Марина — три года как жена и мать, но до сих пор живёт в квартире мужа на птичьих правах. То есть формально она жена, но по факту — так, временное недоразумение в глазах свекрови Валентины Петровны, которая никак не может отцепиться от своего тридцатилетнего сыночка.
У свекрови, конечно же, свои ключи от их квартиры. Ещё бы! Как же мамочка проверит, правильно ли лежат носки её драгоценного Костеньки? Она заходит когда вздумается, роется в вещах и даже выбрасывает украшения невестки, потому что «валялись». Не жизнь, а сказка!
Но тут наша Марина решает, что с неё хватит — она беременна вторым ребёнком и больше не собирается быть приживалкой у маменькиного сыночка. Пора оформить квартиру на всю семью! Муж, как ни странно, соглашается, но просит «не говорить маме». Ну да, конечно, а то мамочка расстроится, что её мальчик стал совсем большим.
И тут — пока супругов нет дома, свекровушка наведывается в квартиру и, о ужас, находит документы на переоформление жилья! А заодно и тест на беременность в мусорном ведре. Да-да, она копалась даже там! Какая прелесть, правда?
Когда Марина возвращается, её встречает разъярённая фурия с перекошенным от злости лицом: «Охмурила! Охмурила моего сыночка!» — «окрутила», «обвела вокруг пальца», «расставила сети».
Оказывается, невестка коварно забеременела и хитростью заставила бедного-несчастного Костю отдать ей половину квартиры! Вот ведь какая продуманная!
В пылу скандала всплывает интересная деталь — оказывается, мамаша всю жизнь решала за сына всё. Она создала идеального безвольного мальчика, которым можно манипулировать, а теперь бесится, что другая женщина дёргает за ниточки!
Свекровь хлопает дверью так, что стёкла дрожат, уже набирая на ходу номер сыночка, чтобы рассказать, какая «ужасная женщина» живёт в его доме.
А телефон Марины начинает звонить…
На экране высвечивается: «Костя».
Момент истины настал.
Палец завис над зеленой кнопкой. Сердце бухало как паровой молот. Отвечать или нет? Что его мать ему уже наговорила? Телефон звонил, не умолкая, и я решилась:
— Алло?
— Марина! — голос Кости звучал так, будто он бежит. — Что там у вас происходит? Мама звонила, плачет…
Ну конечно. Плачет она.
— А что тебе рассказала твоя мама? — я старалась говорить ровно, но голос предательски дрожал.
— Она сказала, что ты ее выгнала! Что ты кричала, что это теперь твоя квартира, и она не имеет права здесь появляться! Что ты угрожала вызвать полицию, если она еще раз придет!
Я прикрыла глаза. Какая изобретательность. Никогда бы не подумала, что Валентина Петровна способна настолько виртуозно переворачивать ситуацию. Хотя… на что я рассчитывала? Конечно, она позвонила ему первой — за этим и уходила. И конечно, вывернула все наизнанку.
— Марина? Ты слышишь меня? — он почти кричал в трубку. — Как ты могла такое сказать моей матери?!
— Костя, — я сделала глубокий вдох. — Твоя мать врет. Я никого не выгоняла. Ничем не угрожала. Это она устроила скандал. Это она кричала на меня. И это она ушла, хлопнув дверью так, что Алиса сейчас ревет от испуга.
— Не выдумывай! — отрезал он. — Мама никогда бы…
— Не стала кричать? Не стала устраивать сцены? — я горько усмехнулась. — Костя, она нашла документы на квартиру. И тест на беременность. Знаешь где? В мусорном ведре в ванной! Она рылась в нашем мусоре!
Повисло молчание. Я слышала только его дыхание — тяжелое, прерывистое.
— Что за бред, — наконец выдавил он. — Зачем ей копаться в мусоре?
— Вот и я о том же! Зачем? Спроси у нее!
— Мама никогда бы…
— Да хватит уже! — я сорвалась. — «Мама никогда бы»… Кость, она перерывает каждый ящик в этой квартире, когда приходит! Каждый шкаф, каждую полочку! Она же тебе сама рассказывает — «я твои рубашки перевесила, я твои носки переложила»! Ты думаешь, она только твои вещи трогает?
В трубке снова повисло молчание. Я слышала на заднем фоне голоса — похоже, он был еще на работе.
— Это все неправда, — наконец произнес Костя, но уже без прежней уверенности. — Я сейчас приеду, и мы все выясним.
— Приезжай, — устало ответила я. — Только ты уже выбрал, кому верить, я же слышу.
