Когда Вика с Серёжей брали ипотеку на двушку в новостройке, они честно понимали: придётся затянуть пояса. Молодая семья, зарплаты средние, особенно у Сергея — инженер в полугосударственной конторе, где задержки по выплатам стали почти традицией. Вика работала бухгалтером в частной фирме, получала чуть больше мужа, но об этом старалась не упоминать. Только с недавних пор ей начало казаться, что он всё равно знает — и почему-то злится.
Светлана Аркадьевна, свекровь, в разговоре про ипотеку поначалу сделала вид, что не вмешивается. Потом предложила «помочь»: отдать свою старую однушку в аренду, а деньги — им. На словах выглядело великодушно, на деле — обернулось пожизненной подпиской на благодарность.
— Без нас бы вы по съёмным углам мотались, — любила напоминать она в разговоре с подругами и соседками. Обязательно в присутствии Вики.
Однажды Светлана Аркадьевна приехала «на недельку» — якобы на осмотр в больницу. Колено болело. Больницу она благополучно проигнорировала, зато сразу стала наводить в квартире свой порядок: переставила кастрюли, спрятала специи, выкинула половину Викиных контейнеров — «у них крышки не закрываются нормально».
Вика молчала. Стиснув зубы, смахивала слёзы ночью на кухне. Она верила, что «это всё временно», что надо быть терпимей. Потом Светлана Аркадьевна уехала. Но ненадолго.
Через месяц вернулась, уже «на восстановление после падения». Серёжа сам поехал за ней на вокзал, закинул чемодан в багажник, помог выйти из машины. Всё бы ничего, но Вика узнала о её визите за два дня до этого, и то — случайно, подслушав звонок.
— Мам, да не, Вике-то чё, она не против. У неё ж понимание, — говорил муж в трубку.
Нет, Вика была не против. Она была в ярости.
Но сдержалась.
Через неделю начались утренние перепалки.
— А ты почему Артёмке не даёшь кисель на ночь? Ему полезно!
— Потому что он потом писается в кровать, Светлана Аркадьевна, — сухо отвечала Вика.
— Так может, вы просто неправильно его приучаете. Я вот Серёжку к горшку в полтора года приучила — и ни разу мимо!
Вика только тяжело выдохнула и ушла в ванную, прихватив телефон. Она читала статьи про личные границы, про то, как отстаивать своё мнение, про то, что «вы имеете право», но на практике эти слова звучали глупо. Особенно когда человек, против которого их надо применять, живёт у тебя в спальне, потому что детская — занята ребёнком.
Через месяц Светлана Аркадьевна сказала, что ей тут лучше дышится, чем в их «вонючем районе», и что врачи рекомендовали «чистый воздух и заботу близких». А Вика с Сергеем тем временем поссорились из-за денег — свекровь, оказывается, «по мелочи» одалживала у Серёжи на лекарства, продукты и одежду, но в итоге это вылилось в кругленькую сумму.
— Мы бы могли заплатить лишнюю ипотечную, если бы ты не носился с мамой, как с ребёнком! — бросила Вика в сердцах.
— Она же болеет! У неё давление! Хочешь — чтоб я между вами выбирал?
— Я хочу, чтобы ты выбрал себя. И подумал, как ты жить собираешься.
На следующий день Светлана Аркадьевна вдруг обронила за обедом:
— Может, вы пока на время ко мне переедете? Моя квартира хоть и старая, но своя. А здесь видно — вам тесно. Я и сама съеду, к подруге на дачу. Или к Зое Сергеевне на пару недель…
Вика подавилась супом. Серёжа уставился в тарелку.
Квартиру они купили с предчувствием свободы, а теперь жили в ловушке, где ни шкаф не откроешь без согласования, ни кефир не поставишь на полку без укора.
И Вика начала считать.
Сколько раз за месяц она услышала «я ради вас», «я для вас», «вам без меня — как без рук».
Сколько раз Серёжа «не заметил» её обиды.
Сколько дней она чувствовала себя чужой в своей же квартире.
А потом Светлана Аркадьевна залезла в их почту.
И это стало точкой невозврата.
Это был обычный вечер. Артём смотрел мультики, Вика с планшетом разбирала отчёты, Серёжа залипал в телефоне. Светлана Аркадьевна подошла к ноутбуку на кухонном столе, якобы поискать рецепт печенья, который «точно где-то тут был».
Вика заметила, что страница загружена с её почтой. Сначала ничего не сказала — пыталась убедить себя, что это случайность. Но когда наутро обнаружила в «открытых» письма с банковскими выписками, переписку с подругой и даже сообщение от начальника, стало ясно: это не случайность, а слежка.
— Светлана Аркадьевна, — Вика подошла к ней на кухне. — Пожалуйста, не лезьте в мои личные письма. Это некрасиво.
