Когда Лена с Димой купили квартиру, они даже не представляли, что жить в ней будут не вдвоём. Долго копили, отказали себе во всём: не летали отдыхать, поменяли старую машину на бюджетную подержанную, даже свадьбу отложили на потом. Но зато взяли двушку в хорошем районе — не новостройка, но кирпичный дом, спокойные соседи, зелёный двор. Мечта.
Лена с замиранием сердца выбирала плитку на кухню. Всё делали сами: стены, полы, натяжные потолки. Чуть ли не на коленке, но с душой. В выходные Дима таскал мешки с цементом, а Лена после работы шкурила откосы. Устали, но были счастливы.
Переехали в апреле, а уже в мае грянул первый сюрприз. Позвонил Костя — родной брат Димы:
— Мы с Веркой приедем на недельку, поживём у вас. Ну а чё, вы ж теперь в своей квартире?
Лена напряглась. Костя — это всегда была отдельная тема. У него своё понимание жизни: поработал — устал, можно и год передохнуть. Менял работы, как перчатки. Верка — жена — ничем не лучше. Хозяйка из неё никакая, зато в телефоне пропадает днями. Их дети — Кирилл (шесть лет) и Соня (три) — шумные, неуправляемые, с вечными липкими руками.
— А почему не к твоей маме? — осторожно спросила Лена, когда Костя повесил трубку. — У неё ведь трёшка.
— Говорит, там ремонт затеяла, ванну меняют, шум, грязь. А у нас — простор, чистота. Ну и… дети ваши обои не испортят, они уже большие, — с ухмылкой добавил Дима, подражая брату.
Лена сглотнула. Хотелось сказать: «Я не для этого эту квартиру мыла каждый день!» Но промолчала. Попросил брат — ну что ж, перетерпим неделю.
Костя с Веркой приехали в воскресенье вечером, на такси, с двумя чемоданами, двумя рюкзаками, детской коляской и пакетом, в котором был кипятильник, баночка растворимого кофе и банка шпрот. Дети, как и ожидалось, носились по квартире, как угорелые. Соня тут же разлила компот на ковёр, Кирилл облизал экран телевизора.
— Ой, у вас тут так уютненько! — сказала Верка, стаскивая с ног кроссовки прямо посреди коридора. — А ванна просто космос, как в отеле!
Ночевали они в зале. Лена со скрипом в душе сложила диван, постелила свежее бельё. Уже тогда её кольнула мысль: «Почему мне так неловко в своей же квартире?»
С понедельника началось. Верка просыпалась часов в десять, плелась на кухню, оставляя за собой след из крошек и пустых упаковок. Костя курил на балконе. Детей никто особенно не воспитывал. Ванна была занята почти всё утро — Верка то красила ногти, то делала маски. Лена приходила после работы и первым делом мыла раковину от засохшей зубной пасты и ванну от детских игрушек.
— Ты ей скажи, — прошипела Лена однажды Диме. — Я устала. Я хочу прийти домой и не искать тапки по всей квартире.
— Ну, они же на недельку всего… Потерпи.
К пятнице «неделька» не закончилась. Наоборот — Костя сказал, что им надо «немножко задержаться».
— У нас тут… ситуация, — начал он с видом заговорщика. — Меня с последней работы подставили, а Верку сократили. Нам надо подыскать что-то, а пока… ну, ты ж брат!
— Я думал, вы у мамы будете, — Дима всё ещё пытался говорить спокойно.
— У мамы аллергия на детей, ты же знаешь! И вообще, Лена — молодец. Так вкусно готовит! Мы ж с Веркой как в санатории!
Лена на кухне слышала всё. Молодец. Санаторий. Хотела бы она увидеть санаторий, где каждый вечер хозяйка выносит мусор, моет плиту от чужого жира и стирает чужие носки.
Вечером в субботу, когда Лена попросила Верку вытереть за дочкой кашу с пола, та глянула на неё с удивлением:
— Ты такая хозяйственная… Мы бы так не смогли. Мне вот с детьми некогда, да и уборка — не моё.
Лена замерла. В груди вскипала злость.
— А готовить — это твоё? — тихо спросила она. — Или тоже не твоё?
— Да мы же гости! — воскликнула Верка, будто это всё объясняло.
Следующую неделю Лена жила как в дурном сне. Утром — в ванную не попасть. Вечером — в холодильнике пусто. Она готовила на всех, стирала, убирала, а Костя и Верка «искали работу». С телефона. На диване. За кофе и пирожками.
Коллега по работе, Марфа Егоровна, заметила:
— Ты чего такая тень ходячая? Сбежала б ты куда, в санаторий!
Лена хотела засмеяться, но слёзы подступили. Вечером она решила поговорить с Димой.
