«Я вам мешаю, вы вечно из-за меня ругаетесь. Я ухожу туда, где я не буду никому мешать».
Почерк был кривой, буквы прыгали — видно, писал второпях.
— Вася! Вставай немедленно, уже десять часов! — Надежда нетерпеливо постучала в дверь сыновней комнаты. — Антон, ну скажи ты ему!
Муж, развалившийся на диване с планшетом, даже не поднял головы:
— Отстань от ребенка, выходной же.
— Какой выходной? У него режим собьется! В школу как ходить будем?
Надежда поджала губы и отвернулась к окну. Серое ноябрьское утро глядело неприветливо, моросил мелкий дождь.
На подоконнике стояла чашка с недопитым чаем — забыла убрать со вчерашнего вечера.
Чай подернулся бледной пленкой, похожей на осеннее небо.
— Мам, пап, я встал, — раздался хриплый со сна голос Василия.
Мальчик появился в дверях — взъерошенный, в пижаме с супергероями, которую давно пора было менять на размер больше.
— Явление Христа народу, — хмыкнул Антон. — Иди умывайся, герой.
— Нечего зубоскалить, — огрызнулась Надежда. — Лучше бы в магазин сходил, хлеба нет.
— Я сам схожу! — оживился Василий. — Можно?
Родители переглянулись. Надежда нахмурилась:
— В такую погоду? Промокнешь весь.
— Пусть идет, — отмахнулся Антон. — Одиннадцать лет пацану, не сахарный.
— Вот именно что одиннадцать! А ты его как взрослого…
— Мам, я быстро! — Василий уже натягивал джинсы. — Только умоюсь и побегу!
Надежда вздохнула. Спорить было бесполезно — если уж эти двое что решили…
— Надень капюшон, — только и сказала она. — И шарф не забудь.
Через пять минут Василий, закутанный как капуста, выскочил за дверь.
Надежда смотрела в окно, как сын перебегает двор, перепрыгивая через лужи. Сердце кольнуло смутной тревогой.
— Вечно ты его кутаешь, как маленького, — проворчал Антон, не отрываясь от планшета.
— А ты вечно относишься как к взрослому! То на бокс его записать хотел…
— Ну да, лучше уж на танцы! — Антон саркастически хмыкнул. — Пусть как девчонка скачет!
— При чем тут девчонка? — вспыхнула Надежда. — Нормальное увлечение! А твой бокс — это чтобы нос себе разбить?
— Зато мужиком вырастет!
— Ах, значит, без бокса не мужик?
Они сцепились, как обычно — до красных пятен на щеках, до дрожащих рук.
Старые обиды всплывали одна за другой: и вечерние прогулки, и компьютерные игры, и школьные оценки…
Хлопнула входная дверь — они даже не заметили.
Василий стоял на пороге, прижимая к груди что-то маленькое, серое, мокрое.
— Мам, пап, смотрите кого я нашел! — выпалил он. — Он под дождем сидел, весь замерз! Можно его оставить?
Надежда похолодела. В руках у сына сидел котенок — крохотный, тощий, с облезлым хвостом.
— Только этого не хватало! — взорвался Антон. — А кормить его кто будет? А лоток убирать?
— Я буду! Честное слово! — Василий умоляюще переводил взгляд с отца на мать. — Я все сам!
— Нет! — отрезала Надежда. — У меня аллергия!
— Какая аллергия? — вскинулся Антон. — Когда тебе удобно — есть аллергия, когда неудобно — нет!
— Ты на что намекаешь?
— Да ни на что! Просто ты вечно все запрещаешь! А потом удивляешься, почему сын врет!
— Я вру? — тихо спросил Василий.
Но родители уже не слышали. Они кричали друг на друга, размахивая руками, припоминая все обиды за одиннадцать лет. Котенок жалобно мяукнул.
Василий постоял еще немного, глядя на них. Потом медленно развернулся и вышел.