— Это вы, Вика, некрасиво разговариваете со старшими, — не моргнув, ответила свекровь. — У меня, между прочим, сердце. Я не хотела ничего плохого. Просто увидела, что компьютер включён.
— Компьютер включён, потому что я с ним работаю.
— А что, мне теперь с разрешения дышать? Да что ты себе позволяешь…
Разговор перерос в крик. Серёжа влетел из комнаты:
— Да что вы обе орёте? Ребёнка напугали!
— Твоя мать читала мою почту, Серёжа!
— Я случайно! — не растерялась Светлана Аркадьевна. — А она на меня орёт, как на служанку какую!
— Мне всё это надоело! — взорвался он, хлопнул дверью и ушёл.
Позже Вика позвонила подруге Даше.
— Это ненормально, когда она ходит по дому и проверяет, какие у меня трусы сушатся, и громко говорит, что «бельё неполное»?
— Конечно ненормально, — ответила Даша. — Слушай, ты ей скажи: хочешь жить с нами — живи по нашим правилам. Или съезжай. Всё. Ты хозяйка в доме.
— Да я уже как квартирантка тут. Даже еду готовлю с опаской. Вчера сварила чечевицу — так она дважды на кухню зашла и громко нюхала. Потом сказала, что в подъезде теперь воняет столовой.
С каждым днём напряжение нарастало. Свекровь стала демонстративно жаловаться на самочувствие: «давление подскочило из-за скандалов», «не могу спать, когда на меня так смотрят», «у вас тут аура тяжёлая». Один раз даже вызвала себе скорую. Врачи не нашли ничего серьёзного, но Светлана Аркадьевна сказала: «Они просто молодые, ничего не понимают. А ты, Серёжа, сын или нет?»
После этого Серёжа неделю почти не разговаривал с Викой. Артём стал нервным, плаксивым. Даже воспитательница в детском саду намекнула, что мальчик стал более тревожным.
— Что у вас дома происходит? — осторожно спросила она. — Вы с мужем ладите?
Вика покивала, соврала. Стыдно было признаться, что их «дом» — это теперь поле боя.
Через пару дней Вика заметила, что её банковская карта исчезла. Потом нашлась — в кошельке, но положена была в другое отделение. Небольшая трата в списке — аптека у дома. Но ведь у Светланы Аркадьевны есть своя карта. Почему она пользуется Викиной?
— Я взяла всего сто рублей, Вика. Это что, такая проблема? Раньше как-то добрее были.
— Раньше вы у меня не жили, — тихо сказала Вика.
— Ох, как же я вам мешаю! Как бельмо на глазу!
Эти слова были сказаны на глазах у Артёма. Мальчик испугался, расплакался. Светлана Аркадьевна театрально упала на диван.
— Мне плохо. Вот, сердечко опять. Где мои таблетки?
Серёжа прибежал, поднял матери ноги, сунул под язык таблетку. Вике даже не взглянул в глаза.
Они больше не говорили друг с другом. Перестали обсуждать дела, планировать, смеяться. Всё стало рутинным и натянутым. Светлана Аркадьевна варила суп, раскладывала его по порциям, вытирала стол и громко вздыхала. Каждый день.
Вика не могла больше.
И тогда она приняла решение.
— Мы уедем на выходные в санаторий, — сказала она мужу. — Я взяла путёвки. Тебе, мне и Артёму. Нам надо отдохнуть.
— А мама? — спросил он неуверенно.
— А мама — взрослый человек. Сама решит, как ей быть.
Светлана Аркадьевна устроила скандал. Кричала, что её выгоняют, что ей некуда идти, что она не доживёт до понедельника.
— Мне одной в квартире оставаться страшно! — вопила она.
— Тогда вернётесь к себе, Светлана Аркадьевна, — впервые спокойно и твёрдо ответила Вика. — Там вы жили двадцать лет. Вам там всё родное.
— Да вы просто хотите меня сплавить! Наглая, бессовестная! Серёжа, ты слышал?!
Он молчал. А потом взял чемодан и пошёл собирать вещи Артёма.
Вика смотрела на него и поняла: он не на её стороне. Он просто устал. Ему было всё равно, лишь бы не было истерик.
Они уехали. Два дня тишины показались Вике раем. На третий день пришло сообщение:
«Ты меня предал. Больше на порог не пущу. Забудь, что у тебя есть мать».
Серёжа молча прочитал, положил телефон экраном вниз.
После возвращения в квартиру Вика почувствовала, что воздух в ней изменился. Казалось, стены немного расслабились, как будто с них сняли напряжённые мышцы. Светланы Аркадьевны не было. Ни вещей, ни запаха её крема, ни журнала с закладкой на последней странице.
