Я сюда жить не напрашивалась, меня мать с отцом сюда вселили,

Когда Катя впервые переступила порог новой квартиры, купленной в ипотеку, в мыслях было только одно: наконец-то начнётся их с Лёшей собственная жизнь. Без ежедневных звонков его матери, без постоянных визитов родственников, без чужих правил. Она осторожно поставила коробку на пол, сдула с лица выбившуюся прядь и улыбнулась.

– Всё наше, – шепнула она Лёше, который суетливо распаковывал кухонную утварь. – Никого, только мы.

Тогда она ещё не знала, что мечты о тихом семейном счастье долго не продержатся.

Первые звоночки прозвенели через полгода.
Однажды вечером Лёша, крутя в руках чашку, неловко пробормотал:

– Катюш, надо бы Таню временно к нам взять… Ну, ненадолго. Она с мужем разошлась.

Таня, младшая сестра Лёши, была ему почти дочерью: родители родили её на закате своих лет, а он нянчил, кормил, возил на кружки. Катя уважала их связь, но жить втроём? В однушке? Она сдержала недовольство, сказала тихо:

– На сколько временно?

Лёша пожал плечами:

– Ну… пока не найдёт квартиру. Она потерянная сейчас, понимаешь…

Катя не понимала, но согласилась. Потому что так делают жёны, которые любят.

Таня въехала в воскресенье. Не с одной сумкой, а с двумя чемоданами, тремя пакетами и кошкой в переноске. С порога раздалось:

– Ну что, теперь я ваша соседка! Где тут моё место?

Катя натянуто улыбнулась и помогла расставлять вещи. Кошку выпустили — та тут же запрыгнула на диван, оставив на обивке кучу шерсти.

Вечером, пока Катя мыла посуду, Лёша и Таня наперебой рассказывали друг другу истории из детства. Смеялись, перебивая. Катя сидела за столом, крутя в пальцах чайную ложку. Чувствовала себя лишней в собственном доме.

Поначалу она списывала всё на стресс Тани.
Та действительно выглядела потерянной: ходила в спортивных штанах, бесконечно жаловалась на жизнь. Катя терпела. Прятала раздражение вежливой улыбкой.

Но шли недели, а Таня не торопилась искать квартиру. Более того, начинала вести себя как полноправная хозяйка.

– Я тут твоё полотенце взяла, моё ещё не высохло, – кидала на ходу.

– Я кофе последний допила, купите новый.

– Надо бы шкафы переставить, так удобнее будет.

Лёша слушал с готовностью. Иногда даже соглашался без обсуждения. Катя же каждый день ощущала, как сужаются её личные границы.

Через два месяца Таня попросила брата занять ей денег на «первоочередные нужды».
Катя услышала разговор случайно — проходя мимо кухни. Таня, всхлипывая, говорила:

– Ну кто, если не ты, Лёшенька? Ты ж всегда обещал, что поддержишь меня…

Лёша мялся, кивал, а потом снял с их общего счёта тридцать тысяч.
Катя узнала об этом уже постфактум, увидев смс из банка.

– Почему ты не сказал? – спросила она вечером, пытаясь держать голос ровным.

– Да что там тридцать тысяч, Катюш… Родная сестра, ей тяжело.

Катя молчала. Словно ледяная глыба выросла между ней и мужем.

Конфликт назревал, но вылился наружу позже.

Однажды вечером, когда Катя вернулась с работы усталой, Таня поставила её перед фактом:

– Я тут решила, что буду работать из дома. Компьютер уже притащила. Буду в большой комнате сидеть, мне для работы нужно пространство.

Большая комната. Та самая, в которой стояла их двуспальная кровать, их книги, их уют.
Катя сглотнула:

– Таня, но это же наша спальня.

– Ну и что? – Таня вскинула голову. – Переночевать можно и на кухне. Я же не навсегда.

Когда Катя рассказала об этом Лёше, тот только вздохнул:

– Потерпи немного, она потом съедет.

Только вот «немного» превращалось в бесконечность.

Через три месяца Таня не только не искала квартиру — она начала приводить домой подруг.
Шумные компании, гогот, перегар по вечерам.
Однажды Катя увидела, как Таня преспокойно в их с Лёшей постели переписывается с кем-то, ногой отодвигая её аккуратно сложенные пледы.

В ту ночь Катя долго смотрела в потолок.
Лёша, казалось, ничего не замечал. Или не хотел замечать.

«Это ведь только временно», – шептала себе Катя, натягивая одеяло до подбородка.

Она тогда ещё надеялась.

