— Не хочу с тобой жить! Ты плохая! Ты меня не любишь! Только ругаешься, заставляешь и запрещаешь! Ты плохая!
Папа хороший! Я хочу к папе! – кричала тринадцатилетняя Диана прямо в зале суда.
Вероника лишь слушала это выступление и мысленно скрипела зубами.
Муж Евгений, который уже без пяти минут был бывшим, наблюдал за поведением дочери и довольно улыбался, свысока поглядывая на жену.
— Ваша честь, ну вы же видите, что моя почти бывшая жена совсем затретировала ребенка.
Оставьте ее со мной. Очевидно же, что с адекватным и любящим родителем ей будет легче, чем…
Он окинул Веронику красноречивым презрительным взглядом.
У женщины эхом отдались в ушах слова, сказанные в запале при той, последней ссоре:
«Не нравится – убирайся из моей жизни, только имей в виду – дочь останется со мной, она сама этого хочет.
Ну что, хватит смелости на развод подать? Нет?
Тогда рот закрой и принеси мне добавки из холодильника».
«Добавка» была одной из причин, по которым Вероника подала на развод.
Кому понравится терпеть рядом вечно воняющее хмелем тело?
Каждый вечер «для настроения» — это уже определенно пахнет диагнозом.
По крайней мере, так говорят знакомые врачи. Евгений, конечно же, считал иначе.
Он многое считал иначе. Именно поэтому у них возникали конфликты и крупные ссоры почти с самого рождения Вероники.
Муж, не имеющий младшего брата или сестры, не консультирующийся с врачами и детскими психологами и вообще ничего о детях не знающий, почему-то считал именно себя знатоком детской природы.
— Мама конфетку не дала? Плохая мама, ничего, давай я дам, только ей не скажем, хорошо? – широко улыбался он и, заговорщицки подмигнув, доставал лакомство с верхней полки кухонного шкафа.
А Вероника потом мучилась, пытаясь понять, почему ребенка опять обсыпало.
— Ай-яй-яй, бедная девочка, опять тебя мама в шапку запаковала… Давай папа снимет.
Итогом «снимания» стал отит, с которым именно Вероника разбиралась почти две недели, не вылезая из кабинетов врачей.
И если бы она тогда знала, что именно произошло – уже тогда бы развелась и, забрав дочь, сбежала бы от такого «праздничного родителя» куда подальше.
Но она знать ничего не знала, пока Диана не подросла. И все не стало приобретать более широкий размах.
Мама запрещала, причем даже говорила Евгению, почему именно то или иное действие под запретом.
А папа через минуту брал – и отменял все мамины «нельзя», вместо них преподнося девочке свои великодушные «можно».
Можно прогулять занятия с репетитором, а вместо них сходить на сэкономленные деньги на аттракционы с папой вдвоем.
Можно не сделать домашку, а что – двойка тоже оценка.
Можно и нужно соврать маме, что после школы идешь к подружке, а самой пойти на вечеринку, по итогам которой маме будут звонить из полицейского участка с угрозами поставить семью на учет, как неблагополучную…
Собственно, по итогам последней выходки и состоялась та ссора, за которой последовала подача заявления на развод.
И Вероника, конечно, хотела забрать Диану с собой, вот только дочь была против и сейчас во всеуслышание заявляла, что мама плохая, придирчивая и вообще – Диана ее терпеть не может. Вот так вот!
И Евгений все это время улыбался довольно, мол, выкуси, бывшая жена. Уходить можешь хоть сейчас, но ребенка ты уже не получишь.
«Да и черт бы с вами!» — внезапно захлестнуло злостью Веронику.
Она вдруг вспомнила, какой сама была в Дианином возрасте. Да, она тоже гуляла, и школу, бывало, прогуливала.
Да и с мамой ссорилась, всякое бывало.
Но чтобы вот так вот при толпе народа орать, что ненавидишь человека, который тебя кормит, обстирывает, сидит с тобой, когда ты болеешь и в час ночи тебя из полицейского участка вытаскивает, отпросившись с ночной смены на работе…
Это было в ее понимании за гранью добра и зла.