— Я так больше не могу. Я не домработница. Это наш с тобой дом. Я не хочу заходить сюда и чувствовать себя чужой.
Дима молчал, как будто слова Лены не доходили до него.
— Они скоро уйдут, — только и сказал он.
Но в тот вечер, когда Лена пришла домой и увидела, как Верка стрижёт себе ногти над кухонным столом, она поняла: ничего они не собираются.
Третья неделя началась с конфуза. В понедельник Лена обнаружила, что её туфли на каблуке валяются под вешалкой, а на одном сбит каблук.
— Кирюха играл, он их как машинки запускал, — равнодушно сказала Верка, вытирая с губ йогурт.
— Это были мои туфли в театр, — тихо ответила Лена, но Верка уже снова уткнулась в телефон.
Лена поставила туфли на полку, на всякий случай в коробку, и пошла варить суп. В обед Костя вывалился на кухню, чихнул и прямо из кастрюли зачерпнул ложкой:
— Горяченькое. Ты молодец, Лена. Надо же, и работаешь, и варишь. Верка у меня такая — не умеет ничего, кроме как красиво выглядеть.
Лена медленно поставила крышку на кастрюлю и вышла из кухни, чтобы не сказать чего-то лишнего. Вечером они с Димой сидели в комнате, и она сказала:
— Дим, это переходит все границы. Он ест из кастрюли. Его дети лазают в мою косметичку. Верка даже посуду за собой не моет. Я устала.
Дима смотрел в пол.
— Он мой брат.
— А я — кто тебе? — спросила Лена.
В выходные к ним в гости зашла Зоя Сергеевна, соседка снизу. Женщина прямая, на пенсии, но с ясным умом.
— У вас дети бегают как сумасшедшие. Я не против — дети есть дети. Но у меня люстра трясётся. Вы их хоть чуть приструните?
Лена извинилась, покраснела. А Костя, стоявший в дверях, вдруг фыркнул:
— А что вы хотите — дети не на поводке! У вас, может, скучно, вот и люстра трясётся от тоски.
Зоя Сергеевна глянула на него с презрением и, ничего не ответив, развернулась и ушла.
— Ты с ума сошёл? — зашипела Лена. — Это наша соседка! Ты здесь не хозяин!
— А ты чего такая нервная? — усмехнулся Костя. — Мы не на всю жизнь. Расслабься.
В понедельник Дима пришёл домой с напряжённым лицом.
— Мама позвонила. Говорит, Костя у неё уже полгода не платит ни за коммуналку, ни за продукты, когда у неё жил. Ещё и орал, когда она попросила его убираться. Ты знала?
— Я вообще думала, что он человек, а не паразит, — отрезала Лена.
— Мамина знакомая предложила ему работу — что-то по складскому учёту. Он отказался, сказал, что график “не мужской”. А ещё, кажется, у них долги.
Лена посмотрела на мужа. Что-то в нём начало сдвигаться. Он выглядел усталым, как будто проснулся после долгого сна.
Попытка поговорить с Костей прошла… вяло.
— Слушай, Костя, — начал Дима вечером на кухне. — Нам надо определиться с датой, когда вы съедете. Лена устала, и я тоже. Это не навсегда же?
Костя жевал котлету.
— Чё ты начинаешь? Мы же семья. Неужели тебя жена науськивает?
— Нет, я сам. Вы тут как на курорте, а мы вкалываем. Не так это должно быть.
— А ты, значит, в белом пальто? Ты один устал? Да мне вообще сейчас тяжело. И денег нет, и дети, и страна в кризисе.
— Ладно, — Дима сжал кулаки. — До конца недели. Вы съезжаете.
— Да мы уже почти нашли варик. Ещё пару деньков.
«Пару деньков» тянулись ещё полторы недели.
Лена в эти дни держалась на честном слове и успокоительных. Её раздражало всё: как Верка крошит хлеб на стол, как Кирюха швыряет подушки, как Соня пищит на одной ноте двадцать минут подряд. Особенно бесила пассивная агрессия.
— Лен, ты ж молодец, всё на тебе. Я бы, наверное, давно свихнулась, — говорила Верка, лёжа на диване с сериалом.
Или:
— Надо же, у тебя такая сила воли — готовить и не ныть. А я бы плакала.
Лена всё чаще ловила себя на мысли: если она не выговорится — она взорвётся. И взорвалась.
Это случилось в субботу. Лена мыла полы, когда Соня пробежала по ним в ботинках, следом Костя вылил себе чай и не вытер, а Верка устроила селфи-фотосессию прямо в ванной. Лена подошла и сказала:
— Так больше не будет.
— В смысле? — подняла брови Верка.
