Ты квартиру не покупал, но уже всем распоряжаешься, - заметила теща, складывая документы

Когда они только съехались, казалось, всё обернётся временными неудобствами. У Лены как раз закончился декрет, младшей был год, старший ходил в подготовительную группу, и на горизонте замаячила перспектива снимать няню. Мать Лены сама предложила пожить у них несколько месяцев. Помочь.

— Неужели вы не рады? — удивилась она, будто это не её голос регулярно разносился по всей квартире в виде сообщений, звонков и претензий.

Илья был не в восторге. Они с Леной купили квартиру в новостройке. Двушка, ипотека на двадцать лет. Он работал в IT, Лена пока что выходила на половину ставки в агентстве недвижимости. Теща же продала свою «трешку» в Медведкове и перебралась поближе к дочери. Денег с продажи хватило на однушку в Видном, но ремонт там ещё не начался. Квартира стояла пустая.

— Я пока к вам, — сказала теща бодро. — Всё равно одна в бетонной коробке, а тут дети, семья.

Всё начиналось как добросердечный жест, но быстро стало тягостным сосуществованием. С первого же дня она пыталась встать «во главе» хозяйства. Принесла три скатерти и положила их поверх новенького стола из IKEA. Открыла ящики и переставила кастрюли «как удобно». Запретила включать мультики на английском — «развивает акцент». А однажды вытащила из шкафа мужнину кофту:

— Надо бы выбросить, затасканная.

— Это из поездки в Швецию. Подарок, — сухо ответил Илья. — И я решаю, что выбрасывать.

Он вёл себя вежливо. До поры.

Она — как будто и не слышала.

— Я же добра хочу. Я привыкла порядок держать, а не вот это всё — вещи валяются, еда вчерашняя. Дети босиком.

С Леной поговорить не удавалось. Она стала уставать быстрее, чем раньше, и в разговорах с матерью всё чаще съезжала на «да ладно тебе, потерпи». Словно он, Илья, обязан терпеть по умолчанию.

А однажды он пришёл домой — и в детской стояла новая кровать.

— А старая где? — спросил он. Теща махнула рукой:

— Я вынесла. Старая, качается. Эти хоть надёжные.

— Вы? Вы вынесли? А спросить?

Она не моргнула:

— Детям лучше. Я знаю, что говорю. Я их растила. А ты — кто?

Он промолчал. Тогда. А через неделю нашёл на балконе коробки с его книгами — она «временно освободила место» под мамины заготовки и луковицы, «чтобы не проросли».

— Вы, может, ещё мою спальню под огород выделите?

— Не остроумничай, Илюша, — ответила теща, надув губы. — Я между прочим внуков нянчу, пока вы деньги зарабатываете.

Он не ответил. Только поздно вечером, лежа в темноте, прошептал Лене:

— Нам надо поговорить.

— Не сейчас. Я устала, правда. Мамина гипертония, стресс, давление скачет. Ну поживёт немного, зато няню не надо нанимать. Ты же сам говорил — расходы урезать.

Он говорил. Но теперь начинал понимать, какую цену платит.

В следующую субботу он проснулся от шума пылесоса. Теща мыла под кроватью, потом встала и громко, чтобы он точно услышал:

— Опять носки под диваном! Как в казарме. Что за мужики пошли — только в телефонах ковыряются, а по дому палец о палец!

Он встал. Не сказал ни слова. Уехал в коворкинг, просидел там весь день. Вернулся поздно.

Теща его встретила сдержанным молчанием, но Лена держала в руках список.

— Мамина пенсия скоро закончится, — сказала она. — Надо, чтобы ты добавил на продукты.

— Я и так всё оплачиваю. Квартира, коммуналка, еда, сад, кружки…

— Но мама тоже ест. А её квартира без ремонта стоит. И с работы она ушла — ради нас.

Илья сел.

— То есть я теперь должен кормить всех, кого вы решите к нам подселить?

— Ну что за формулировка!

Теща в этот момент вышла с кухни. И услышала.

— Формулировка, говоришь… Ты бы знал, как с тобой сложно. Всё не по тебе. Всё не нравится. А ты попробуй семью содержать, как я! Я одна троих поднимала!

— Я не против помогать. Но я против, когда моё мнение никто не спрашивает. Ни о кровати, ни о еде, ни о том, что происходит в моей квартире.

— В вашей, — поправила теща с нажимом. — Не перегибай.

Илья улыбнулся.

— А вы не думали снять квартиру на пару месяцев, пока ремонт идёт?

Она вспыхнула.

— У меня давление! Я ради детей! Ты просто эгоист!

Он встал, достал куртку.

— Я поехал к родителям на выходные. Пусть немного проветрится.

В след ему — тишина. Потом: глухое:

— Вот и езжай. Интересно, как ты один управишься. Посмотрим, кто тебе будет обеды варить.

Он не обернулся.