Я нажала «отбой» и прислонилась к стене. В комнате все еще плакала Алиса. Нужно было идти к ней, успокаивать, объяснять, что все хорошо. Но ноги не слушались. Я просто сидела и смотрела в одну точку.
Что происходит с нашей жизнью? Неужели какие-то бумажки на квартиру стоят этого скандала? Я представила, как Валентина Петровна рыдает в трубку, как обвиняет меня в чудовищных вещах, которых я не совершала. И Костя… он поверил. Сразу, не задумываясь. Пусть не полностью, пусть с сомнениями — но первым порывом было поверить ей, а не мне.
Он приехал через сорок минут. Я успела успокоить Алису, накормить ее ужином и уложить смотреть мультики. Сама села на кухне, сжимая чашку с давно остывшим чаем. Странное спокойствие нашло на меня — будто я наблюдала за происходящим со стороны.
Дверь открылась рывком — Костя не звонил, просто влетел в квартиру как ураган. Бросил ключи на тумбочку, содрал куртку и ворвался на кухню.
— Позвони немедленно и извинись! — он не поздоровался, не снял куртку, просто навис надо мной как скала. — Сейчас же! При мне!
Я медленно подняла голову. Таким я его еще не видела — лицо перекошено от ярости, желваки ходят, глаза горят как у сумасшедшего.
— Что, прости? — мой голос прозвучал на удивление спокойно.
— Не прикидывайся! — он бахнул по столу, чашка подпрыгнула, расплескавшись. — Ты знаешь, что натворила! Мама рыдает! Она даже таблетки сердечные приняла из-за тебя! Немедленно звони и проси прощения!
Я откинулась на спинку стула и внимательно посмотрела на него. В его глазах плескалась ярость, смешанная с паникой. Теперь понятно — Валентина Петровна разыграла полную драму, приплела даже сердечный приступ.
— Нет, — просто сказала я.
— Что значит «нет»?! — он аж задохнулся от возмущения. — Это моя мать! Ты ее оскорбила, унизила, выгнала из моего дома! Ты обязана извиниться!
— Во-первых, не выгнала, — я начала загибать пальцы. — Во-вторых, не оскорбляла. В-третьих, «твой дом» — это уже оговорочка, да? Только недавно документы оформил на всех нас, а сегодня уже снова «твой дом»?
— Не переводи стрелки! — Костя наклонился ко мне, его лицо было в сантиметрах от моего. — Я все равно заставлю тебя позвонить и извиниться. Даже если придется… придется…
— Что? — я подалась вперед, глядя ему прямо в глаза. — Заставить силой? Запугать меня? Беременную жену? Давай, покажи, как хорошо тебя мама воспитала!
Он отшатнулся, словно я его ударила.
— Я никогда…
— Вот и не начинай, — отрезала я. — А теперь сядь и послушай, что случилось на самом деле. Только попробуй перебить — я возьму Алису и уеду к маме. Прямо сейчас. Понял?
Он смотрел на меня так, будто видел впервые. Возможно, так оно и было — никогда раньше я не разговаривала с ним таким тоном. А может, никогда не было такой необходимости.
— Присядь, — я кивнула на стул напротив. — В ногах правды нет.
Он дернул плечом, но сел. Весь как натянутая струна — того и гляди зазвенит.
— Что конкретно тебе рассказала твоя мать? — спросила я спокойно.
— Хочешь узнать, что сказала мама, чтобы свою историю подкорректировать? — съязвил он.
— Я просто хочу понять масштаб вранья, — ответила я, не поддаваясь на провокацию.
Костя нервно постучал пальцами по столу.
— Она рассказала, что пришла к нам с пирожками, а ты набросилась на нее. Говорила, что это теперь твоя квартира, что она больше ничего не решает. Что ты угрожала вызвать полицию, если она еще раз явится без официального приглашения.
Я покачала головой. Ох, Валентина Петровна, какая буйная фантазия.
— И ты вот в это поверил? Что я вот так вот запрещаю твоей матери приходить? Что угрожаю полицией из-за пирожков?
— Не знаю! — огрызнулся он. — Ты в последнее время сама не своя! Постоянно на взводе! Может, гормоны, может…
— А может, твоя мать действительно перешла все границы? — я наклонилась к нему через стол. — Кость, она рылась в нашем мусоре! Она копалась в ящиках! Она нашла документы и устроила мне допрос с пристрастием — как я посмела «окрутить» ее сыночка! Как я коварно забеременела, чтобы отобрать твое имущество! Как я пытаюсь разрушить вашу с ней… что? Семью? Или что она считает, что между вами есть?
