— Ты посмотри, кого нелегкая принесла! – криво ухмыльнулся Миша. – А уж думал, что ты сгинул давно!
— Как видишь, жив, — ответил Гена. – Ты, значит, сейчас в родительском доме живешь?
— У меня и свой есть, — ответил Миша. – А это я так, сторожу! А то ходят тут всякие! Ты, на пример!
— Интересная формулировка, — заметил Гена.
— А я тебя могу и матерно послать! – Миша хохотнул. – Мне не трудно!
— Почему-то я и не сомневался.
Гена примерно такого приема и ждал. Не думал только, что прямо с порога начнется.
— Чего приехал? Ты нам тут не нужен! Обратно езжай!
Только на погост загляни, с матерью попрощайся! – бросил Миша и глянул в окно и воскликнул тут же. – Ванька с Петькой чешут!
Ну, видать судьба, семьей воссоединиться!
— Присесть не предложишь? – спросил Гена.
— Моя бы воля, в дом бы не пустил! А с этими, — он кивнул в сторону окна, — такая шутка не прокатит!
Те еще лоси, дверь вынесут! – Миша помолчал с минуту. – Вот, чего притопал? Они ж тебя заметили! А так три дня носа не казали!
— Какие люди и без оркестра! – воскликнул Ваня, входя в дом. – О, Мишаня! И ты тут? Чего? Делишь уже? Или по-тихому домой оттаскиваешь?
— Надо будет его хату перевернуть, — сказал Петя. – Это ж тот еще фрукт! Нахапает наследных сокровищ, а потом скажет, его это! И не докажешь!
— Ты и так ничего не докажешь, потому что мозгов, что у курицы, — бросил Миша.
— Если все мы собрались, может, сестер позовем? – спросил Гена.
— Нечего им тут делать! У них мужья есть! Вот пусть с них бабки и снимают! А тут мы сами разберемся! – уверенно сказал Ваня.
— Во-во! – поддакнул Петя.
— И без тебя бы разобрались, да вот, понимаешь, нарисовался, не сотрешь! – проворчал Миша.
— А чего ж, не сотрешь? – удивился Ваня. – Сейчас пристукнуть тихонько, ночью оттащим в лес, а там, в болотине, и притопим!
— Э-э, — Гена поднял руки. – Мои знакомые в курсе, что я сюда поехал!
— А не доехал! Загулял по дороге! – Ваня улыбнулся и пошел на брата.
— Успокоились, вы! – вскричала Лена, заходя в дом. – Оля, скажи им!
— Сели по лавкам! – крикнула Оля. – Нам тут только полиции не хватало! Сами разберемся и без этих ваших «по-тихому».
— Приятно, что дома ничего не меняется, — грустно улыбнувшись, произнес Гена.
— Без тебя бы разобрались, — сказала Оля. – Чего вернулся? Или тебя из города выгнали?
— Оль, так я, вроде, младший, — спокойно произнес Гена, — чего ты себя, как маленькая ведешь?
Он осмотрел братьев и сестер. Постарели, конечно, да и сам он уже не юноша. Но, какими их запомнил двадцать лет назад, так и сейчас не перепутаешь.
— Хорошо же вы меня встретили, — произнес Гена. – Чего вернулся, зачем пришел? А про лес и болото – особенно умилило!
— За деньгами он явился, неужели непонятно! – фыркнула Лена. – И кто только донес, что мать завещание не оставила? Теперь же все придется по-честному делить!
— Не по-честному, а по справедливости! – рыкнул Миша. – Вы с Олькой отказные напишите, а мы потом с братьями сами решим, чего вам выделить!
— На тебя рассчитывать, так можно сразу уходить! – возмущенно произнесла Лена. – Оля! Скажи ты ему!
— Миша, если ты старший, так не значит, что главный! Петька с Ванькой и тебя до того самого болота дотащат, если ты тут сильно наглеть будешь! – сказала Оля.
— Ага, — кивнули Ваня с Петькой. – Только так! И нечего тут командовать!
— Все! Разошлись! – Миша встал и осмотрел родственников. – После матери столько осталось, что всем хватит!
Они с папкой, как оказалось, счета имели! А перед тем, как тридцать пять лет назад все погорело, они золотишком отоварились!
Я ж не зря в город ездил, бумаги умные через нотариуса писал, чтобы все имущество найти!
Ячейка у матери была в банке! Это к тому счету, что она в бреду проговорилась, и к дому с участком!
— А чего ты при нем перечисляешь? – спросила Лена недовольным голосом, кивнул на Гену. – Ты что, с ним делиться собрался?
— А мы его тут сейчас скрутим, и он отказ напишет! – заулыбались Ваня с Петькой. – А можем и тебя! – и они задорно рассмеялись.
— М-да, — произнес Гена. – Это я что-то забывать стал, почему двадцать лет назад уехал и не вернулся. А тут ничего не меняется.
Младший сын в большой деревенской семье – не всегда любимчик. Гене посчастливилось родиться шестым ребенком в семье.
