Ты мне не мать, и советы твои мне по боку,

— Ну, вы же сами сказали, что это временно, — голос Тани дрожал от усталости.

— Временно — это когда неделя. А прошло уже два месяца, и конца не видно, — вмешалась свекровь, не отрывая взгляда от телевизора.

Когда Вера Сергеевна переехала к ним, всё выглядело невинно. «Врачи в поликлинике ошиблись с диагнозом. Придётся подлечиться в городе», — объяснял Вадим. В пригородной поликлинике ей выписали направление на обследование в областную больницу, и сын предложил пожить у них — мол, зачем мотаться.

В тот момент Таня только вздохнула — сдержанно, чтобы Вадим не заметил. Она не возражала: здоровье — дело важное. Но про себя подумала, что максимум на пару недель.

Прошло два месяца. Квартира была двушка в ипотеку: спальня — их с Вадимом, в зале сделали уголок для Лёшки, их шестилетнего сына. А теперь в этом зале хозяйничала Вера Сергеевна. На диване — её плед, её лекарства на подоконнике, её «передачки» с дачи в пакете у двери, её тапки, выкинутые к Таниному коврику: «Я не люблю, когда ноги проскальзывают по ламинату».

Лёшка переехал в спальню, на раскладной кровати у шкафа. Таня — словно на съёмной квартире. Готовка, уборка, воспитание — всё по Вериному сценарию.

— Ну зачем ты жаришь на сливочном? — Вера подглядывала в кастрюлю, будто Таня тайком подсыпала туда яд.

— Лёшке так нравится.

— Лёшке нравится чупа-чупс, так что теперь, давать на завтрак?

Поначалу Таня старалась держаться. Отвечала мягко, уступала, стирала мамины халаты отдельно, покупала те самые йогурты, что она ела по утрам. Вера не работала: официально на пенсии, но до болезни трудилась в аптеке, знала себе цену, не жаловалась на жизнь. Только теперь, как переселилась, всё чаще хваталась за поясницу и «подозрительную тяжесть в боку».

Один раз Таня предложила съездить в платную клинику — провериться. Та обиделась:

— Ты считаешь, я симулирую? Ну конечно, у вас тут жизнь молодая, а я — как чемодан без ручки.

Вадим после этих слов исчезал с работы позже, чем обычно. Иногда — поужинать не успевал. Уверял, что цейтнот на проекте. «Мы это всё быстро разрулим. Ты потерпи немного», — шептал, целуя Таню в лоб.

Таня терпела. Только ощущение своей квартиры ускользало. Ощущение себя — тоже.

— Мам, а бабушка будет жить с нами навсегда? — спросил Лёшка перед сном.

— Почему ты так решил?

— Она свои книжки на мою полку положила и мои карандаши убрала. Сказала, я уже большой. А мне те с динозаврами нравились.

Таня гладила его по волосам. Слов не находилось. Сын улавливал то, что даже Вадим старался не замечать.

На третий месяц начались разговоры о деньгах.

— Выключай за собой свет, электричество по счётчику идёт, — свекровь стояла в коридоре, щёлкая выключателями. — В ванной вообще полночи горит.

— Я Лёшке ночью включаю, чтобы он не боялся, — сказала Таня.

— Пусть учится. Воспитывать надо. Он уже в школу скоро. Не маленький.

Потом дошло до холодильника.

— А зачем ты покупаешь эти колбаски? Они вредные. Лучше бы мясо варёное.

— Колбаски — для Вадима, он берёт на работу.

— Так он же не маленький, сам себе купит. А вы знаете, сколько вы тратите? Я прикинула — вы больше двадцати тысяч в месяц на еду спускаете! И это без учёта моих закупок.

Таня замерла.

— Вы… считали?

— А что такого? Я ради интереса. Вон, смотри: два раза «Пятёрочка», раз «Магнит», и онлайн-доставка… Я ж не упрекаю, просто беспокоюсь. Вы ж ипотеку ещё платите.

— Мы сами справляемся, — тихо сказала Таня.

— Справляетесь… Пока я тут, справляетесь. А если меня не будет? Вы хоть откладываете? Я бы на вашем месте…

В этот момент Таня просто встала и ушла в спальню. Захлопнула за собой дверь. И не вышла до утра.

