— Ты мне больше не сын.
— Хорошо, будь по твоему. Документы на квартиру отдай.
— Какие документы? – захлопала глазами мать.
Молодой человек усмехнулся.
— Что, сейчас скажешь, что их у тебя не было или потерялись? Не переживай, ты с ними все равно ничего не сможешь сделать.
— Мама, это уже ни в какие ворота не лезет! Ты обещала, что бабушкина квартира достанется мне! Мне, понимаешь?
— Степочка, не надо на меня кричать. Да, я обещала.
И бабушка хотела, чтобы ее квартира тебе досталась, поэтому и завещание на тебя оставила.
Но это же не совсем честно получается. У Риммы уже двое деток, ты что мне предлагаешь, смотреть, как они вчетвером в общажной комнате Романа ютятся?
Детям нужно пространство и нормальная атмосфера, а не вот это вот…
— Мам, а ничего, что мне тоже нужно пространство и нормальная атмосфера? Ничего, что я там ремонт сделал на свои деньги.
— А на чьи бы ты еще делал, квартира-то твоя, — хмыкнула мать.
— В том-то и дело, что моя. И я не позволю, чтобы в моей квартире жили Римма, ее муж и двое их детей.
Я сам туда перееду через год, когда учебу закончу, и не хочу, чтобы мой ремонт портили посторонние.
На самом деле было дело даже не в ремонте. Хотя и в нем тоже.
Детей Риммы Степан отлично знал: по степени разрушения двое малышей были сравнимы с легендарным Мамаем.
Родительница же вместо того, чтобы пытаться их приструнить и компенсировать нанесенный ущерб, лишь пожимала плечами и произносила заезженную фразу «это же дети».
А Степан, между прочим, этот ремонт три года делал со своих денег.
Он и на каникулах впахивал, как проклятый, и после учебы вместо того, чтобы с друзьями гулять, до глубокой ночи делал работы за деньги для всяких лентяев.
В ремонт так и вовсе душу вложил, для себя же делал…
И вот теперь надо пустить туда сестру с мужем и детьми?
Да черта с два.
Бонусом к проблеме детей-крушителей шли и плохие взаимоотношения между ним и Риммой.
Так уж получилось, что с детства в семье бытовало правило «девочкам надо уступать», чем Римма активно пользовалась.
В любом конфликте она выставляла виноватым брата. Постоянно кидалась др.аться, щипаться, кусаться.
А как только Степан пытался дать сдачи – набегала родня, требующая почему-то у него немедленно извиниться и прекратить обижать девочку.
То, что девочка сама кого хочешь обидит, в расчет никто не принимал.
Возможно, свою роль играл еще и тот факт, что Римма была у матери рождена во втором браке, успешном и крепком.
В то время как Степан появился во время жизни с «ошибкой молодости», о чем ему иногда пытались напомнить.
Мол, будь благодарен, что вырастили, выкормили, а не в детский дом отдали. Вот и отчим какой хороший, терпит тебя…
А Степан не хотел, чтобы его терпели. Ему нужна была нормальная семья. И повезло, что такой семьей была его бабушка по отцовской линии.
Одна лишь беда – жила старушка в другом городе, а поэтому бывал у нее Степан только на каникулах.
Три самых счастливых месяца в году, когда он мог отдохнуть и «перезагрузиться» перед возвращением домой.
Бабули не стало, когда мальчику было четырнадцать. И свое имущество, ту самую квартиру, она завещала единственному внуку.
Он хотел переехать туда сразу, как исполнится восемнадцать лет, но получилось поступить в хороший колледж, располагающийся в его городе.
Да и мама уговорила остаться пока что в родном городе – мол, и нам с отчимом будет помощь по хозяйству, и тебе не в одиночку новую жизнь начинать.
А пока одно да другое, ты в той квартире ремонт для себя сделаешь, денег на первое время подкопишь…
И так складно они говорили, что Степан аж поверил.
И продолжал бы верить и дальше, да только вот мать вызвала его позавчера на разговор и сообщила, что будет по-честному отдать бабушкину квартиру Римме.
— Ты все равно с нами живешь. Мы тебе эту квартиру оставим в наследство. А Риммочке и ее мужу жилье сейчас нужно, у них двое деток.
Степан сдержался и не спросил, чем Римма и ее муж думали, когда этих самых двоих деток заделывали при условии, что жили они вдвоем в комнате общежития, принадлежащей Роману.
Впрочем, и так было ясно, что ни о чем они не думали: Римма надеялась, что мама всегда поможет и все разрулит.
И мама пыталась это сделать.
Да только Степан уперся и пускать сестру в свою квартиру отказался. Казалось бы, конфликт на этом исчерпан, но нет!
В течение следующей недели на молодого человека давили все: отчим, сама сестра (пусть она и не приехала, но по телефону мозг выносила исправно), даже ее муж подключился (тоже по телефону, конечно).
Но больше всех лютовала мать, которая не понимала, как может сын обделять родную кровь.
— Ты же все равно после учебы в армию на год уйдешь, какая разница тебе, квартира все равно пустая стоять будет!
Что ты как собака на сене, что ни себе, ни людям! Разве такого сына я растила?
— О нет, мам, что ты, — не выдержал тогда Степан. – Ты растила совершенно другого сына!
Удобную тряпку, которой можно будет вытирать ножки твоей любимой дочери. Простачка, который возьмет – и уступит, лишь бы не «провоцировать ссору».
Да только знаешь, мам, кроме тебя, на мое воспитание оказали влияние и другие люди.