— Другие родители… — тем временем распалялась Диана.
— Другие дети ноги целовать родителям готовы, даже если те орут матом, лупят их почем зря и пропивают последние деньги, по неделе не покупая в дом еду! – рявкнула в ответ на дочь Вероника.
Впервые в жизни ответив на все претензии не попыткой все объяснить и урезонить, а такой же злой и сметающей все на своем пути яростью.
– Оставайся с отцом. Взрослая, выбрать можешь – выбирай. А я уйду, как вы этого хотели. Живите сами, как знаете.
Конечно, бросать дочь Вероника не собиралась. Она планировала видеться с Дианой на выходных и может быть забирать ее к себе на пару ночевок в будни.
Вот только все прелести родительства она отныне перекладывала на плечи довольного плодами своего воспитания супруга. А с нее хватит. Тринадцать лет впахивала, а взамен что получила?!
В течение месяца женщина налаживала свою жизнь заново. Сняла себе квартиру поближе к работе, перевезла вещи, обустроила все, как ей нужно было, на кухне и в небольшой комнатке.
Диана первые три недели с матерью общаться отказывалась, а потом вдруг согласилась пойти вместе погулять в выходные по торговому центру.
Вполне возможно, что девочка сделала это из-за обещания купить ей новые туфли, о чем уже была договоренность с Евгением.
То ли остатки совести у мужчины были, то ли не хотелось становиться предметом общественного осуждения, но на алименты он при разводе не подал.
Может быть знал, что в этом случае получать будет меньше, чем потратит на дочь Вероника при добровольном урегулировании этого вопроса.
Вот сейчас они договорились, что она десять тысяч мужу переведет, и, вдобавок, купит дочери туфли.
Диана явилась на встречу настороженная, будто бы нахохлившаяся. Вероника отметила, что дочь стала пользоваться косметикой, что раньше Ника строго настрого запрещала.
Ведь прыщи нужно нормально лечить, а не замазывать сомнительного качества тональным кремом, который лишь усугубляет ситуацию, вот только…
Вот только после заявления Дианы о ненависти к матери желание эту ненависть культивировать полностью пропало.
Больше не хотелось заботиться, защищать, помогать и наставлять, спасать от ошибок. Нравится ей все шишки набивать самостоятельно? Пускай.
— Правда можно взять эти? Ты раньше никогда бы мне их не позволила купить, что произошло? – оживленно требовала ответа Диана уже полтора часа спустя после встречи, когда они зашли в торговый центр и девочка выбрала себе «обувь своей мечты».
«Потому что мне теперь все равно», — этого Вероника не сказала.
«Потому что я тебе неоднократно говорила, что обувь должна быть из натуральной кожи, а та чепуха, которую ты держишь в руках, мало того, что ноги натрет, так еще и вонять будет после дня носки так, что все разбегутся.
Но ты меня все равно не слушаешь, так что разбирайся теперь сама и с выбором, и с последствиями», — этого она тоже не сказала.
«Потому что теперь я – мама-праздник, а все ключевые вопросы, питание, лечение и обучение теперь на папе, а значит – не мне и переживать», — это тоже осталось непроизнесенным.
Вместо этого Вероника молча пожала плечами и оплатила отнесенную на кассу Дианой покупку.
Уже неделю спустя девочка жаловалась, что туфли зверски натирают и ей теперь приходится постоянно переклеивать пластыри.
— Бывает, — пожала плечами Вероника. – Пойдем на аттракционы? Ты вроде любила на них кататься.
В глазах дочери что-то мелькнуло, но в следующий момент она обрадованно закивала.
И остаток дня у них прошел в атмосфере того самого праздника, которого раньше Веронике в жизни не хватало.
Оказывается, быть «воскресной мамой» так здорово!
— Ник, мне звонили из Дианиной школы, у нее проблемы с… — раздался в телефон голос бывшего мужа.
