

Врач передал бабушке рецепты и назначения и сказал:

– Судебная экспертиза не моя специализация, но, если будут серьезные осложнения, в совокупности это может потянуть на нанесение вреда здоровью средней степени тяжести. Будете обращаться?

– Мы это пока не обсуждали.

– Смотрите. Я, конечно, надеюсь, что все обойдется. Но на всякий случай возьмите вот визитку. Очень хороший адвокат.

Бабушка прочитала фамилию – «Константин Ранцевич».

– Ранцевич? Костя? Он же с Ромой в одном классе учился. В юридический поступил. И уже адвокат.

– Причем успешный, – добавил Алексей Иванович.

На следующий день Константин уже сидел у бабушки в гостиной.

Выслушав ее и посмотрев все бумаги, он сказал, что ему надо поговорить со мной.

– Ариша, мы можем к тебе войти? – спросила бабушка.

– Да, я не сплю.

Адвокат был довольно симпатичным мужчиной лет около сорока.

– Константин Леонидович, – представился он.

Взглянув на мою физиономию, он покачал головой и предложил мне рассказать, как все произошло. А затем уточнил:

– А после каких слов он тебя ударил?

– Я вообще молчала, это Виктор кричал. Только в самом конце, когда он проорал что-то про свою репутацию, я ему ответила.

– Что конкретно? – спросил Константин Леонидович.

– Точно не помню, но что-то вроде того, что я сомневаюсь, есть ли у него вообще какая-то репутация.

– Понятно. Ладно, отдыхай.

И они с бабушкой вышли. Но я слышала продолжение их разговора.

– Виктор может сослаться на то, что действовал в состоянии аффекта. Может сказать, что Арина его оговаривает, что он слегка оттолкнул девочку, а где она получила эти травмы, он не знает. Это, знаете, ситуация, когда ее слова против его слов, – объяснял адвокат.

И тут я вспомнила!

– Константин Леонидович! У меня, кажется, есть доказательства!

Они вернулись ко мне в комнату. Я попросила бабушку дать мне мой ноутбук.

– Неделю назад я пожаловалась Олеське, моей подруге, что, когда меня нет дома, кто-то шарит у меня в шкафу и в столе. А Лешка Арсеньев услышал и предложил поставить на некоторое время камеру. Вот они пришли ко мне сразу после школы, и Леша все настроил.

– И кто лазал в твой шкаф? – спросила бабушка.

– Да никто, просто показалось. Один раз мама зашла, положила в шкаф чистый свитер и вышла.

– А в тот вечер камера работала? – спросил адвокат.

– Не знаю. Обычно я включала ее утром, когда уходила, и выключала сразу же, когда возвращалась. А в тот вечер, я, кажется, не успела ее выключить, потому что отчим сразу влетел в комнату. А потом просто забыла.

Константин Леонидович включил ноутбук. Оказывается, камера работала до утра. Звука не было, но видно было все: и перекошенное от злости лицо отчима, и мой «полет» на диван, и то, как он тряс меня. Видно было, как позже зашла мама, как утром я собирала свои вещи и моя распухшая физиономия крупным планом, когда подошла к столу, чтобы взять с собой ноутбук.

– Вот в таком виде, Костя, она ко мне утром и заявилась, – сказала бабушка.

– Ну, что тут возможны разные варианты: от 115-ой статьи, часть 1 до 112-ой, также часть 1 или 2 пункт в). Все будет зависеть от того, какие будут последствия для здоровья девочки. Но как я понял, Вера Петровна, вы крови Виктора не жаждете.

– Я не его жалею, а Лизу. Она уже потеряла одного мужа, и я бы не хотела снова ломать ей жизнь. Я только хочу защитить внучку и обеспечить ее будущее. А они пусть живут, как хотят.

В этот момент бабушка закрыла дверь в спальню, и о чем они говорили дальше, я не слышала.

Вечером Константин Леонидович позвонил и попросил бабушку завтра устроить ему встречу с мамой и Виктором.

Не знаю, какие доводы привела бабушка, но на следующий день (это было воскресенье) мама и отчим в одиннадцать утра были у нас. Адвокат уже ждал их.

Мне бабушка велела лежать – «у тебя постельный режим» – напомнила она, но дверь была слегка приоткрыта, поэтому я почти все слышала.

Виктор повел себя именно так, как и предполагал Константин Леонидович: он заявил, что не бил меня, а просто отодвинул в сторону, а где я разбила лицо, он понятия не имеет.

– А всем вашим бумажкам – грош цена, в вашей поликлинике вам их по знакомству написали. А чего вы, Вера Петровна, не повели внучку в обычный травмпункт? – усмехнулся отчим.