— Не неси чушь! — он вскочил. — Не приплетай свои фантазии! Мама просто беспокоится обо мне! Она меня вырастила одна, и…
— И поэтому имеет право лезть в нашу жизнь? — я тоже встала. — Контролировать каждый твой шаг? Перерывать наши вещи?
— Она бы никогда…
— Да хватит уже этой песни! «Она бы никогда»… Кость, очнись! Она не святая! Она обычная женщина с кучей комплексов, которая не может отпустить сына! И она совершенно точно рылась в наших вещах — иначе откуда она узнала о беременности? Мы же никому не говорили!
И тут я увидела, как что-то дрогнуло в его взгляде. Маленькая трещинка в стене отрицания.
— Подожди… — он нахмурился. — А действительно, откуда она узнала?
— Вот! — я почти торжествующе вскинула руки. — Правильный вопрос! Откуда? Я тест выбросила в ванной — в корзину для мусора. Она его там и нашла. И наши документы тоже нашла — в ящике комода. Не на виду, заметь! Она сознательно открывала и проверяла ящики, пока нас не было дома!
Костя опустился обратно на стул, потирая переносицу.
— Но зачем ей…
— Затем, что она так делает всегда! — я чуть не плакала от бессилия и злости. — Всегда! С того момента, как мы поженились! Она проверяет каждый сантиметр этой квартиры, каждый раз, когда приходит! «Я полила цветочки», «Я протерла пыль», «Я тебе рубашки погладила»… А заодно — осмотрела, обнюхала и ощупала все, что можно! И вот сегодня она нашла документы, узнала о ребенке и… взорвалась.
Он молчал, глядя в одну точку. В другое время я бы подошла, обняла его, попыталась успокоить. Но сейчас между нами словно выросла стеклянная стена.
— Она сказала, что я ее выгнала? — тихо спросила я. — Что еще?
Костя поднял на меня усталый взгляд.
— Сказала, что ты кричала. Обвиняла ее во всех грехах. Что ты давно хотела избавиться от нее, а теперь, когда квартиру переоформили, показала истинное лицо.
Я невесело усмехнулась.
— Ловко придумано, ничего не скажешь. — Я скрестила руки на груди и усмехнулась. — Но знаешь, в чём её главная ошибка? Даже врать твоя мамочка толком не умеет. Слушай, если бы я и вправду была той коварной хищницей, которая охмурила бедного сыночка, неужели я бы действовала настолько топорно? Три года терпела, улыбалась, а потом вдруг — бац! — в тот самый день, когда документы подписаны, решила показать клыки? Серьёзно? Даже дешёвые сериалы и то правдоподобнее пишут!
Я фыркнула, видя, как он вздрагивает от моих слов.
— И вообще, гений, объясни мне — зачем мне выгонять твою мать из квартиры, в которой она даже не живёт? Что за бред? Если бы я хотела разрушить вашу трогательную связь, я бы действовала умнее, поверь. А не устраивала скандал на ровном месте, когда ты только-только подписал бумаги. Это даже не просто нелогично, Костя. Это тупизм чистой воды!
И ты в эту чушь поверил? Серьёзно? А я ещё думала, что вышла замуж за умного человека, а не за того, кто готов проглотить любую небылицу, если она подана с маминым фирменным нытьём.
— Я не знаю, что думать, — он откинулся на стуле. — Я приехал, потому что мама рыдала. А теперь ты говоришь мне, что она… что она…
— Манипулирует тобой? — я закончила за него. — Да, именно это я и говорю. И она делает это не первый раз. Просто сейчас — самый явный случай. Слишком топорная ложь, слишком очевидное искажение.
— Но зачем ей врать?
Я вздохнула. Он правда не понимал или не хотел понимать?
— Потому что она боится, Костя. Боится потерять контроль над тобой. Все эти годы она считала, что я — временное явление в твоей жизни. Что рано или поздно ты «образумишься» и вернешься под ее крылышко. А тут — ооп — второй ребенок и переоформление квартиры. Это же как признание, что ваша связка «мама-сын» уже не главный союз в твоей жизни. Что я и дети — твоя настоящая семья теперь. Это… удар по ее самолюбию, по ее статусу в твоей жизни.
— А ты? — он вдруг снова вспыхнул. — Ты не хочешь извиниться даже ради меня? Даже чтобы сгладить конфликт?
— За что извиняться, Костя? — я тоже повысила голос. — За то, что твоя мать копалась в наших вещах? За то, что она устроила мне истерику? Или за то, что она солгала тебе, выставив меня чудовищем?
— Я прошу тебя, — он сжал кулаки. — Просто позвони ей. Скажи, что погорячилась. Что мы все неправильно поняли друг друга. Ради меня, Марина!
