Когда Анна возвращалась с работы в пятницу вечером, она мечтала только о тишине. Целую неделю зашивалась: новый бухгалтер в отпуске, отчетность, звонки. Хотелось просто снять кроссовки, налить чаю и провалиться в диван под пледом. Но у подъезда её уже ждала свекровь с чемоданом, а рядом — сестра мужа, Лена, с дочкой лет восьми.
— Ну вот и мы, — бодро сказала Лена, будто они не опоздали на день, не звонили с утра по сто раз, и не просили «всего на пару ночей».
Анна едва заметно напряглась.
— Где Вадим? — спросила она, кивая в сторону подъезда. Мужа дома не было. Это уже настораживало.
— Он сказал, ключ у тебя, — с улыбкой ответила Лена. — А ты чего так смотришь? Мы же предупреждали!
Анна помнила, как две недели назад свекровь звонила Вадиму: мол, у них отключили горячую воду, а в Лениной квартире начались какие-то «трубы». Тогда Анна была на дежурстве и не участвовала в разговоре. Вадим сказал, что «пусть приедут на пару дней, не бросать же».
Они поднялись на этаж. Анна открыла дверь. В квартиру ворвался запах дешевых духов и что-то вроде курицы с чесноком — оказывается, свекровь уже приготовила ужин, пока они ждали Анну во дворе.
— Я думала, вы только сейчас приехали? — насторожилась Анна.
— Мы с Леной решили не сидеть без дела, — пожала плечами свекровь. — Вон, наготовила — не благодарите!
На кухне было жарко и жирно. В кастрюле варились макароны, на сковородке шипели котлеты, и кто-то явно оставил крышку на половину открытой. Всё это происходило на фоне новой белой скатерти, которую Анна купила буквально вчера.
Лена скинула кроссовки в прихожей так, что одна из них перекрыла проход. Дочка — Полина — уже неслась в зал, в тапочках Анны.
— Ты же обещала, что ненадолго, — сказала Анна мужу вечером, когда он наконец-то пришёл.
— Я и думал, что так, — развёл руками Вадим. — Но у Лены реально беда с трубами, сантехник сказал, минимум неделя.
— И у мамы как назло воду отключили, ага. Совпадение прямо.
— Ну а что делать? Это же семья…
Анна взяла себя в руки. Ладно, неделя — можно потерпеть. Всё-таки родня. Но к утру поняла, что дело пахнет бедой.
В субботу с утра Анна вышла из спальни и застыла. Полина рисовала фломастерами на журнальном столике. Без подложки. Скатерть уже была испорчена. На полу — осколки какой-то чашки.
— Полина! Ты что творишь?! Где мама?
— Тётя Лена в ванне, — сказала девочка и пожала плечами. — А бабушка спит.
Анна зажмурилась. Пошла в ванную. За дверью — пение. Причем явно не на один-два куплета. Полотенце, оставленное ею накануне, валялось на полу.
— Лена! Ты не могла бы чуть аккуратнее? — постучала Анна. — У нас гости, а не санаторий!
Ответа не последовало. Только новый куплет.
На кухне стояла свекровь и смотрела сериал в телефоне, устроившись на табурете. В тарелке — что-то, похожее на оливье. Впервые за последние три года Анна поняла, как сильно ей хочется уйти из собственного дома.
— Мам, ты могла бы проследить за Полиной? Она разрисовала стол.
— Ну что ты, Анечка, это же ребёнок. Мы потом ототрем, не паникуй.
— Фломастеры несмываемые, — процедила Анна.
— Не знала… Ну и что теперь, скатерть — не стены, новую купите. Главное — не кричи на девочку.
К обеду Лена уже заняла себе половину шкафа в спальне. Просто «чтобы вещи не мялись». Утюг она, оказывается, привезти забыла. А дочка уселась на диван с планшетом Вадима — он не возражал.
— Ты чего такая дерганая? — сказал он. — Это же не навсегда. У Лены беда, ты же понимаешь. Ну и маме тяжело одной, пусть поживёт немного.
«Немного». Это «немного» уже пахло вторжением. Анна всё чаще ловила себя на том, что она будто не в своей квартире, а в каком-то проходном дворе. И каждый день становился испытанием.
Прошла неделя. Потом ещё одна. Лена ни разу не заикнулась о том, чтобы возвращаться. Более того — она как-то мимоходом упомянула, что, мол, у неё «там ремонтник затеялся», и «лучше перебдеть, чем потом жить в сырости».
