— Ты тут больше не живешь, — Валентин смотрел спокойно на Таню. — Дай матери вздохнуть спокойно.
— Я ей не мешаю, пропусти, — Таня не собиралась сдаваться.
Она попыталась оттолкнуть сожителя матери, но тот не сдвинулся с места.
— У меня там вещи, — не унималась Таня.
— А, точно, вещи, — Валентин на пару секунд закрыл двери, потом открыл и выкатил чемодан. — Тут всё. Больше не появляйся.
Таню воспитывала мама, отца у девочки никогда не было. Бабушка тоже была всегда рядом. Она и помогала, когда требовалось, учила Танину мать и тоже воспитывала.
— Мало ремня в твоем детстве было! — ворчала бабушка. — Где пропадаешь? Девку одну дома оставила.
— Мама, не начинай!
Тамара, мама Тани, не очень жаловала свою мать и не любила, когда та приходила и начинала ее учить жизни.
— Таньке уже семь, а я с подружками сидела. И вообще, имею я право на личную жизнь?
— Не имеешь! — кричала бабушка. — Сначала ребенка воспитай, в жизни ей всё дай, а потом строй свое женское счастье.
Видимо, Тамара принимала слова близко к сердцу, обижалась, но идти против матери не хотела.
Таня окончила девять классов, поступила в техникум в другом городе и уехала от матери.
Тогда-то Тамара и занялась своей личной жизнью. Валентин появился практически моментально.
Через три года Таня окончила техникум и вернулась домой насовсем.
Девушка поднялась на третий этаж и застыла у двери. Ее ключи не подходили.
Она знала, что мама живет с Валентином. Даже видела его несколько раз во время приездов домой.
Но не думала, что он стал самым главным человеком для матери.
Таня постучалась, звонок не работал.
Дверь открыла не мама, которая знала, что дочь должна вернуться, а ее сожитель.
— Ты тут больше не живёшь, — сказал он спокойно, будто сообщал о погоде. — Дай матери вздохнуть спокойно.
— Я ей не мешаю. Пропусти.
Она шагнула вперёд, но он не отступил. Валентин был крупнее, выше, с тяжёлым взглядом.
— У меня там вещи, — попыталась сдержаться. — И я тут всю жизнь прожила!
— А, точно, вещи, — кивнул он и захлопнул дверь прямо перед её носом.
Через минуту распахнул снова, выкатил чемодан.
— Тут всё. Больше не появляйся. Считай, закончена твоя жизнь в этой квартире.
Валентин закрыл двери и повернулся к Тамаре.
— Ну вот, решил я твою проблему. Танька сейчас поедет к бабке и будет за ней ухаживать. А ты всё думала, как подойти к дочери и как попросить, сказать. Даже говорить ничего не пришлось.
Тамара довольная кивнула. Действительно, Валентин помог ей решить проблему. Они сэкономят деньги на сиделке и в итоге получат квартиру.
Таня взяла чемодан и медленно спустилась вниз. Бабушка открыла сразу, будто ждала за дверью.
— Наконец-то. Я уже думала, не приедешь. Тамара сказала, что ухаживать за мной будешь.
А у меня давление опять скакнуло, — она заторопилась внутрь, не замечая, как Таня застыла на пороге.
— Чайник только что вскипел. Проходи, руки помой.
У Тани не было выбора. Жаловаться бабушке она не привыкла, поэтому и не рассказала, как она оказалась тут.
— Хорошая ты выросла. Не зря я вас всех ругала. Вот только мать твоя…
О матери они старались не говорить. Тамара появлялась редко, заходила на пять минут, проверяла, как справляется дочь.
— Вот, для тебя постаралась, помощницу тебе отдала, — улыбалась Тамара, не обращая внимания, что дочь с ней даже не разговаривает и старается не смотреть в ее сторону.
— Так и скажи, — бабушка словно не понимала, как и что произошло. — Жизнь свою налаживаешь.
— Вообще, мама, — Тамара скрестила руки на груди. — Твое условие было, чтобы Танька выросла. Она выросла. Имею я право на свою жизнь? Валентин, между прочим, жениться на мне собрался.
Тамара уходила и хлопала дверью, а бабушка стояла и еще долго смотрела ей вслед. То ли о чем-то думала, то ли вспоминала. Но всегда что-то бормотала. Таня первое время не обращала внимания, а потом прислушалась.
— Надо было с юности нормально жизнь строить. Оставила девку одну, так и недолго, про меня забудешь.
Однажды, когда Таня пришла домой позже обычного, она застала бабушку в слезах. На столе — выписка из поликлиники. Диагнозов было много.
— Недолго мне осталось, Тань. — Бабушка говорила спокойно, как всегда. — Но ты не бойся. У тебя всё будет.
Таня расстроилась, бабушка ей была родным человеком и думать о чем-то плохом не хотелось.
— Ба, да мы тебя вылечим, не переживай.
Но через неделю женщина слегла.