Он уехал в пятницу вечером. Взял с собой только ноутбук, пару рубашек и пачку контрактов, которые давно надо было просмотреть. Родители Ильи жили в Мытищах — типичная панельная двушка, где всё было немного старомодно, но уютно. Мать быстро разогрела суп, отец пожал плечами:

— Да ты не переживай. У всех бывают перегибы. Перетерпится — перебудется.

Но у Ильи не было ощущения, что это именно «перетерпится». Он всё сильнее осознавал, что чувствует себя лишним в собственной жизни. Будто бы его пригласили в семью на правах функционала — оплачивать, чинить, возить, а решения за него давно принимаются кем-то другим.

Когда он вернулся в воскресенье вечером, в квартире пахло жареной капустой, а в детской играли «Фиксики» на полную громкость. Теща была у плиты, дети скакали по новой кровати, Лена разговаривала по телефону и смотрела в окно. Никто не заметил, что он вошёл.

Он прошёл мимо всех, закрылся в ванной и сидел там минут двадцать. Без телефона, без звуков, просто в тишине. И там впервые подумал: «Я больше не хочу так жить».

В понедельник он договорился на работе о гибком графике. Несколько дней работал из офиса, поздно возвращался. Дом казался территорией другого человека — всё перемещено, навешено, перешито. У кофемашины появились кружки с кошками, которые он терпеть не мог, в холодильнике стало больше контейнеров с «детскими» пюре и варёной курицей. Даже в ванной — его бритву кто-то переставил. Он вернул её на место. На следующее утро — опять не там.

Он позвонил Лене в обед. Сказал, что хочет поговорить без посторонних.

— Давай вечером, — устало отозвалась она. — Мама с детьми на площадке. Зайди пораньше.

Он зашёл. На площадке никого. Открыл дверь. Теща сидела за столом и резала курицу.

— Ты домой? — холодно.

— Да. А где Лена?

— На маникюре.

— Мы же договорились…

— Её подруга записала, бесплатный сеанс, новая девочка учится.

Он молча разулся. Пошёл в комнату. Через несколько минут услышал за спиной:

— А ты вообще зачем вернулся?

Он обернулся.

— Потому что здесь моя семья.

— Семья? Это ты называешь семьёй? Ты вечно чем-то недоволен. Тебе мешают мои кастрюли, мои салфетки, мои советы. А между прочим, я здесь, чтобы помогать. Я ночами встаю к младшей. Я старшего вожу в сад, когда ты спишь!

— И при этом каждый день намекаете, что я никчёмный.

— Я? Да это ты унижаешь мою дочь! Лена каждый вечер в слезах!

— А вы не задумывались, что она в слезах, потому что не может сказать вам «нет»?

Он пожалел, что сказал это вслух. Но было поздно. Теща вспыхнула.

— Я всю жизнь для неё жила. Я пахала! Ради неё с мужем развелась, чтобы не видеть, как он в запой уходит! А теперь мне говорят — заткнись, сиди тихо, не мешай! Вот тебе и благодарность.

— Я не просил благодарности. Я просил уважения.

Она встала, зашумела ящиками.

— Уважения! Ты бы хоть раз цветы ей купил! Или детям книжку сам прочитал! Ты за компьютером сидишь, как в бункере! А тут всё на мне!

Он вздохнул.

— Я работаю. Чтобы всё это — было. И честно? Я устал. Я прихожу домой и не могу выдохнуть. Я даже тапки свои не нахожу.

Вошла Лена. С порога:

— Что случилось?

— Мы разговариваем, — сухо сказала мать.

Илья посмотрел на жену. Она сжала губы, взгляд — в пол.

— Я не могу так, Лена. Мне не двадцать лет, я не мальчик. И не хочу чувствовать себя постояльцем в своём доме. Нам надо решить что-то.

— Я понимаю. Только давай не сейчас. Мама плохо себя чувствует…

Он понял: не сейчас — значит, никогда.

Через пару недель Лена попросила заняться документами. Они собирались в отпуск — дети у бабушки в Ярославле, Илья должен был собрать справки по ипотеке, оплате ЖКХ и доплатам на кружки. Он принёс всё домой, разложил по папкам, подписал.

На следующее утро теща сидела с этими бумагами на кухне. В очках, с ручкой.

— Вот здесь неправильная сумма по капремонту, — сказала она строго. — И вообще, не выгодно ты платишь. Надо переходить на другой тариф.

— Спасибо, сам разберусь.

Она пожала плечами.

— А ты всегда так? Только бы никто в твои дела не лез? А сам — в дела семьи влезать не хочешь. У тебя жена еле держится, а ты сидишь с этой своей работой.

Он сел напротив. Не ответил. Хотел сказать — «а где твоя семья? где отец Лены?», но промолчал.

— А может, тебе вообще всё это не надо? — вдруг сказала она. — Ты ведь даже квартиру не покупал. Это Лена предложила взять ипотеку, я ей деньги на первый взнос отдала. Так что ты здесь — просто жилец. Если уж по-честному.