Когда Таня заболела и пролежала три дня с температурой, Катя ухаживала за ней: варила бульоны, приносила лекарства, меняла мокрые полотенца на лбу. Лёша был благодарен, обнимал Катьку за плечи, шептал:

– Ты у меня золотая…

Но стоило Тане встать на ноги, как благодарность испарилась, а требовательный тон вернулся.

– Купи мне мёд и лимоны, – сказала она Кате, протягивая список.

– Таня, я работаю до семи, у меня нет времени, – мягко возразила Катя.

– Ну и что? Я ж болела! – надулась золовка. – Тебе жалко, что ли?

Катя скрипнула зубами. Лёша опять промолчал.

Той осенью Таня без спроса организовала вечеринку на их кухне. Притащила двух подруг и двух парней — малознакомых, шумных, пахнущих табаком. Катя вернулась с работы и застыла на пороге.

Грязные тарелки на столе, окурки в пепельнице, залитая вином скатерть.
На её стуле сидела какая-то незнакомая девица, накинув её плед на плечи.

Катя закрыла глаза, чтобы не взорваться.

– Это что такое?! – спросила она, стараясь не повышать голос.

Таня, хихикая, махнула рукой:

– Ой, расслабься. Мы сейчас всё уберём.

Лёша был где-то в другой комнате. Катя медленно сняла куртку, прошла на кухню и начала собирать грязную посуду. Каждое движение давалось с трудом, каждая тарелка в руках казалась тяжелее молота.

Позже, когда они легли спать, Катя тихо сказала:

– Лёш, я больше не выдержу. Так нельзя жить.

Он обнял её, прижавшись лбом к плечу:

– Потерпи, Катюш. Скоро всё наладится.

«Скоро» превратилось в зиму.

К Новому году Таня попросила Лёшу… оформить на неё часть собственности на дачу родителей. Мотивировала тем, что «он же всегда обещал», а она «и так обделённая».

Катя узнала об этом случайно, услышав их разговор в коридоре.

– Ну а кто, если не я, Тань? – растерянно говорил Лёша. – Но это же надо с Катей обсудить…

– Ой, да брось! Что она понимает! Ты мне обещал ещё в детстве. Ты всегда был мне вместо отца.

Катя прижалась к стене, сжав кулаки.
Их жизнь превращалась в постоянную торговлю обещаниями, данными когда-то маленькой девочке, которая теперь умела ловко ими манипулировать.

На семейном ужине у родителей Лёши, в начале января, Таня в присутствии всех язвительно прокомментировала:

– Вот уж не думала, что у нас Катя такая жадная.

Катя вздрогнула.

– В смысле? – переспросила она.

Таня, усмехнувшись, вскинула брови:

– Ну, кто же сестре мужа что-то жалеет? Или у вас теперь семья отдельно от нас?

В комнате повисла тяжёлая тишина. Все смотрели то на Таню, то на Катю.

Катя медленно поставила вилку на тарелку.

– У нас семья — я и Лёша. И решения мы принимаем вдвоём.

Таня усмехнулась, бросив взгляд на брата:

– Ну да. А Лёша у нас, видно, теперь подкаблучник.

Лёша покраснел. Катя сжала зубы так сильно, что заболели скулы.

В феврале Таня открыто заняла почти всю квартиру: её косметика стояла в ванной, её зарядки валялись в коридоре, её книги лежали на обеденном столе.

Катя перестала чувствовать, что это её дом.

Однажды она купила новое постельное бельё — нежно-сиреневое, в мелкий цветок. Мечтала об этом комплекте месяц. Когда в выходные она решила его постелить, Таня фыркнула:

– Фу, как у бабушки. Застелила бы нормальное что-нибудь.

Катя стояла в дверях, глядя, как Таня без спроса меняет её простыни на какие-то свои старые.

– Таня, это моё бельё! – не выдержала Катя.

Таня обернулась:

– Ну извини. Я просто не могу на это смотреть.

Лёша, стоящий за её спиной, развёл руками:

– Катюш, ну не ссорьтесь…

Катя почувствовала, как что-то внутри хрустит, как ломается ветка под тяжестью снега.

В марте случилась кульминация.

Таня затеяла в квартире ремонт — переклеить обои в коридоре, «пока есть время и силы». Без спроса.
Катя пришла домой с работы и увидела снятые обои, грязь на полу, пыль в воздухе.

Таня стояла в халате и с энтузиазмом мазала стену клеем.

– Ты с ума сошла?! – выдохнула Катя. – Кто тебя просил?