Анна уже не пыталась быть вежливой. Она пыталась выжить.
С утра её будил не будильник, а грохот чайника: свекровь вставала в шесть и начинала варить манную кашу для Полины, хотя сама Анна не выносила запах кипящего молока.
В ванной лежали чужие полотенца, чужие шампуни, чужой фен. В спальне, которую теперь приходилось делить на троих — она, Вадим и шкаф Лены, — шуршали Ленины пакеты.
Однажды, открыв холодильник, Анна увидела, что её контейнер с обедом исчез. Вместо него — полупустая миска с пельменями и открытая пачка сосисок.
— Я отнесла твой салат маме, — с порога сказала Лена. — Она любит с тунцом, а у неё давление, белок нужен.
— А спросить не надо было?
— Ты же не жадная, Ань. Господи, что за трагедия?
Анна сжала губы.
— Трагедия — это жить в доме, где никто не уважает границ. Это не «поделиться салатом», Лена. Это отсутствие уважения.
— Вот и началось, — протянула Лена. — Мы тебе мешаем, да? Ну так скажи прямо. А то вон как загибать начала. Границы, уважение…
Свекровь вышла из комнаты, натягивая кофту.
— Девочки, не ссорьтесь, ну. У каждой свои тараканы, давайте жить дружно. Мы ж не навсегда…
— Вы тут уже почти месяц.
— Ну и что? Мы не пьём, не шумим, Полинка тихая. Что ещё надо?
На работе у Анны начались перебои с концентрацией. Она ловила себя на том, что не может составить отчёт без ошибок, постоянно путает даты, забывает про встречи. Начальница, Нина Аркадьевна, женщина вежливая, но строгая, вызвала её к себе.
— Анна Сергеевна, вы не заболели? Или, может, дома что-то?
И Анна — сама не поняв как — вдруг расплакалась прямо в кабинете.
— Да нет… Всё нормально. Просто… люди дома. Много. Шумно.
— Понимаю, — вздохнула Нина Аркадьевна. — У меня тоже однажды племянница ввалилась «на пару дней», а уехала через три месяца. В один день я зашла домой и просто закричала. Не на кого-то. Просто от бессилия. Не доводите до этого, Анна. Снимайте с души этот вес. А муж что говорит?
— Муж… — Анна помолчала. — Он считает, что я преувеличиваю.
— Это удобно. Он же не готовит, не убирает, не стирает за троих дополнительных человек. Вы с ним поговорите. Пока не поздно.
Анна кивнула. А потом всю дорогу домой думала, как начать этот разговор.
— Ты чего такая грустная опять? — спросил Вадим вечером, когда они остались наедине.
— Мы так и будем жить с твоей мамой и сестрой?
— Ань, ты опять…
— Вадим, я устала. Я правда устала. Это мой дом, я хочу в нём отдыхать. А сейчас я чувствую, что живу в общежитии.
— Они же не вечно, ты сама это понимаешь. Ну мама поживёт немного. Лене скоро тоже возвращаться. Там, вроде, трубы почти сделали.
— Ты с ней говорил?
— Нет, но она говорила, что скоро.
— Она говорила это три недели назад. А знаешь, что она ещё сделала? Переложила моё нижнее бельё в другой ящик, потому что «так удобнее искать зарядки для планшета».
Вадим помолчал.
— Да, не очень красиво.
— Не красиво — это когда цветы не так поставил. А тут — вторжение.
— Я поговорю с ней.
Но не поговорил. Вместо этого на следующий день в квартиру приехал… Лешка. Брат Лены. По дороге из Тулы. На пару ночей.
— Ты же не против, Ань? — сказала Лена, по-хозяйски разливая чай. — Он тихий, как мышь. Даже шутить почти не умеет.
Анна почувствовала, как у неё подкашиваются ноги. Куда ещё? Где они будут спать? На балконе?
— Он будет на диване, — обмолвился Вадим. — Я постелил уже.
Анна не ответила. Вышла на балкон. Закрыла дверь. И впервые за последние недели дала себе волю — плакала долго, беззвучно. Потому что понимала: никакой это не «пару дней». Это уже система. И они всё сильнее укоренялись в их квартире.
Её подруга Таня звонила почти каждый день. Анна рассказывала фрагментами. Сначала — смехом, потом — злостью. Теперь — почти молчанием.
— Ты понимаешь, они тебя используют, — говорила Таня. — Они так и не уедут, пока ты не поставишь ультиматум.