— Она уехала к своей подруге в Жуковский, — сухо сказал Серёжа, разуваясь в прихожей. — Сказала, что с нами жить больше не будет. И вообще, ей срочно нужно сменить обстановку, «пока не поздно».
Вика не ответила. Прошла в кухню, увидела чистый стол без кружки со следами губной помады, без крошек. Зашла в ванную — и там всё на своих местах. Даже шампунь её никто не переставил.
— Значит, обиделась, — только и сказала она вечером, когда они укладывали Артёма.
— Значит, да, — кивнул Серёжа. — Но ты же этого хотела?
Вопрос прозвучал как упрёк. Вика не нашлась, что ответить. Она не хотела войны. Она хотела уюта. Защищённости. Хотела, чтобы её дом был местом силы, а не полем боя.
Прошло две недели. Светлана Аркадьевна не звонила, не писала. Но новости о ней поступали — через родственников, через знакомых. Якобы слегла, якобы обиделась, якобы «её вытурили на мороз».
На день рождения Артёма она не пришла.
— Ну и ладно, — сказал мальчик, — она меня в прошлый раз наругала, что я лужу сделал.
Вика сжала губы.
После праздника позвонила двоюродная сестра Сергея:
— Слушай, ты бы хоть приехала к ней. Она совсем расклеилась. И потом, какая бы она ни была, она же мать.
Вика сдержалась, не ответила, что та «мать» не считалась ни с ней, ни с их правилами, ни с правом на личную жизнь.
Весной Светлана Аркадьевна внезапно появилась на пороге. Без предупреждения. С чемоданом.
— Ты же говорила, что больше не приедешь, — сухо произнёс Серёжа, но мать его как будто не услышала.
Прошла внутрь, оглядела квартиру, поставила чемодан рядом с тумбочкой.
— У Зины аллергия на мою мазь, пришлось уехать. Я не мешаю, просто побуду недельку-другую. У меня ещё обследования.
Вика была на работе, когда Серёжа позвонил ей. Голос у него был напряжённый:
— Она приехала. Я не знаю, что делать. Говорит — временно.
— Пусть снимает квартиру, если ей негде. У неё же сдана своя — значит, доход есть. Или вернёт арендаторам ключи.
— Ну ты же понимаешь, — начал он. — Она не привыкла…
— А я привыкла?! — вспыхнула Вика. — Я привыкла, что посторонний человек диктует, в какой комнате мне сушить бельё, что класть в суп и с кем говорить?!
После работы Вика вернулась домой, где в коридоре стоял тот самый чемодан. Артём смотрел мультики, Светлана Аркадьевна занимала кухню. Всё как раньше.
Вика молча зашла, прошла мимо. Но внутри дрожало.
Позже она позвонила знакомому юристу, спросила, можно ли как-то ограничить проживание родственника в квартире, если она — не собственник. Ей объяснили: формально Светлана Аркадьевна — гостья, и если проживание затянется, можно написать заявление о нарушении порядка совместного проживания.
— Хочешь, чтоб я полицию вызвала? — спросила она у мужа.
Он молчал.
Через неделю Вика просто не выдержала. Села за стол, положила перед собой лист бумаги, ручку и сказала:
— Я больше так не могу. Или ты решаешь с матерью, или я съезжаю.
— Куда?
— Сниму. Или поеду к сестре. Я больше не собираюсь здесь жить, как в казарме. Я устала.
Серёжа снова ничего не ответил.
На следующее утро Светлана Аркадьевна, обиженно поджав губы, сообщила:
— Я уезжаю. Раз тут такие условия. Раз вам тут тесно. Я не мешаю, но, видно, меня никто не хочет.
Потом было молчание. Потом хлопанье дверцей шкафа. Потом — тишина.
И вот спустя три недели после её «второго отъезда» Вика, проснувшись утром, пошла на кухню, заварила чай, подошла к календарю, где отмечали график Артёма — кружки, тренировки, занятия. И вдруг увидела на обратной стороне бумажку, приколотую булавкой. Тщательный почерк, знакомый до дрожи:
«9-е — приезжаю.
10-е — в поликлинику.
12-е — надо вымыть холодильник.
14-е — сдача анализов».
Список шёл дальше.
Вика смотрела, не веря. Потом услышала шаги мужа за спиной. Он прочитал через плечо, и тут же отвернулся.
— Ты знал?
— Нет. Только сейчас вижу.
Вика сняла бумажку, положила на стол. Помолчала. А потом вдруг достала из ящика фломастер, взяла календарь и с усмешкой громко сказала:
— А что, вы теперь у нас по расписанию жить будете?
Тишина после этих слов была тяжёлой, как замёрзшая глина.
Вика знала: всё только начинается.
– На незваного гостя не припасена и ложка, – сказал отец