– Я просто хотела как лучше! – Таня развела руками. – Здесь всё старое и убого!

Катя впервые не сдержалась:

– Это наш дом! Мы решаем, что здесь делать! Мы!

Вбежал Лёша, началась ссора на повышенных тонах. Таня всплеснула руками, закричала, что её никто не ценит, что ей негде жить, что она брошенная и несчастная.

– Я сюда жить не напрашивалась! Меня мать с отцом сюда вселили! – огрызнулась Таня напоследок.

И эта фраза застряла в воздухе, тяжёлая, как ком грязи, запущенный в лицо.

Катя замолчала. Лёша смотрел то на сестру, то на жену. И не делал ни шага ни в одну, ни в другую сторону.

После той ссоры Таня заперлась в комнате, громко хлопнув дверью. В квартире повисла гнетущая тишина, будто вместе с воздухом из неё вытянули все силы.

Катя молча мыла пол, собирая крошки старых обоев, обрывки скотча, капли клея. Руки дрожали. Лёша бродил за ней, что-то неуверенно бормоча, но Катя не слушала.

В ту ночь они с Лёшей спали на кухне. Таня заперлась в большой комнате, словно хозяин дома. Лёша укрыл Катю одеялом, положил ей руку на плечо.

– Потерпи немного, Катюш… – снова шептал он.

Катя лежала с открытыми глазами, глядя в потолок.

«Потерпи» – сколько раз она это слышала? И сколько ещё будет терпеть?

Весна наступила тяжёлая.
Таня не только не собиралась съезжать — она начала приводить в квартиру нового ухажёра. Громкоголосого мужика в кожанке, который открывал холодильник без спроса и хрустел чипсами на их диване.

– Он будет иногда ночевать, – сказала Таня в лоб, словно это само собой разумеется.

Катя выдохнула:

– Ты издеваешься?

– А что такого? Я не мешаю. У вас же любовь-морковь, а я одна…

Лёша опять промолчал.

В мае Катя начала снимать квартиру без ведома мужа. Просто искала объявления в обеденный перерыв, представляя, как собирает свои вещи в сумку и хлопает дверью.

Потом возвращалась домой и смотрела на Лёшу: измученного, затравленного, стоящего между сестрой и женой, не способного выбрать.

Однажды вечером она решилась на разговор.

Они сидели на балконе. Катя обняла колени, Лёша курил, смотря куда-то в даль.

– Лёш… я не могу так больше. Нам нужно жить отдельно от Тани.

Он помедлил.

– Понимаешь… я ей обещал. Когда родители умерли, я поклялся, что всегда буду рядом…

Катя вскинула голову:

– Ты поклялся быть мужем мне. Ты со мной расписался. Перед кем ты несёшь ответственность в первую очередь?

Лёша не ответил. Только затушил сигарету в банке из-под йогурта.

Летом Таня окончательно обосновалась как хозяйка.

– Я решила, – сказала она однажды за ужином. – Буду делать кухню под себя. Ставлю микроволновку сюда, плиту туда, и полку для моих специй.

Катя смотрела, как Лёша кивает, даже не оглядываясь на неё.

«Под себя». «Моя кухня». «Мои специи».

Катя встала из-за стола, пошла в комнату, закрыла дверь.

Позже, лёжа в темноте, она думала: «Это никогда не закончится. Лёша не прогонит её. Никогда. Я у него не первая. Я у него вторая, после неё».

В августе Таня затеяла масштабный праздник в честь своего дня рождения.
Позвала всех знакомых, всех родственников, даже бывших коллег. О Катю почти никто не вспоминал, приглашали через голову, будто она просто случайный жилец.

Катя целый день готовила еду, убирала квартиру, накрывала стол. Когда гости начали собираться, Таня гордо ходила между ними, громко смеясь, восхищаясь сама собой.

И в какой-то момент, выпив третью рюмку, Таня, сидя в центре компании, вдруг сказала:

– Хорошо хоть здесь меня приняли… А то некоторые, – она кивнула в сторону кухни, где стояла Катя, – некоторые-то думали избавиться.

Все захихикали.

Катя почувствовала, как внутри поднимается волна ярости, обиды, отчаяния.

Она вышла на балкон и прислонилась лбом к холодному стеклу.

«Это их дом. Их семья. Их правила. А я…»

Поздним вечером, когда гости ушли, Катя подошла к Лёше.

– Я ухожу, – сказала спокойно.

Он вскочил:

– Куда?!

– К себе. Туда, где меня будут уважать.

Он растерянно заморгал: