— Мама, как ты могла?! — Ирина швырнула на стол пачку документов, от которых пахло свежей типографской краской. — Ты переписала дачу на Светку?!
Нина Петровна поджала губы и отвернулась к окну. За стеклом моросил октябрьский дождь, размывая очертания яблонь в саду — тех самых, которые когда-то сажал отец. Двадцать лет прошло, как его не стало, а деревья всё плодоносят, словно хранят память о его заботливых руках. В этом году уродилось особенно много антоновки — его любимых яблок.
— Да, переписала. И что? — её голос звучал устало, но твёрдо. В последнее время она часто ловила себя на мысли, что говорит интонациями мужа — такой же спокойной непреклонностью. — Это моя собственность, и я вправе распоряжаться ею как хочу.
— Твоя собственность? — Ирина рассмеялась, и от этого смеха у матери похолодело внутри. Такой же смех был у неё в детстве, когда она, обиженная, убегала к себе в комнату. — А кто последние пять лет платил за ремонт? Кто крышу перекрывал? Кто забор новый ставил? Я каждый месяц по пятьдесят тысяч сюда вкладывала! Можешь в банке выписку посмотреть!
— Ира, прекрати истерику, — в дверях появилась Светлана, младшая сестра. Она только что приехала с работы, всё ещё в своём учительском костюме, купленном на распродаже три года назад, с потрёпанной сумкой, набитой тетрадями пятиклассников. — Ты же знаешь, что у мамы проблемы со здоровьем. Ей нужен постоянный уход.
На плече у Светланы висела ещё одна сумка — с продуктами. Каждую пятницу она приезжала с работы прямо сюда, готовила маме еду на неделю, раскладывала по контейнерам. «Как в самолёте,» — шутила мать, но послушно ела порцию за порцией.
— А, так вот в чём дело! — Ирина резко развернулась к сестре. От резкого движения её дизайнерские часы блеснули в лучах заходящего солнца. — Ты решила на этом сыграть? Конечно, удобно — живёшь в городе, раз в месяц приезжаешь с детьми на выходные, и вдруг — бац! — становишься владелицей дачи с участком в двенадцать соток! Да тут одна земля три миллиона стоит! А дом? А гараж? А теплица?
Пятнадцать лет назад
— Пап, ну куда нам теплица? — Ирина морщила нос, глядя на чертежи отца. — Сейчас всё в магазине купить можно.
— Доча, свое всегда вкуснее, — отец раскладывал на столе схемы, которые сам начертил. Инженер до мозга костей, он всё делал с точностью до миллиметра. — Да и деньги сэкономим.
— Деньги… — Ирина закатила глаза. — Вот вечно у вас так — экономить, копить, откладывать. Жить-то когда?
Светка сидела тут же, помогала отцу считать материалы. Она всегда была рядом — и когда теплицу строили, и когда первый урожай собирали. А Ирина уже тогда рвалась в свою «большую жизнь» — институт, карьера, замужество…
Пять лет назад
Нина Петровна сидела в больничной палате, разглядывая трещины на потолке. После инсульта правая сторона тела слушалась плохо, речь восстанавливалась медленно. Рядом на тумбочке стоял термос с домашним бульоном — Светлана приносила каждый день, варила ни свет ни заря перед работой.
Младшая дочь приходила каждый вечер после уроков — кормила с ложечки, читала книги, помогала делать упражнения. От неё пахло мелом и дешёвыми духами, которые она покупала в магазине возле школы. Её телефон постоянно звонил — двое сыновей-подростков требовали внимания, муж-дальнобойщик проверял, как дела.
После развода Светлана так и не вышла замуж снова. «Не до того,» — отмахивалась она, когда мать заводила разговор о личной жизни. Всё время занимали школа, дети, подработки репетитором…
Ирина звонила из своего Питера, обещала приехать, но всё никак не получалось — то дети болели, то проекты горели. «Мамочка, я тебе денег на лекарства перевела,» — говорила она. — «Ты держись там! И сиделку хорошую найми, не экономь!»
— Мам, я договорилась с риелтором, — сказала как-то Светлана, осторожно расчёсывая спутанные после долгого лежания материнские волосы. Седины в них становилось всё больше. — Можно продать твою квартиру и купить две однушки — тебе и мне. Будем жить рядом, я смогу помогать.
— Нет, — Нина Петровна покачала головой. — Квартира пусть останется Ире. Она старшая.
Светлана промолчала, только крепче сжала мамину руку. В коридоре надрывно кашлял сосед по палате, медсестра гремела капельницами. Из приёмного покоя доносились крики — кого-то привезли на скорой.
Десять лет назад
— Мам, представляешь, Андрей контракт в Питере подписал! — Ирина светилась от счастья. На безымянном пальце сверкало новое обручальное кольцо с бриллиантом — подарок мужа на пятилетие свадьбы. — Мы переезжаем! Квартиру здесь продадим, там что-нибудь присмотрим…
— А как же я? — тихо спросила мать.
— Ой, мам, ну ты что! Мы будем приезжать! И ты к нам будешь ездить! — Ирина порхала по квартире, складывая вещи в фирменные чемоданы. — Светка же здесь остаётся, будет за тобой присматривать.
Светлана тогда как раз развелась с мужем, снимала комнату в коммуналке с двумя сыновьями. Еле сводила концы с концами на зарплату учительницы начальных классов. Старший сын требовал новый компьютер — в школе все смеялись над его древним ноутбуком. Младший перерос всю одежду, нужно было срочно покупать новую…
Двадцать лет назад
— Девочки, идите прощаться, — позвала их мать.
Отец лежал, осунувшийся, почти прозрачный. Рак съедал его изнутри стремительно, безжалостно. Последние дни он почти не приходил в сознание, но сейчас его взгляд был ясным.
— Береги маму, — сказал он Ирине. — Ты старшая…
— Конечно, папочка, — она прижалась к его руке, стараясь не замечать, какой холодной она стала.
— А ты, Светка… ты сильная. Ты справишься, — его пальцы слабо сжали ладонь младшей дочери.
Настоящее время
— Ты всегда её больше любила! — Светлана не выдержала. — Всегда! Ей — трёхкомнатную квартиру в центре, мне — комнату в коммуналке. Ей — высшее образование, мне — «денег нет, иди работать после школы». Ей — новая шуба на выпускной, мне — перешитое платье! А теперь ты удивляешься, что она даже не приехала, когда ты в реанимации лежала?
— Не смей! — Ирина шагнула к сестре. — Не смей попрекать меня! Я каждый месяц деньги присылала! На лекарства, на сиделку, на ремонт… Думаешь, в Питере деньги с неба падают? Я по двенадцать часов в офисе сижу!
— Деньги, деньги, деньги! — Светлана всплеснула руками. — Всё, что ты можешь — это деньги слать! А кто капельницы ставил? Кто судно выносил? Кто по ночам дежурил, когда у мамы давление скакало? Кто её из реанимации забирал? А ты даже трубку не взяла, когда я звонила!
— Девочки, перестаньте, — Нина Петровна пыталась подняться с кресла, но ноги не слушались. На журнальном столике звякнули многочисленные пузырьки с лекарствами. — Я же не просто так решила…
— Конечно, не просто так, — Ирина горько усмехнулась. — Светка тебе все уши прожужжала, как ей тяжело жить. А то, что я последние годы все деньги в эту дачу вкладывала — это ничего? Я думала, она нашим детям достанется… У меня, между прочим, тоже дочь растёт! И она эту дачу любит!
— Твои дети и так не бедствуют, — парировала Светлана. — У твоего мужа свой бизнес, дом в пригороде Питера. А у меня что? Съёмная квартира и зарплата учительницы? Мои мальчишки даже на море ни разу не были! Знаешь, как Димка плакал, когда его в школе дразнили из-за старого телефона?
На кухне звякнул чайник. Никто не двинулся с места. В воздухе повисло тяжёлое молчание, прерываемое только тиканьем старых часов — подарок отца на серебряную свадьбу. Они давно спешили на пять минут, но никто не решался их подвести — отец всегда говорил, что часы как сердце, их нельзя трогать неумелыми руками.
Три года назад
— Мам, я привезла обои, давай в следующие выходные поклеим, — Ирина разложила на столе каталог. — Смотри, какие красивые! Французские, между прочим. Андрей в командировку ездил, специально привёз.