— Ты что, совсем не слышишь, что я говорю? — я вскочила со стула. — Извиняться должна она! Она рылась в нашем мусоре, Костя! В нашем грязном мусоре! Это… это отвратительно! Она подслушивает, подглядывает, выискивает компромат! Она соврала тебе сегодня! А ты просишь меня извиняться?
— Если она извинится первой, ты тоже извинишься? — он схватился за этот компромисс как за соломинку.
— Нет! — я резко мотнула головой. — Слушай, я не буду разыгрывать этот фарс! Не буду говорить слова, с которыми не согласна! Она перешла все границы, Костя. Все! И я не стану делать вид, что это нормально!
— Значит, ты все-таки хочешь рассорить меня с мамой, — мрачно констатировал он.
— Боже мой, да очнись ты! — я всплеснула руками. — Кто тут кого с кем ссорит? Это она пытается рассорить нас! Это она звонит тебе и лжет! Это она манипулирует тобой, чтобы ты считал меня плохой женой! Как ты не видишь такой очевидной вещи?
— Ты преувеличиваешь, — он покачал головой, но в его голосе уже не было прежней уверенности. — Мама просто заботится…
— Знаешь, что она сказала мне, когда нашла документы? — я перебила его. — «Ты заманила его в ловушку!» Вот ее слова. Она считает, что я забеременела специально, чтобы ты не ушел от меня. И оформила документы хитростью.
Костя вздрогнул.
— Она так и сказала? Про ловушку?
— Да. И еще она сказала — дословно! — что ты «никогда раньше решения не принимал». Представляешь? Твоя мать считает тебя неспособным принять самостоятельное решение. Думает, что я тобой манипулирую. А на самом деле… это она всегда манипулировала тобой.
Он сидел, опустив голову, глядя в пол. Я знала это выражение — так бывает, когда он пытается собрать осколки своей картины мира, которая только что разлетелась вдребезги.
— Я не знаю, что и думать, — наконец сказал он. — Такого просто не может быть. Мама никогда… она бы не стала…
— Она солгала тебе, Костя, — я говорила мягко, но твердо. — Прямо сейчас, сегодня. Ты можешь отрицать все остальное, но факт в том, что она солгала тебе про то, что случилось. Я не выгоняла ее. Не угрожала. Это она кричала. Это она обвиняла.
Он поднял на меня глаза, и я увидела в них смятение и боль.
— Позвони ей, — предложила я. — Прямо сейчас. Спроси, откуда она узнала о беременности. Посмотри, что она скажет.
— Зачем? — он нахмурился.
— Проверь, Костя. Одна простая проверка. Если она скажет, что я ей сама рассказала — значит, она лжет. Мы оба знаем, что я ей ничего не говорила. Если она начнет увиливать от ответа — значит, она что-то скрывает. Просто спроси ее — и послушай, что она ответит.
Костя долго смотрел на меня, потом достал телефон. Я затаила дыхание. Неужели решился?
— Мам? — его голос звучал неестественно. — Да, я дома. Разговариваем с Мариной. Слушай, тут такое дело… Откуда ты узнала, что Марина беременна? Мы же никому не говорили еще.
Я не слышала, что отвечала Валентина Петровна, но видела, как меняется лицо Кости. Как хмурятся брови, как напрягаются желваки.
— Да, но как ты его увидела? — настаивал он. — Где лежал этот тест?
Пауза.
— То есть, он просто лежал на полке в ванной? — Костя бросил на меня быстрый взгляд. — А документы? Ты сказала, что нашла документы на квартиру… они тоже просто лежали где-то?
Я старалась не показывать никаких эмоций, просто ждала. Бой шел не на моей территории — Костя сам должен был понять, что его обманывают.
— Что значит «неважно»? — его голос стал жестче. — Нет, мам, мне важно! Ты сказала, что Марина тебя выгоняла, угрожала… Откуда такая реакция, если ты просто зашла с пирожками? А?
Он встал и начал ходить по кухне, сжимая телефон.
— Мам, прекрати реветь и ответь на вопрос! Где ты нашла документы? Почему вообще стала их искать?
Я видела, как он все больше заводится. Как краснеет шея, как дергается кадык. Валентина Петровна наверняка сейчас включила любимую пластинку — слезы, упреки, обвинения. «Ты мне не веришь!», «Она тебя настраивает против меня!», «После всего, что я для тебя сделала!».
— Знаешь что, мам? — вдруг резко сказал Костя. — Я сам решу, как нам жить дальше. Сам! Не ты, не Марина — я! И первое, что я решаю — ты больше не приходишь к нам без звонка. Никаких ключей, никаких сюрпризов. Позвонила, спросила — тогда пришла. Не нравится — не приходи вообще.