Что там твой муж говорил о том, чтобы оплатить мне репетитора в старших классах?
Что я ему чужой и дополнительные расходы на меня он нести не обязан. Все верно?
Так вот, моя бабушка покойная и тебе. И Римме, и твоему мужу тоже чужая, поэтому своим имуществом делиться с вами была не обязана.
И поэтому оставила свою квартиру мне. Мне, а не нам с Риммой пополам, или одной Римме, или нам на троих, или как-нибудь еще.
А знаешь, что это значит?
Что она уж точно не хотела бы, чтобы я пустил туда жить Римму, которая разведет бардак, устроит погром и, вдобавок, слова благодарности не скажет, как будто я по факту существования ей должен и обязан.
И меня, мама, достало это отношение!
— Раз достало – вон из моего дома! И больше на порог появляться не смей! Считай, что ты для меня ум.ер!
— Ты в этом уверена? – хищно прищурился Степан.
— Уверена. Ты мне больше не сын.
— Хорошо, будь по твоему. Документы на квартиру отдай.
— Какие документы? – захлопала глазами мать.
Молодой человек усмехнулся.
— Что, сейчас скажешь, что их у тебя не было или потерялись? Не переживай, ты с ними все равно ничего не сможешь сделать.
— Зато я посмотрю, что именно ты без них сделать сможешь. Раз не хочешь делиться по-хорошему, так пусть эта квартира не достанется никому!
Степан ушел без документов. Уже вечером, сидя с приятелем за банкой хмельного с закуской и подавая заявку на оформление нужных бумаг через Госуслуги, ржал над святой уверенностью матери, что она своим отказом отдать бумажки ему как-то могла насолить. Дамочка, даже в те времена, когда не было глобализации, интернета и многих других благ технического прогресса документы на квартиру при утере или краже подлежали восстановлению. А уж сейчас так и вовсе дело нескольких дней для техпаспорта, выписка из Росреестра так вообще за три дня приходит.
— Я у тебя поживу до диплома, если не возражаешь, — попросился к другу Диме Степан.
— Да без проблем. Родители все равно на дачу перебрались, место есть. На продукты и коммуналку скидывайся, девок сюда не води – и можешь оставаться, сколько тебе там надо. И, кстати, я тебе еще в прошлом году предлагал от твоих свалить. Ясно же было, что с таким отношением ничего хорошего тебя не ждет, на что вообще надеялся?
Степан и сам не знал, на что. Известно было только то, что больше он к своей так называемой семье не приблизится ни на шаг.
Закончив колледж, Степан сразу же ушел в армию. Квартиру бабушки он оставил закрытой и, на всякий случай поменял там замки и поставил сигнализацию. Чтобы уж точно никто не смог воспользоваться ей по своему усмотрению без разрешения хозяина. Ну а после армии именно туда он отправился жить. Нашел себе работу по специальности в этом же городе, даже завел себе кота и отношения (причем именно в таком порядке). Мать и остальная родня действительно словно вычеркнули его из жизни. До одного дня, когда, возвращаясь домой с работы, Степан не застал на лестничной клетке мать с отчимом.
— Степа, сынок, — заголосила мать, попытавшись обнять мужчину. Но тот вывернулся из чужих рук и злым голосом спросил:
— Зачем явились, родственники?
— Вот, значит, как? От родной матери отрекаешься и от человека, который тебя вырастил. За пять лет ни звонка, ни привета, ни подарка ко дню рождения, — попытался пристыдить его отчим. Степан лишь пожал плечами.
— Ну так мать сама сказала, что я ей не сын. В армию мне только друзья писали, опять же. Чего бы я звонил или приветствовал кого-то из вас? И чего вы вообще объявились столько лет спустя.
— Беда у нас, — вздохнула мать. – Трубу прорвало, так и соседей снизу затопили, и самим теперь жить негде. Все сбережения, что были, на компенсацию ущерба ушли, а самим на ремонт не осталось. Мы тебя вырастили, сынок, пора и отблагодарить родителей.
— Логично, — Степан с трудом сдержал ухмылку. – И каков же объем благодарности за вычетом всех тех раз, когда я вам помогал и таким образом долг частично гасил?
— Нам на ремонт триста тысяч надо. И больше ничего у тебя не попросим. А если не поможешь – так и знай, на алименты подадим.
— Переводом можно? – уточнил Степан, доставая телефон. Отчим кивнул. И уже через две минуты, посмотрев на экран своего телефона, возмутился.
— Почему здесь только половина суммы?
— Потому что растили вы двоих детей. Должны вам, значит, двое детей. И, получается, что ремонт должны оплачивать пополам я и Римма. Вот у нее оставшуюся половину суммы и просите. Кстати, на алименты тоже на двух детей подадут. И я уже молчу, что вы не подходите под категорию нуждающихся.
— Что же, и на том спасибо, — поджала губы мать.
— Больше не приходите, ни копейки не дам, — предупредил их Степан.
— Да в курсе я, что неблагодарного человека вырастили, — вставил шпильку отчим.
— А за что мне быть благодарным? Пусть вас любимица Риммочка благодарит, — в спину ему бросил Степан. Реплика осталась без ответа.
Больше в жизни Степана родственники не появлялись. Впрочем, и его самого, и жену и даже их собственных двоих детей, появившихся на свет три года спустя, этот факт нисколько не печалил. Живут себе где-нибудь там, и пусть живут. А они уж как-нибудь сами, от родни подальше…
Счастье на ниточке