После этого Таня начала ночевать в кресле рядом. Мерила давление в полусне, не отпускала руку даже ночью.
Бабушка таяла — каждый день по чуть-чуть, но не жаловалась. А потом пришла Тамара.
Явилась, как хозяйка.
— Мама, поговорить надо. Не встаешь уже? Значит, я вовремя.
Бабушка лежала, еле приподнявшись на подушках. Тамара положила перед ней бумаги:
— Вот, я всё подготовила. Тут дарственная. Просто подпиши. Потом мне легче будет — и ухаживать, и вообще.
— А ты ухаживать собралась? — с трудом выговорила бабушка. — После тридцати лет отдыха?
— Мам, ну я же дочь.
— Дочь… — тихо повторила она. — Таня тут. Таня со мной. Таня знает, какой рукой я ложку держу, и где у меня таблетки лежат. А ты?
Тамара замолчала.
— Не будет подписи. Забери свои бумаги и вон отсюда. — Голос бабушки дрожал, но взгляд был стальной.
Тамара ушла. Больше не появлялась.
Через три недели бабушке стало хуже. Настолько, что даже Таня не справлялась одна. Приходила сиделка, помогали соседи. Таня не жаловалась. Просто была рядом.
В один из вечеров, когда в доме было особенно тихо, бабушка вдруг сказала:
— Квартиру я на тебя оформила, всё тебе достанется. Матери не думай уступать. Лучше вообще ее не пускай.
Таня плакала.
Через два месяца Таня осталась в квартире одна. Она завела фикус, как у бабушки был. Повесила её передник у плиты. И в один из дней всё-таки позвонила матери.
— Я не отдам тебе квартиру. Но если захочешь — можешь прийти. Просто… в гости.
— Ты с ума сошла? — услышала она в ответ. — Я же твоя мать!
— Нет, ты просто женщина, которая меня родила.
Она выключила телефон.
Таня возвращалась с работы поздно. В руках — две сумки: в одной продукты, в другой — лекарства, которые бабушке больше были не нужны.
Уже неделю квартира стояла тихая, холодная. Таня будто жила в музее, где всё знакомо, но ничего нельзя трогать.
Она открыла дверь и вздрогнула: на кухне свет. А там — Тамара. Сидит за столом, пьёт чай из бабушкиной чашки. Как у себя дома. Рядом — сумка с документами.
— Ты чего тут делаешь? — Таня поставила сумки в прихожей.
— Я? — мать даже не повернулась. — Пришла поговорить. Вопрос решить.
Таня молча присела напротив. Уже знала, что услы́шит, но хотела дать шанс.
— Слушай, — начала Тамара, деловито вытаскивая бумаги. — Я всё оформила. Квартира была мамина, но она ведь хотела, чтобы она осталась в семье.
А ты здесь временно. У тебя своя жизнь будет, выйдешь замуж, уедешь. А я — её дочь. Я родная кр овь.
— Кр.овь? — Таня усмехнулась. — А где ты была, когда бабушка кашляла ночами? Когда давление скакало? Когда я её из ванны на себе вытаскивала?
— Не надо истерик, — отрезала мать. — У всех своя жизнь. Я тебя одна растила, между прочим! А она всегда лезла, ставила палки в колёса. А теперь ты хочешь всё прибрать к рукам?
— Мне ничего не нужно. Я не за квартиру здесь сидела, а потому что она была мне ближе.
Мать скривилась.
— Сантименты оставь. Жильё — это вопрос будущего. Я не молодею, мне нужна стабильность. А ты — найди себе угол. Снимай, как все. Работай. Бабушка бы этого хотела.
— Нет, не хотела бы, — перебила Таня. — Она хотела, чтобы я была дома. Чтобы у меня был свой угол, хоть где-то. А ты… Ты вспоминаешь о семье только когда надо оформить что-то на себя.
Тамара поднялась из-за стола:
— Послушай, девочка. Я — мать. И если ты думаешь, что будешь жить здесь, а я буду на улице — ошибаешься.
У тебя есть выбор: или ты освобождаешь квартиру добровольно, или я иду в суд. Там разберутся, кто тут настоящая наследница.
— Иди, — спокойно сказала Таня. — Только помни: ты меня уже однажды выгнала. Второго раза не будет.
Теперь я — не семнадцатилетняя девочка. И если ты хочешь бороться — борись. Но не рассчитывай, что я сдамся.
— Ты пожалеешь.
— Я уже пожалела. О том, что когда-то ещё пыталась тебя любить.
Мать схватила сумку, каблуками застучала по линолеуму и вышла, не оглядываясь.
Таня осталась сидеть в кухне, всё ещё чувствуя запах бабушкиных травяных сборов и слыша тиканье старых часов.
Она не плакала. Просто налила себе чай в ту самую чашку, которую мать только что держала, и сказала вслух:
— Я здесь жить буду. А замки завтра сменю.
Брак по расчету (часть 4 – заключительная)