— А если Вадим встанет на их сторону?
— Тогда ты узнаешь, с кем ты живёшь.
Анна боялась узнать. Ещё не готова была. Но всё шло к тому, что выбора не останется.
Всё решилось за Анну в одну пятницу. Утром, когда она вернулась с суточного дежурства.
Она открыла дверь — и сразу почувствовала: что-то не так. Воздух в квартире был густой, как в вокзале. Сильный запах жареной картошки, перемешанный с духами и влажными носками.
Из кухни доносился смех — Лена и Лешка что-то обсуждали, причмокивая. Свекровь щёлкала пультом, устроившись прямо на Аннином пледе. Полина бегала по коридору с намазанными кремом ногами. В ванной — постиранное бельё, судя по всему, Лешкино. Повсюду — чужие чашки, полотенца, какие-то зарядки, носки, рубашки. Ничего Анниного. Ни одного намёка на её пространство.
В спальне на комоде стоял стакан с чаем. На её косметичке.
Это была последняя капля.
Анна села на табурет на кухне. Лена бросила на неё беглый взгляд.
— Ты чего такая? Опять работа вымотала?
— Соберите свои вещи, — сказала Анна. — Все. Сегодня.
Лена застыла.
— Чего?
— Вы уезжаете. Сегодня. До вечера. Мне всё равно, как вы это сделаете, но вы уезжаете.
— Ань, ты что? — с другой стороны кухни раздался голос свекрови. — Ты серьёзно? Мы тебе что, мешаем?
— Да, — спокойно ответила Анна. — Мешаете. Вы вторглись в мою жизнь, не спросив. Вы пользуетесь мной, моей едой, моими вещами. Вы ведёте себя так, как будто я у вас в гостях. И я больше не могу это терпеть.
— Да ты вообще в себе? — повысила голос Лена. — Мы семья тебе или кто?
— Вы мне никто, если не умеете уважать.
— Это что, Вадим знает, что ты нас выгоняешь?
Анна взяла телефон, набрала мужа на громкую связь.
— Вадим, скажи, пожалуйста, ты знал, что Лешка теперь у нас насовсем?
— Эм… Ну, он просто на выходные, кажется…
— Он тут уже пятую ночь. И ещё — скажи, ты знал, что Лена выкинула мои документы из ящика, чтобы положить туда свою косметичку?
— Подожди, какие документы?
— А что ты думал? Ты разрешил им тут жить — ты и отвечай. Пусть съезжают. Сегодня.
Тишина в трубке. Потом:
— Ань… ты перегибаешь.
— Нет, Вадим. Это ты перегибаешь. Ты месяц назад сказал, что это «на пару дней». Ты не поставил ни одной границы. Ты даже не заметил, что я перестала есть дома. Что я стираю чужое бельё и мою чужую посуду. Я не жалуюсь — я тебе факты говорю.
— Это моя семья, Ань.
— А я кто тебе? Обслуга?
Тишина.
— Разбирайтесь сами, — бросила она и отключила.
Лена захлопнула шкаф.
— Мы не уйдём. Нас Вадим пустил — вот с ним и разговаривай. Это его квартира тоже.
— Хорошо, — кивнула Анна. — Я вызову полицию. Несанкционированное проживание без прописки.
— Ты с ума сошла?! — вскинулась свекровь.
— Нет. Просто поняла, что мне надо себя защищать.
Анна вышла на балкон, потому что руки дрожали. Она никогда не говорила так жёстко. Даже с чужими людьми. А тут — с «родней».
Через час ей позвонила Ольга, соседка снизу.
— Ань, милая, у вас всё в порядке? У вас Лена орёт так, что у меня люстра дрожит. Они что, уезжают?
— Я надеюсь, Ольга. Я очень надеюсь.
Вечером Вадим пришёл с цветами. Какими-то нелепыми гвоздиками.
— Ты… могла бы подождать, пока я сам с ними поговорю.
— Ты месяц ждал. А я — больше не могу. Я не должна терпеть это.
Он смотрел на неё долго, с каким-то испугом.
— Ты зачем вообще дверь открыла, Ань? Теперь они тут насовсем… — прошептал он, будто бы не понял, как это всё случилось.
Анна молчала. Ей хотелось сказать много — про любовь, про границы, про то, как всё было до этой лени, этой наглости. Но она знала — ничего уже не скажешь. Всё уже сказано.
И на следующий день в квартире стало тише.
Но легче — не стало.
Женя подругу выручила, а та ее выучила