– Если бы они пошли в районный травмпункт, – пояснил адвокат, –вы бы сейчас не со мной и не здесь разговаривали, потому что обо всех травмах, полученных несовершеннолетними, врачи обязаны передавать информацию в полицию. Так что вы должны быть благодарны Вере Петровне, что она нашла возможность оказать Арине квалифицированную помощь, не особо разглашая подробности.

– А чего вы от нас хотите? – задал вопрос отчим. – Хватит ходить кругами. Денег? Сколько?

– Я предлагаю вам два варианта, выбор, в любом случае, за вами. Первый – мы можем дать делу официальный ход. Тогда все будет зависеть от тех людей, кому положено в подобных делах разбираться. Вы в данный момент балансируете между 112-ой и 115-ой статьями УК. Вот посмотрите, я отметил пункты.

– Вы что с ума сошли? Какие три года? Какие пять лет?! –завопил отчим.

– Наказание не обязательно будет связано с лишением свободы. Вы можете получить условный срок или выплатить штраф, – пояснил адвокат.

– Да чего вы меня пугаете? Я вообще могу сказать, что она в таком виде уже домой пришла. Шляется вечерами не пойми где! Докажите, что это я ее ударил!

– Хорошо, сейчас посмотрим доказательства, сказал Константин Леонидович и включил запись.

Когда она закончилась, некоторое время все молчали. А я ждала, что мама сейчас выскажет Виктору все, что о нем думает.

Но заговорил адвокат:

– К вам, Елизавета Александровна, тоже могут возникнуть вопросы. Дочь лежала с сотрясением мозга, с гематомой в пол-лица, со сломанными зубами и поврежденной барабанной перепонкой, а вы объясняли ей, сколько процентов прибыли потеряет фирма вашего мужа. Любой человек захочет узнать: почему вы, медработник, не оказали дочери первую помощь, почему не вызвали скорую, а это, между прочим, статья 125. И, наконец, может, вы просто хотели скрыть таким образом недостойное поведение вашего мужа?

– Какой у вас второй вариант? – раздался голос отчима.

– Простой. Арина будет проживать с бабушкой. Вы, Елизавета Александровна, оформите у нотариуса доверенность на имя Алексеевой Веры Петровны на представление интересов внучки в образовательных, медицинских и других организациях. У всех нотариусов эта форма есть. Понятно, что пенсию по потере кормильца будет получать сама Арина – по возрасту уже можно. И самое главное: вы оформите на дочь дарственную на свою однокомнатную квартиру.

– Квартиру за пару сломанных зубов? А не жирно ли?! – заорал отчим.

– Вы можете отказаться, но тогда нам придется обращаться в суд с просьбой определить место проживания Арины, объяснять, почему она не может жить с матерью, снова ворошить всю эту историю, подавать на алименты, которые будет выплачивать Елизавета Александровна. В общем, решайте. Вот вам копии всех документов, можете посоветоваться с адвокатом. Завтра я жду вашего решения. Если вы не позвоните, в понедельник делу будет дан официальный ход. Если согласитесь на наши условия, во вторник мы с Елизаветой Александровной посетим нотариуса и все оформим.

Они ушли.

– Ну, Костя, ты будто асфальтовым катком по Виктору проехался. А что, все действительно так серьезно? – сказала бабушка.

– А это смотря какой дознаватель попадется. Хотя такие дела они любят: искать никого не нужно, допросил всех, кого надо, и вынес постановление. Я, конечно, немного сгустил краски. Но Виктор может обратиться за разъяснениями к своему адвокату. Только, по-моему, он этого делать не будет – репутация пострадает. Посмотрим, что он выберет.

А я думала не о том, что выберет отчим, а о том, почему мама даже не зашла ко мне, не спросила, как я себя чувствую.

Виктор выбрал второй вариант, и к концу недели Константин Леонидович принес нам доверенность и зарегистрированные документы на квартиру.

В середине апреля я вновь пошла в школу и стала посещать уроки английского. С танцами мне врач порекомендовал подождать до осени.

Несмотря на все эти события, экзамены я сдала хорошо, и бабушка посоветовала мне все же закончить одиннадцать классов и потом поступать в университет. Так что осенью я иду в десятый класс.

На прием к стоматологу, неврологу и лору я ходила еще три месяца. Шину с зубов обещали снять в конце августа, левое ухо слышит немного хуже, чем правое. Но врач сказал, что это некритично и все еще может восстановиться.

Мама ни разу так и не позвонила. Даже когда мне исполнилось шестнадцать лет. Зато меня поздравили с днем рождения дед и бабушка Рая и пригласили на все лето на дачу.

Но у меня были другие планы: в конце июля мы с бабушкой Верой на две недели поехали в Лазаревское, и я впервые увидела море.