Он посмотрел на неё в упор. Внутри стало ледяно. Наступила пауза. Из комнаты выбежала младшая, с криком «Папа, посмотри!». Он поднял её на руки и ушёл. Даже не хлопнул дверью.

Вечером Лена подошла к нему тихо.

— Мам… может, немного поживёт у себя? Хоть на время. Мы устали.

Он почувствовал, как ком в горле чуть рассасывается. Но потом она добавила:

— Я просто хочу, чтобы вы помирились. Она ведь добра желает.

И всё снова замкнулось.

Лена уехала с детьми к подруге на дачу в выходные — «развеяться». Сама предложила.

— И ты отдохнёшь. И мама. Надо всем перевести дух.

Илья остался в квартире один. Не узнавал пространство. Комната, где раньше стоял его рабочий стол, теперь была завалена коробками с детскими вещами. В шкафу на его полках лежали аптечки, салфетки, какие-то блокноты тёщи. Чай, который он пил с утра, куда-то исчез, в банке — другая заварка. Даже в колонке включалось радио, которое он никогда не настраивал.

Он позвонил знакомому риелтору.

— Мне нужна консультация. По аренде.

— Ты что, съезжаешь?

— Пока просто думаю.

В воскресенье вечером он встретился с другом в кафе. Пожаловался. Тот выслушал, пожал плечами:

— А ты что, ждал, что она уступит? Она с дочкой всю жизнь в паре. Ты третьим пришёл. Да ещё и квартиру свою отдал под это всё.

— Она говорит, что это не моя квартира.

Друг фыркнул.

— Она так говорит, потому что боится — не контролирует. Это её способ вбить клин. Смешивает роли — бабушка, мать, контролёр, хозяйка.

— А Лена?

— А Лена в ловушке. Между ней и мамой связка пожизненная. Они как команда, а ты — в запасе.

Илья долго молчал. Потом произнёс:

— Я думал, любовь всё вытащит.

— Любовь — это не когда тебя по полкам распихивают. Это когда тебя уважают.

В понедельник вечером Лена вернулась с детьми. Теща пришла через полчаса — с пакетами, быстро обошла квартиру, проверяя, всё ли на месте.

— А я переживала, как вы тут вдвоём.

— Было тихо, — сухо сказал Илья.

Она пропустила мимо ушей.

— Кстати, я купила детям новые подушки. А ещё — форму старшему в школу. Ты не против, конечно. Но там акция была. А эти — куда-нибудь на балкон. Или выкинь.

Он посмотрел на жену. Та потупила взгляд. Ни слова.

Вечером Илья включил ноутбук, проверил документы. Потом пошёл в спальню. Упаковал свои вещи — тихо, не скандально. Пара рубашек, документы, зубная щётка. Положил на стол ключи от машины и записку: «Я не ухожу насовсем. Но мне нужно дышать».

Через два часа ему позвонила Лена. В голосе — слёзы:

— Зачем ты так?

— Потому что я больше не могу. Я теряю себя здесь.

— Мама… она не хотела…

Он перебил:

— Но она делает. И каждый день я вижу, как ты молчишь. Как ты позволяешь.

Пауза. Потом:

— Это всё? Ты уходишь?

— Я хочу остаться в семье. Но не в такой.

Он снял студию недалеко — в трёх остановках. Работал, приходил поздно. С детьми общался через видео, иногда забирал на выходные. Через пару недель Лена предложила встретиться.

Сидели в кафе. Напротив. Напряжение — как стекло между ними.

— Мама собирается делать ремонт. Говорит, что скоро переедет.

— Сама сказала?

— Не совсем. Я настояла. Я тоже устала. Я не понимала, как это выглядит со стороны. Прости.

— Это не мне извиняться надо.

— Я знаю.

Она потянулась через стол, взяла его руку.

— Давай попробуем ещё раз?

Он ничего не ответил. Но руку не отнял.

Через месяц теща действительно начала собираться. Частично. То одна коробка уехала, то вторая. Но всё равно каждый день была у них: то «посмотреть внучку», то «принести котлетки», то просто «помыть окна».

Однажды Илья зашёл домой раньше обычного. На кухне — теща, как всегда. Кастрюли бурлят, шкафчики открыты, на столе документы.

— Опять бумаги?

— А я просто посмотрела, где что. Квитанции не разобраны, между прочим. Ты если не умеешь, можно мне отдать. Я порядок наведу.

Он подошёл ближе, глядя на неё. Спокойно, без крика.

— Это мои документы.

— Но они же семейные!

— А вы в этой семье кем себя видите?

Она посмотрела в ответ — в упор, не мигая.

— Я мать. Я всегда буду главной женщиной в жизни Лены. А ты… ты приходящий. В любой момент можешь уйти. А я останусь.

Он взял свои бумаги, спокойно сложил в папку.

— Вы не оставляете ей права выбирать.

— Я её растила! Сама! Где ты тогда был?