В прихожей было тихо. Он осторожно взял свой рюкзак, сунул в него пенал. Котенок доверчиво уткнулся ему в шею мокрым носом.
— Пойдем, — прошептал Василий. — Им без нас лучше будет.
Дверь закрылась беззвучно — родители даже не заметили. Они все кричали и кричали, а потом Антон махнул рукой и ушел на кухню.
Загремел кастрюлями, начал чистить картошку — он всегда так успокаивался, делая что-нибудь по хозяйству.
Надежда включила пылесос — назло мужу, она знала, как его раздражает этот звук.
Потом принялась мыть полы, с остервенением возя шваброй по линолеуму. Из кухни доносилось сердитое звяканье — Антон менял прокладку в кране.
Они не знали, что их маленькая московская квартира уже опустела на одного человека. И что самое страшное в их жизни еще только начинается.
К вечеру дождь усилился. Надежда выключила пылесос и прислушалась — из кухни больше не доносилось бряцанье инструментов.
Антон, видимо, закончил с краном.
В квартире повисла тягучая, неуютная тишина.
— Вася! — позвала Надежда. — Иди ужинать!
Тишина. Только дождь барабанил по карнизу.
— Антон, позови Васю, — бросила она в сторону кухни. — У меня картошка остынет.
Муж что-то проворчал, но с места не двинулся. Надежда раздраженно дернула плечом и направилась к детской. Постучала — никто не отозвался. Толкнула дверь.
Пусто. На столе раскрытый учебник математики, а рядом… Надежда нахмурилась. Рядом лежал листок, вырванный из тетради.
«Я вам мешаю, вы вечно из-за меня ругаетесь. Я ухожу туда, где я не буду никому мешать».
Почерк был кривой, буквы прыгали — видно, писал второпях. Надежда перечитала записку раз, другой. Смысл доходил медленно, будто сквозь вату.
— Антон! — голос сорвался на визг. — Антон, иди сюда!
Муж появился в дверях, вытирая руки полотенцем:
— Чего орешь? Я же говорил…
Надежда молча протянула ему записку. Антон пробежал глазами по строчкам, побледнел.
— Когда ты его в последний раз видела? — хрипло спросил он.
— Утром… когда он с котенком пришел…
— Господи, — Антон схватился за голову. — Это сколько часов прошло? Семь? Восемь?
Они заметались по квартире. Надежда трясущимися руками набирала номер сына — телефон откликнулся знакомой трелью из прихожей. Василий оставил его на полке для обуви.
— Звони в милицию! — крикнул Антон, натягивая куртку. — Я обегу двор, может, он где-то рядом!
Надежда кивнула, с третьей попытки попала пальцем в нужные цифры. Голос в трубке звучал равнодушно, по-казенному:
— Заявление о пропаже несовершеннолетнего. Так… двадцать четыре часа после исчезновения еще не прошло…
— Какие двадцать четыре часа? — закричала Надежда. — Ему одиннадцать лет! На улице дождь! У него даже телефона нет!
— Успокойтесь, гражданка. Опишите приметы ребенка…
Антон вернулся через полчаса — мокрый, запыхавшийся.
— Нигде нет. Я всех соседей обежал — никто не видел.
— В милиции говорят — ждать надо, они будут искать, — всхлипнула Надежда. — А как ждать? Куда он мог пойти?
— К друзьям? В школу?
— Какая школа? Воскресенье же!
Они снова заметались. Надежда обзванивала всех знакомых, чьи номера помнила. Антон строчил сообщения в родительский чат — может, кто-то видел, может, заметил…
— Надо в интернете написать, — сказал он наконец. — Есть группы помощи, волонтеры…
Надежда только кивнула. В висках стучало: «Это моя вина. Моя вина. Если бы не эта дурацкая ссора…»
Часы показывали десять вечера, когда в дверь позвонили. На пороге стояли двое в форме.
— Участковый Кожин, — представился старший. — Поступило заявление о пропаже ребенка?
Они долго расспрашивали — где гулял, с кем дружил, были ли конфликты в школе.
Надежда отвечала механически, как робот. Перед глазами стояло испуганное лицо Василия, когда они кричали друг на друга из-за котенка.
В начале одиннадцатого позвонили волонтеры — три машины готовы объехать район. Нужны фотографии, список возможных мест…
— Я поеду с ними, — сказал Антон. — А ты оставайся дома. Вдруг он вернется.
Надежда кивнула. Сил спорить не было.
Она сидела в кухне, глядя в темное окно. Дождь все лил и лил, барабанил по стеклу, как чьи-то настойчивые пальцы. Где сейчас Василий? Промок? Замерз? Может, прячется где-то в подъезде? Или…
Телефон взорвался резкой трелью. Надежда вздрогнула — номер незнакомый.
— Алло?
— Это что же вы творите-то, а?! Ир..оды!!! — раздался в трубке пронзительный голос свекрови. — Совсем с ума посходили?!
Хворостиной вас пороть обоих! Я до вас доберусь! Ребенка до чего довели!
— Елизавета Сергеевна? — у Надежды подкосились ноги. — Вы… вы знаете, где Вася?
— У меня он! — отрезала свекровь. — На электричке, видите ли, до Тулы добрался! Потом автобусом до деревни! Одиннадцать лет мальчишке, а вы…
— Живой? — выдохнула Надежда. — С ним все хорошо?
— Хорошо? — взвилась Елизавета Сергеевна. — Весь мокрый, голодный! С котенком каким-то приблудным!
Реветь готов, а домой не хочет — говорит, вы все равно ругаться будете! Антошке скажи — пусть едет немедленно!
Я вам покажу, как детё до такого доводить!
Надежда трясущимися пальцами набрала номер мужа.
— Нашелся! — выпалила она. — У мамы твоей, в деревне!
— Что? — не поверил Антон. — Как в деревне?
— На электричке уехал! Антон, поехали скорее! Пока последняя не ушла!
В голове крутилось: «Только бы успеть, только бы успеть…»
Последняя электричка до Тулы уходила в половине первого. Они успели за пять минут до отправления.
— Все из-за тебя, — процедил Антон, когда поезд тронулся. — Если б не твои вечные запреты…
— А ты-то хорош! — огрызнулась Надежда. — Пусть как взрослый! Вот и получили!
Но ругаться не хотелось. Оба думали только об одном — увидеть сына, убедиться, что с ним все в порядке.
В дом Елизаветы Сергеевны они ввалились в третьем часу ночи — мокрые, грязные, измученные. Последние 2 километра пришлось идти пешком.
Свекровь встретила их на пороге, поджав губы.
— Явились, — проворчала она. — Горе-родители! Спит ваш сын. И котенка своего укутал.
— Мам, перестань, — устало сказал Антон. — Где он?
— В горнице. Только не будите! Намаялся, сердешный…
Они на цыпочках прошли в комнату. Василий спал на старом диване, свернувшись калачиком. На груди у него мурлыкал серый котенок.
— Господи, — прошептала Надежда, опускаясь на колени перед диваном. — Васенька…
Мальчик приоткрыл глаза:
— Мама? Папа?
— Мы за тобой, сынок, — тихо сказал Антон. — Домой поедем. И котенка возьмем, не переживай.
— Правда? — Василий приподнялся. — А ругаться больше не будете?
Надежда и Антон переглянулись.
— Не будем, — твердо сказала Надежда. — Прости нас, малыш. Мы такие …раки…
Василий вдруг всхлипнул и кинулся ей на шею. Следом подошел Антон, обнял их обоих. Котенок недовольно мяукнул, зажатый между ними.
В дверях стояла Елизавета Сергеевна и украдкой вытирала слезы концом платка. За окном занимался хмурый ноябрьский рассвет, но в доме было тепло и спокойно. И казалось, что самое страшное уже позади.
Женился в спешке