— Так, а ну стоп. Дочь у нас с кем живет? Ты теперь опекун номер один, вот и разбирайся и со школой, и со всем остальным.
Дианочке привет, передай, что мама ее любит, — пропела издевательски Вероника и положила трубку.
С каждой встречей на выходных дочь становилась все печальнее и замкнутее.
Если поначалу она приходила в том виде, который однозначно бы разозлил прежнюю Веронику, то к последним встречам исчез и яркий макияж, и каблуки, и слишком короткие юбки.
— Мам, меня из-за английского в школе хотят на осень оставить, — тихо начала она разговор, когда они в очередную субботу сидели в кафе.
Вздохнув, Вероника посмотрела на дочь глядя в глаза, а потом произнесла тщательно выверенным тоном, полностью копирующим интонации бывшего мужа.
— Дианочка, мама тебя любит. А воспитывает тебя папа, ты же с ним осталось, вот пусть он и разбирается, что там у тебя с английским.
Репетитора тебе наймет, или домашку тебе делать помогает.
А мы с тобой сейчас…
— Да не хочу я с тобой никуда идти, не хочу! – расплакалась Диана. – Я маму хочу свою обратно! Которой не плевать на меня!
— А мама ум.ерла, когда услышала, что ты ее ненавидишь, — припечатала Вероника.
Она злилась на себя за то, что радуется этим слезам. Радуется тому, что сейчас Диана расплачивается за то унижение и боль, что причинила ей своими словами в суде.
Дочь все же еще ребенок, но, с другой стороны – тринадцать лет достаточно зрелый возраст, чтобы понимать о недопустимости некоторых слов и поступков.
Скажи она, что просто хочет жить с отцом – может быть, Вероника бы и не злилась.
Но вот эти слова о ненависти и о том, как мать ее достала…
Нет уж, за такое должна быть ответственность.
Заплатив по счету, женщина вышла из кафе, оставляя дочь в слезах.
В голове начали бороться два голоса. Один намекал, что Диане можно дать второй шанс, а второй говорил о том, что она сама этого хотела, так пусть теперь расхлебывает.
Но все же бывшему мужу Вероника вечером позвонила, чтобы передать контакты репетитора и дать несколько советов по поводу проверки уроков.
Слово за слово – и она нарвалась на непрошенную отк.ровенность:
— Да мне вообще на нее плевать, просто надеялся, что ты не свалишь, если она захочет со мной остаться.
И раньше просто прикольно было смотреть, как ты ей в одно место дуешь, а она все равно меня любит больше, потому что я хороший.
Стой! Стой, куда побежала?!
Из трубки донесся голос Дианы, а потом – будто что-то упало и захлопнулась дверь.
Девочка была у Вероники уже полчаса спустя. Трясущаяся от слез, с телефоном и ключами в руках, она только одно повторяла, пока Ника вела ее на кухню и отпаивала чаем:
— Мама, мама, прости, я такая ду.ра. Мамочка, прости меня, пожалуйста, я больше никогда… Никогда больше, слышишь?! Пожалуйста, прости…
Ника простила. Вместе с Дианой они за три месяца добились изменения места жительства ребенка и теперь девочка живет вместе с матерью в ее съемной квартире.
Она ходит в ту же школу, что и раньше, но учителя в один голос отмечают и лучшую успеваемость, и отсутствие проблем с поведением.
Больше не приходится постоянно быть «плохим копом», потому что Диана точно знает: мама не плохая.
Она действительно желает ей добра и поэтому поступает так, как будет лучше. И каждое мамино «нельзя» взято не с потолка, а подкреплено логическими аргументами и либо чужим, либо ее собственным негативным опытом.
Бывший муж уговорил не подавать официально на алименты и помогает бывшей жене деньгами.
Но Диану на встречи по выходным не приглашает, да и та сама не особо рвется общаться с человеком, которому, как оказалось, на нее плевать.
Неласковый муж