— Ириш, может не надо? — устало спросила мать. — Старые ещё хорошие…
— Надо-надо! И пластиковые окна поставим. Я уже договорилась. И веранду застеклим. Будет как в журнале! Вот, смотри, я дизайнера пригласила, она проект сделала…
Вечером, когда Ирина уехала, Нина Петровна долго сидела в темноте. Старшая дочь прилетала раз в два месяца, привозила подарки, затевала ремонты. Всё делала с размахом, по-богатому. А младшая просто приходила каждую субботу — варила суп, мыла полы, слушала бесконечные рассказы о болячках. И каждый раз уходила в своём единственном демисезонном пальто, экономя на маршрутке…
Настоящее время
— Значит так, — Ирина выпрямилась, поправляя дорогой кашемировый шарф. — Я подаю в суд. Это называется «недействительная сделка под влиянием заблуждения». Мама явно не понимала, что подписывает. У меня хороший адвокат, он уже изучил документы.
— Прекрасно она всё понимала! — вспыхнула Светлана. — Просто наконец-то решила по справедливости… Ты хоть понимаешь, что делаешь? Ты же маму в суд потащишь! Её сердце этого не выдержит!
— По справедливости? — Ирина расхохоталась. — Ладно. Я пошла. Встретимся в суде. И да, я забираю маму к себе в Питер. Раз уж ты теперь хозяйка дачи, нечего тебя обременять уходом за больной.
— Что?! — Светлана побледнела. — Ты с ума сошла? Какой Питер? Мама даже до поликлиники с трудом доезжает! Ей каждый день уколы нужны, массаж, процедуры… Все врачи здесь, вся история болезни!
— Ничего, найдём врачей и в Питере. Зато с внучкой будет видеться чаще. Машенька по бабушке скучает, — Ирина достала телефон, демонстративно набирая номер. — Алло, Андрей? Да, всё как я и думала. Готовь документы для суда. И еще — надо маму забрать к нам. Да, совсем. Организуй перевозку, ладно?
Она говорила громко, чётко, явно специально чтобы все слышали. В трубке раздавался встревоженный голос мужа, но его слов было не разобрать.
Нина Петровна сидела, бессильно опустив руки на колени. Перед глазами проплывали картины прошлого: вот девочки качаются на самодельных качелях, которые отец повесил между яблонь. Вот Ирина собирается на выпускной — красивая, уверенная в себе, готовая покорять мир. А вот Светлана читает сказку своим мальчишкам прямо здесь, в старом кресле…
А теперь эти родные девочки готовы разорвать друг друга из-за денег. Из-за имущества. Из-за старой дачи, которая отцу досталась еще от его родителей.
Она пыталась что-то сказать, но губы не слушались. Только сердце колотилось гулко и неровно, отдаваясь болью в левой руке.
— Мамочка! — Светлана первая заметила, как побледнела мать. — Тебе плохо? Сейчас, сейчас…
Она бросилась к сумке за лекарствами, рассыпав по дороге тетрадки. Красные учительские пометки разлетелись по полу как осенние листья.
— Валидол… нитроглицерин… — дрожащими руками Светлана выуживала из сумки лекарства. — Ира, вызови скорую!
Ирина застыла с телефоном в руках, глядя, как мать хватает ртом воздух. В эту секунду с неё слетел весь лоск, вся столичная уверенность. Перед креслом стояла испуганная девочка, не знающая, что делать.
— Мама, пожалуйста, держись, — Светлана поднесла таблетку к маминым губам. — Сейчас всё будет хорошо…
Она обняла мать за плечи, и Нина Петровна вдруг почувствовала тот же запах дешёвых духов, что и в больнице. Такой родной, такой успокаивающий…
За окном продолжал моросить дождь. Старые яблони качали ветвями, словно качали головами, глядя на этот нескончаемый семейный раздор. Где-то в глубине сада мелькнула рыжая кошка — та самая, которую отец когда-то принёс с работы котёнком. Теперь она была старая и полуслепая, но всё ещё жила здесь, храня память о прежних, счастливых временах.
В тишине надрывно звонил телефон — наверное, Андрей пытался перезвонить. Но никто не спешил брать трубку. Сёстры застыли по обе стороны от материнского кресла, и на их лицах застыл один и тот же вопрос: что же теперь будет?
Одолеть надоевшую родню