— Я устала. Вы живёте у нас, как в гостинице. Вы не помогаете, вы не считаете нужным даже уважать нас. Завтра вы уезжаете. Всё. Хватит.
Костя, который только что вошёл в кухню, усмехнулся:
— Серьёзно? Ты теперь тут главная?
— Да. В этой квартире — да.
— Ну ладно, — пожал он плечами. — Обиделись. Бывает. Мы ж тут временно. Не гони волну.
— Завтра. До вечера.
— Ну, посмотрим, — сказал Костя, отхлебнув чай.
Тем вечером Дима сказал:
— Я тебя поддержу. Завтра они уедут. Я им сам всё скажу.
Лена села на диван и впервые за долгое время почувствовала лёгкость. Ещё ничего не произошло, но как будто забрезжил свет в конце этого липкого, шумного, выматывающего тоннеля.
Утром воскресенья Лена проснулась раньше всех. На кухне было прохладно. Она заварила себе кофе, села у окна и впервые за долгое время услышала тишину. Ту самую, что когда-то была её личной победой — после переезда, ремонта, первой ночи в «настоящем доме».
Она просидела так минут двадцать, пока из комнаты не вышел Костя. Потягивался, зевал.
— Уф… Спал, как младенец, — протянул он и полез в холодильник. — А у вас йогурт есть? И яйца бы сварить…
Лена ничего не ответила. Просто встала, ушла в спальню и закрыла дверь.
— Скажи ты, — прошептала она Диме. — Сейчас. Не потом.
Дима вышел в коридор и, видно, сразу позвал Костю. Слышались приглушённые голоса, потом уже громче:
— Ты хочешь сказать, чтоб мы прямо сейчас собирались?
— Да. Сегодня. Мы с Леной это решили.
— То есть, ты так, без предупреждения? Мы ж семья!
— Предупреждения были. И разговоры были. Вы здесь месяц. Вы не ищете жильё. Вы просто… зависли.
Костя вздохнул.
— У нас дети. Маленькие. Это же не просто — собраться и уйти.
— А нам просто — жить с вами в одной квартире, где ты ешь из кастрюли, а твоя жена даже чашку за собой не моет?
Наступила тишина. Потом раздался голос Верки:
— Что, выгоняете, да? А ещё — семья!
Сборы шли в молчании. Верка швыряла вещи в сумку, Кирюха орал, Соня ревела. Костя ходил по квартире, будто на похоронах.
— Никогда бы не подумал, что ты так с братом обойдёшься, — буркнул он Диме в коридоре. — Мы ж не просто гости были. Мы — родные.
— А родные так не делают, — отрезал Дима. — Ты у мамы полгода сидел, теперь у нас месяц. Что дальше?
— Да ты не парься. Мы не в обиде. Вы просто… не те, какими я вас знал.
Лена услышала это из кухни. Она мыла плиту — в который раз. Её трясли руки. Не от злости, а от облегчения.
К обеду они ушли. Без «спасибо», без «до свидания». Коляска застряла в дверях, Верка выругалась. Костя хлопнул входной, и Лена наконец выдохнула.
На следующий день она мыла полы, перестирывала бельё, протирала выключатели, дверные ручки, холодильник. Потом — две недели тишины. Ни звонков, ни сообщений. Только свекровь однажды написала: «Могли бы и потерпеть, всё-таки родные. Костя — не чужой человек».
Лена ответила одно слово: «Хватит».
Прошёл месяц. Жизнь наладилась. На выходных они с Димой ездили в лес, гуляли, пекли булочки. Стало легче дышать, и даже шутить начали друг с другом.
А в конце сентября, как гром среди ясного неба, Костя объявился снова.
— Привет! — воскликнул, будто ничего не случилось. — Мы тут по делам в вашем районе, зайдём на денёк?
Лена молча протянула трубку Диме. Тот надел на себя маску спокойствия, но голос был холодный:
— Костя, нет. У нас гости. Места нет.
— Ну ладно, чё сразу так… Окей, сами справимся.
Лена подумала, что всё. Что поняли. Но ошиблась.
Через три дня, во вторник, когда она пришла с работы, в квартире уже были Верка и дети. Сидели на кухне, ели бутерброды. Костя в зале смотрел телевизор. Его ботинки стояли на чистом коврике у входа.
— Вы что здесь делаете?! — прошептала она, не веря глазам.
Костя даже не обернулся. Просто громко рассмеялся, открыл холодильник, достал колбасу и сказал с наглой ухмылкой:
— А мы не уезжать приехали, — и полез в холодильник.
Лена стояла, вцепившись в дверной косяк.
В груди — холод, в голове — пустота.
Дима вошёл в кухню, увидел Ленино лицо…
И всё.
Славянские посиделки, или как мы с черногорцами менталитетом мерились