Ближе к весне Вера Сергеевна занялась «порядком».

— Я тут прибрала в шкафу. У тебя столько лишнего! Эти кофты уже растянуты, зачем их держать? И те джинсы с дыркой… выбросила.

— Они были мои любимые, я в них дома ходила!

— А зачем дома как пугало ходить? Я вот раньше в халате шелковом по дому ходила, а не в этих… обносках.

Таня выдохнула. И снова промолчала. Потому что иначе — скандал. Потому что «ты что, орёшь? при ребёнке?». Потому что Вадим опять будет мямлить про «давайте жить дружно».

Но внутри — уже что-то копилось. И это что-то было тяжелее даже вины, раздражения или злости. Это было бессилие.

В апреле Таня всерьёз задумалась о переезде. Мысль была абсурдной: куда? Как? С ипотекой, с ребёнком, с работой, к которой привязана… Но она ловила себя на том, что всматривается в объявления на «Циане» и «Авито», глядит на однушки в съём, даже в пригороде, даже без ремонта — главное, чтобы с тишиной.

Молчаливой, нормальной тишиной. Без комментирования ужина, критики её платья, без окольных фраз про «современных матерей», «девочек, выросших без стержня» и «вот поэтому у вас всё сыпется».

— А я думала, у тебя есть высшее образование, — пожала как-то плечами Вера Сергеевна, когда Таня на секунду запнулась, объясняя Лёшке домашнее задание.

— У меня два, — сквозь зубы бросила Таня.

— Ну, бывает и так. Учёба — это ведь не показатель ума.

На майские свекровь решила устроить генеральную уборку. Без предупреждения. Просто в выходной Таня вышла из спальни, а в зале — гора сложенных вещей.

— Что это?

— Разбираю хлам. Это вон, Лёшкино, тут уже маленькое — в детский дом можно отдать. А это — старые скатерти, у тебя же есть новые.

— Я сама разберу.

— А чего тянуть? Я ж дома, чем-то помочь хочется.

Скатерть, которую Вера достала, была Танина, из приданого. Её мама шила вручную.

— Пожалуйста, не трогайте без меня, — голос дрожал.

— Так я ж добра хочу. Всё для вас, а вы как будто врага в доме держите.

Вадим на всё это только качал головой. Иногда говорил Тане:

— Ну не хочешь — скажи ей сама. Я не могу между вами быть судьёй.

— Ты уже не между, ты давно там, — как-то сорвалось у неё. Он не ответил.

В июне Таня решила взять отпуск. Не поехать никуда — просто быть дома. Оторваться от работы. Заняться собой, сыном.

— Я теперь дома, значит, можно помочь, — Вера была не против. Только помощь её выражалась в контроле.

— Ты куда?

— В поликлинику.

— Ты в этой блузке пойдёшь? Ну… не знаю. Там же люди.

— Я к врачу, а не на подиум.

— Я бы на твоём месте хоть немного губы подкрасила. Ну… чтобы выглядеть женщиной, а не мамой. А то Вадим как посмотрит на других — и…

Таня не дослушала. Вышла, хлопнув дверью.

В разгар жары Лёшка подцепил вирус. Ничего серьёзного — температура, слабость. Таня ушла на больничный. Лежали вдвоём, мультики, чай, обтирания.

Вера Сергеевна заходила в комнату каждые полчаса.

— Он вспотел! Ты что, укрыла его?! Так нельзя!

— Таня, что ты ему дала? Это сироп с красителем! Я почитала!

— У него сбивается режим, ты понимаешь? Он потом не встанет в сад!

— Перестаньте! — наконец не выдержала Таня. — Я его мать! Я знаю, как ему лучше!

— Мать? Вот именно. А ведёшь себя как нянька. Ты его распускаешь. Мужчины вырастают из мальчиков, а не из кукол. Ты хочешь, чтобы он был слабым?

Вечером Таня, не раздеваясь, села на край кровати. Лёшка спал. Она смотрела в окно. Горло было сжато. Всё, что она хотела — чтобы её оставили в покое. Не на час, не на день. Просто — вернули обратно её жизнь.