А его матери еще до рождения вся деревня твердила:
— Наташа, куда ты рожаешь? Не видишь, что в стране происходит?
А был, на минуточку 1987 год. Как раз в преддверии великого развала. В это, конечно, никто верить не хотел, но положение, да и настроения ходили нерадостные.
— Зачем тебе еще один рот в семье? Этих бы прокормить, да выучить!
— Спокойно! – отвечала Наташа. – Это сейчас он будет лишним ртом, а потом станет нелишними руками! Все, что я на него потрачу сейчас, он потом отработает в десять раз больше! У меня никто без дела не сидит!
Вот, что правда, то правда! У Наташи и ее мужа, того еще куркуля, дети без дела не сидели! Никогда!
Как только руки могли делать хоть что-то в хозяйстве полезное, сразу эти руки к делу приставлялись. А если что не так, так и у отца, и у матери была тяжелая рука.
О чем можно говорить, если родители даже в школу иной раз не пускали, чтобы детки свое проживание отрабатывали.
Соседи понимали бы, если бы дети были усыновленными. Было несколько историй в районе, когда семейная пара набрали деток и пахать на себя заставили. А держали их в сарае, да пустой кашей кормили.
Но у Наташи с Вадимом, а это знали точно, детки все были родные. Фельдшер сам роды принимал. Не тратились на дорогу и лежание в больницах и родильных домах.
— Как можно так! – восклицали соседи. – Родных детей вместо батраков! А сама же! Сама потом на трассе урожай продает!
— С утра до ночи может простоять, но все до последней гнилушки спарит! И куда ей столько денег?
— И не тратит же ни на что! – терялись соседи в догадках. – А вот если чего забрать за «так», так первая! А еще, как многодетная, от начальства требует!
И ей же дают! Не могут не дать! Она ж пишет! Постоянно пишет в город и область, что нуждается! А куда она нуждается, если у нее все пашут от зорьки до зорьки?
И говорить тут нечего, что Наташа, что муж ее Вадим, были патологически жадными. Все копили и собирали.
А если что-то приходилось покупать, одежду там, или обувь, то с таким страдание деньги из мошны вынимали, будто с мясом рвали.
Деревенские в курсе были такой особенности. А когда на Павловской реформе многие погорели, думали, что опомнится Наташа с мужем. Перестанут детей эксплуатировать. Вряд ли бы успели поменять накопления.
А Наташа по этому поводу даже показательную истерику с вырыванием волос закатила прилюдно.
— Все, что нажито непосильным трудом! И единым мигом! Как же мне жить-то теперь? Как деток кормить? Самой что есть?
Гене тогда четыре года было. Истерику мамы перед домом он хорошо запомнил. Только дома мама не разорялась больше. Не кричала и не плакала. Можно сказать, что даже довольная ходила, что ли…
Это потом известно стало, что месяца за три до реформы они с Вадимом поехали в город и накупили золотых украшений на все сбережения. Знать – не знали, но чувствовали!
А под реформу Наташа еще больше просить начала у инстанций всяких, чтобы помогли семье многодетной! Ну и дети вкалывали пуще прежнего!
Вот им Наташа не забывала повторять, что если те работать не будут, то есть траву станут, да кору с деревьев!
Под постоянным гнетом родителей отношения между братьями и сестрами хорошими быть не могли.
И каждый считал своим долгом, сдать того, кто не работает! И каждому за радость было, чтобы другого мать с отцом в сарае вы. по роли.
Гену спасало только то, что по малости лет ему большой работы не поручали, соответственно, много не спрашивали. Но отношение к себе от своей семьи он прочувствовал, когда его после школы не пустили поступать.
— Работы полно, а ты поедешь книжки читать? Что для жизни надо, мы тебя сами научим! И нечего мозги сушить над дурными науками!
От школы до призыва Гена работал со всеми наравне. Да-да, именно с подставами, стукачеством, наказаниями и издевательствами.
Повестка в военкомат стала для него освобождением! Хотя эту свободу тоже нужно было заработать.
Братья его не служили. У фельдшера купили диагнозы, чтобы к службе не пригоден, но и на инвалидность не попасть. Хотели и с Геной так поступить.
Но фельдшерский пункт закрылся, а в больнице, куда их деревня приписана была, никто никого не знал, чтобы таким документом разжиться.
Тогда старший брат Миша предложил:
— А давайте ему пару пальцев топориком чикнем, и никто его уже никуда не возьмет!
— Еще можно кофе в него влить, чтобы сердце заходилось, чтобы его по сердечному списали!
— А чего вы думаете? – усмехнулся Ваня, он был вторым по старшинству. – Сейчас мы его аккуратно поломаем! Он отсрочку получит. Потом, значит, срастется у него что-то неправильно! Если надо, то мы с Петькой добавим!
— …, а работать, кто будет? – спросила старшая из девочек Оля. – Прятать его и все! Если проверка какая, в подвал и не знаем, где он. А так, участок большой, забор высокий! Кто его увидит?
Не думал Гена, что ему ночью придется бежать из собственного дома. А пришлось именно бежать, потому что с такой родней ничего хорошего его дальше не ждало.
Документы свои выкрал и ходу через лес, чтобы, если в погоню пустятся, не догнали, не нашли!
Отслужил Гена, но домой возвращаться не стал. Остался в городе. Учиться поступил, подработку на время учебы нашел. Потом работать стал. Руки-то с детства к труду приучены были.
На ноги встал, женился, сына родил, потом дочку. В принципе, жизнь наладилась, да шла своим чередом.
А в деревню к родным так ни разу и не съездил. Противно было как-то с такой родней знаться. А друзьям и знакомым говорил, что сирота.
Так и родня его искать не стала. Плюнули и забыли. А может, лень было.
Но у Гены была одна тоненькая ниточка, которая позволяла узнавать, как там его родные поживают. Да, небезразлично ему было. Где-то глубоко внутри какой-то настойчивый голосок твердил:
— Это же родня! Родные люди! И времени прошло! Поменялись уже сотню раз! Съездил бы! Проведал! Может, они тебя найти не смогли! А только и живут, чтобы за то извиниться, как не хотели в армию пускать! Да и за прочее!
Этой ниточкой был одноклассник Вася. Тот тоже в город перебрался, но своих стариков не забывал, ездил к ним. Вот от Васи Гена иногда и получал кое-какие известия.
Тридцать четыре Гене было, когда Вася сообщил, что отец Гены умер.
— На трассе, как всегда, дотемна торговал. Так его фура сбила! Водитель не заметил его возле прицепа, с которого тот торговал.
— Это же ему было… — Гена задумался. – Семьдесят! И торговал?
— Так его мамка твоя отправляла, потому что больше уже ничего не мог!
— А остальные так и живут вместе? – спросил Гена.
— В одной деревне, — закивал Вася. – Братья в примаки пошли без зазрения совести, а сестрам сам Бог велел.
— Мать, стало быть, одна осталась?
— Какое там! – отмахнулся Вася. – Братья твои с сестрами берут супругов да батрачат на нее! Так и у себя ж еще! И работа у всех! Чем она их завлекла? В деревне говорят, опаивает чем-то.
— Приучила ее слушаться, — сказал Гена. – В мозг вбила, что так надо!
А потом весть пришла, что и сама Наталья Федоровна душу Богу отдала. Только на четыре года мужа и пережила.
Когда Вася сообщил эту новость и не увидел на лице Гены особой скорби, сказал:
— В деревне шум стоит! Твоя родня наследство делит! Наталья Федоровна перед смертью бредила! Так в бреду наговорила, что богатства у нее несметные!
И золото в ячейке, и счета в банках, и дом с участком во владении, а не в аренде, как у всех!
Так Мишка твой в город ездил, чтобы все до копейки учесть. А на поминках он набрался, так я под шумок все документы перефотографировал!
Ты ж сын, имеешь право на долю! Завещания-то нет! Сходи к нотариусу, пусть он все запросит, а ты потом предъявишь! Деньги лишними не бывают!
Так Гена принял решение съездить на родину и встретиться, наконец, с родней.
Да и внутренний голос твердил:
— Глядишь, снова семья будет у тебя большая! Вы ж родные люди!
Прием Гену, мягко говоря, шокировал.
— Сейчас-то понятно, чего вернулся! Денежек захотел! – Миша криво улыбнулся. – Денежки все любят!
— Вижу я, что вы за эти самые денежки друг друга поубивать готовы, — вздохнул Гена. – И не только меня, что меня двадцать лет не было, но и брат брата, с которыми бок о бок всю жизнь!
— Без тебя разберемся! – воскликнула Оля. – И смысл было тебе приезжать? Подал бы в суд, что тебе доля причитается…
— Хотя это мы тут вкалывали, для маменьки деньги зарабатывали! — добавила Лена. – Так что, если по-честному, тебе ничего не должно достаться!
— Тебе тоже, — фыркнул Миша. – Ты ж то беременна, то рожаешь! Пятерых родила, а работать тебя не загнать! Тоже мне!
Гена встал, подошел к столу и выложил из папки одинокий лист бумаги.
— Это отказ от наследства. А приезжал я, чтобы на вас посмотреть. Я все думал, что это мать с отцом вас так настраивали, что вы друг друга ненавидели.
А теперь вижу, что не в них было дело, а вы сами по себе такие. Я все двадцать лет, что в городе прожил, говорил, что сирота.
А при такой родне, так лучше сиротой мне и оставаться! Прощайте!
И Гена вышел из дома. А проходя под окнами, услышал:
— Если на него делить не надо, то, сколько нам причитается?
Внутренний голос пристыжено молчал. С такой родней, так лучше сиротой. И даже годы их не смогли изменить. Вот какими были двадцать лет назад, такими и остались. В другом вопрос, а были ли они хоть когда-нибудь родными?
И годы – не указ
Отдам квартиру вместе с дедушкой