Я вздрогнула. Никогда раньше не слышала, чтобы он так разговаривал с матерью.
— Да, я так решил, — жестко ответил он на что-то. — Всё, разговор окончен. Успокоишься — позвони.
Он нажал отбой и со стоном рухнул на стул.
— Она врет, — глухо сказал он, не глядя на меня. — Запуталась в показаниях. Сначала сказала, что тест просто лежал на виду. Потом, что ты ей сама рассказала про беременность. А на вопрос про документы вообще перешла в крик.
Он поднял на меня глаза, полные боли и растерянности.
— Она всегда так делала, да? Рылась в наших вещах? А я… я просто не хотел видеть?
Я молча кивнула, боясь спугнуть этот момент пробуждения.
Вот более человечная и реалистичная реакция Кости:
— Марин, я… — он потер лицо ладонями и тяжело выдохнул. — НУУ, не знаю, что сказать. Всё как-то… странно. Как будто я смотрел на ситуацию с закрытыми глазами все эти годы.
Он поднял на меня растерянный взгляд, в котором читалась смесь недоверия и осознания.
— Просто мама всегда была… ну, мамой. Понимаешь? Никогда не думал, что она может… — он замялся, подбирая слова. — Что она так переживает из-за квартиры. Из-за нас с тобой. Мне казалось, это нормально — когда мама заботится. А сейчас не знаю, что думать.
— Ты просто любишь свою маму, — я подошла и присела рядом с ним. — И доверяешь ей. Это нормально. Ненормально — когда доверие используют для манипуляций.
— Что нам теперь делать? — он провел рукой по волосам, взъерошивая их еще больше. — Она же не успокоится. Это только начало.
— Теперь мы расставим границы, — я взяла его за руку. — Четкие, нерушимые. Для начала — никаких визитов без приглашения, как ты и сказал. Потом — никакого вмешательства в воспитание детей. Никакого лезанья в наши шкафы, документы, вещи. Если она хочет быть частью нашей жизни — пусть уважает нас как семью.
— Она не сможет, — покачал головой Костя. — Она привыкла командовать. Привыкла, что я слушаюсь. Что я…
— Что ты — маленький мальчик, который без нее пропадет? — мягко закончила я. — Но ты давно вырос, Кость. У тебя своя семья, свои дети. Пора и ей это понять.
Он крепко сжал мою руку.
— Ты права. Пора. Просто… это будет непросто.
— Я знаю, — кивнула я. — Но мы справимся. Вместе.
Я положила его ладонь себе на живот.
— Нас уже четверо, в конце концов. Целая команда.
Он слабо улыбнулся и притянул меня к себе, обнимая за талию.
— Знаешь, в глубине души я ведь задавался этими вопросами. Почему мама всегда знает, где что лежит в нашей квартире? Почему она в курсе всех наших разговоров, покупок, планов? Я просто… не хотел видеть очевидного.
— Она твоя мать, — я погладила его по голове. — И она всегда будет частью нашей жизни. Просто теперь — на наших условиях.
Телефон Кости снова зазвонил. Валентина Петровна не собиралась сдаваться так просто.
— Не бери, — тихо сказала я. — Не сейчас. Дай ей — и себе — время остыть.
Он кивнул и отключил звук.
— Забавно, — он потер шею, подбирая слова. — Тридцать лет боялся маму огорчить. Как будто это какая-то… катастрофа. А сейчас послал её, в общем-то. И что? Ничего. Живой. Даже легче стало.
Я улыбнулась и сжала его руку.
— А завтра мы поедем смотреть кроватку для малыша, — сказал Костя, обнимая меня. — И кстати, документы готовы. Все оформлено, как и хотели — на всех нас.
— Значит, я больше не на птичьих правах? — я попыталась пошутить, чтобы разрядить обстановку.
— Ты никогда и не была, — тихо ответил он. — Просто я слишком долго боялся это признать.
Телефон снова завибрировал. Мы оба посмотрели на экран, но никто не потянулся ответить. Первый шаг был сделан. Остальное мы разберем завтра. Сегодня просто побудем вдвоем — точнее вчетвером, если считать Алису и того, кто еще только растет внутри меня.
Невероятно, как долго женщины могут терпеть вечно сующую нос в их дела свекровь, просто чтобы не стать свидетельницей постыдного зрелища, когда их тридцатилетний «мужчина» снова превращается в пятилетнего мальчика, хнычущего в трубку: «Мамочка, а ты не сердишься?»
Сыну нужна квартира, мы приедем жить к вам