В середине месяца к ним нагрянула сестра Веры Сергеевны — тётя Оля.

— Надо бы ей комнату выделить, она же после операции.

— Где? — удивилась Таня.

— Ну… пусть Лёшка у тебя в комнате спит, ты на раскладушке, а Оля — на диване. Ей спина важна.

Вадим промолчал. Как обычно. А Таня поняла, что её даже не спросили. Не предложили — поставили перед фактом.

Собралась ночью. Села за стол. Достала старую тетрадь, ту, где вела расходы и планы. Открыла первую страницу. Написала: «Что я могу сделать».

Съёмная квартира — дорого. Но, возможно. Сменить школу — рано. Поговорить с Вадимом — надо. Последний пункт обвела жирной чертой: «Ультиматум. Или я, или мама».

В пять утра легла. В семь проснулась — Вера громко разговаривала по телефону на кухне.

— А Таня? Она хорошая, да, но всё сама по себе. И хозяйка не очень. Всё держится на мне, на мне!

Таня выдохнула. Она знала: дальше так быть не может.

Когда Вадим вернулся вечером с работы, она не стала тянуть.

— Нам нужно поговорить.

Он кивнул, сел.

— Я не выдерживаю. Я не живу — я прячусь. Здесь — у себя дома.

Вадим промолчал. Потом сказал:

— Мамина ситуация… ты же понимаешь, она болела, у неё никого нет.

— Она не больна. Ей просто удобно. Ты это знаешь.

Он снова ничего не сказал. Таня продолжила:

— Я больше не могу. Не могу, чтобы моё слово ничего не значило. Чтобы ты стоял в стороне. Если это твой выбор — я ухожу. Либо ты берёшь на себя ответственность.

Он смотрел на неё долго. Потом поднялся, как-то по-детски потер шею:

— Я поговорю с ней.

Через два дня Вера Сергеевна впервые за весь период собралась в поликлинику одна. Вернулась с кислым лицом, не разговаривала. Потом, за ужином, сказала:

— Я решила, что с августа перееду. Нашлась комната. Пока на время.

Вадим кивнул. Таня только посмотрела в тарелку.

— Конечно, я понимаю: невестка должна быть главной. Это теперь нормально. Мужики молчат, женщины командуют. А я… я переживу. Я не гордая. Мне важно, чтобы у вас было всё хорошо.

Она даже не плакала. Просто смотрела пристально, с обидой, будто ждала извинений. Таня молчала.

Вечером Вадим сказал:

— Мам просто тяжело, ты же знаешь.

Таня повернулась к нему:

— Мне — тоже.

Август наступил жарким. Вера Сергеевна уехала молча. Без обниманий, без «спасибо». Просто встала с утра, забрала пакеты, взглянула на Таню и сказала:

— Ну, не скучайте. Мне всё равно жить недолго.

— Мам… — начал Вадим, но Таня сжала его руку.

— Пусть идёт. Всё будет так, как она хочет. Она всегда добивается своего.

Первые дни после отъезда было ощущение, будто воздух стал легче. Не надо слушать, как кто-то передвигает тапки. Не надо объяснять, что ты ешь, во что одета, как говоришь с ребёнком. В доме стало… тише.

Лёшка стал чаще улыбаться. Сам вытащил те самые карандаши с динозаврами из коробки:

— Мам, давай дом рисовать? С балконом. Где мы вдвоём. И с бассейном, если можно.

Но Вера не исчезла. Она писала Вадиму каждый день. То — голосовые, то фото препаратов, то вопросы:

— Вы что, совсем не скучаете?

— Лёшка обо мне вспоминает хоть?

— У тебя новая женщина? Таня, наверное, рада — не я в квартире.

Он начал ходить по комнате, нервничал. Отвечал сдержанно, но отвечал. Таня видела: он втягивается обратно в её привычную воронку.

В один из вечеров он сказал:

— Может, всё-таки проведать её?

— Проведай. Но один.

А через неделю свекровь заявилась неожиданно. С пакетом фруктов и коробкой с таблетками.

— Я просто на часик. У меня тут недалеко дела. Решила заскочить.