Когда Татьяна с мужем, Сергеем, наконец-то купили свой дом на окраине, им казалось, что теперь-то и начнётся жизнь. После многоэтажки с вечными ремонтами, ссорами соседей за стеной и беготней по лестницам — этот одноэтажный домик с небольшим участком в пять соток казался раем.
Три сотки — под грядки, оставшиеся две — под газон, шезлонг, беседку и яблоню. Татьяна с детства мечтала о зелёной траве под ногами и утреннем чае на крыльце. Работала библиотекарем, Сергей — слесарем на локомотивном. Оба — люди тихие, трудяги. Не богаты, но по совести.
— Ну всё, мы отсюда ни ногой, — улыбался Сергей, наливая жене кофе на террасе.
Так бы оно и было, если бы не золовка — младшая сестра Сергея, Лена. Сама не работала, жила с мужем-автоэлектриком в съёмной двушке. Трое детей, постоянные переезды. Когда очередной съём стал не по карману, Лена позвонила брату. Мол, “на недельку, пока не подберем новое жильё”. С детьми, мужем и двумя котами.
— Да не вопрос, пусть поживут, — сказал Сергей, когда Татьяна вздохнула. — Родные же.
Неделя растянулась на месяц. Потом — на два. Дети шумели, Лена не работала и никуда особо не собиралась. Муж её — Костя — поначалу делал вид, что ищет жильё, а потом просто перестал об этом говорить.
— Ну ты же сама говорила, что тут места полно! — отмахивалась Лена, когда Татьяна пыталась намекнуть, что ситуация ненормальная.
Татьяна не была стервой. Но каждый день ей становилось всё тяжелее. Дом — больше не был её домом. Постоянный шум, игрушки в огороде, грязь в ванной, горы чужой посуды. И бесконечное ощущение, что ты — гость в собственном доме.
— Может, хотя бы за электричество что-то скидываться будете? — как-то набралась смелости Татьяна.
— Да брось! — захохотал Костя. — Мы тут чуть-чуть, у нас и так всё на грани.
Лена вставала в десять, возилась с телефоном, пока дети переворачивали вверх дном весь дом. Костя приходил к ужину, требовал поесть, жаловался на «жизнь впритык». И каждый раз — «пока что», «временно», «вот скоро».
Сергей всё меньше смотрел в глаза жене. Ему было стыдно. Но он не решался выставить сестру. А та этим пользовалась.
Подруга Татьяны, Лариса, пришла как-то с банкой варенья.
— Таня, ты вон как изменилась, глаза потухли. Ты раньше как пружинка была — и огород, и книги, и всё при тебе. А теперь… они тебе живого места не оставили. Что муж?
— Молчит, — вздохнула Татьяна. — Говорит, подождать. Что родня — это на всю жизнь.
— Родня — это те, кто в беде помогает. А не те, кто из беды делает выгоду.
Лариса была одна из немногих, кто не боялся говорить Татьяне правду. Остальные либо жалели, либо поддакивали Лене. Мол, трое детей — ну как же, куда ж им?
Но ведь беда беде рознь, правда? Одно дело — когда действительно беда, и совсем другое — когда наглость под маской жалости.
Вечером Татьяна шла в магазин. На крыльце соседка с участка напротив, Нина Петровна, курила тонкую сигарету.
— А вы чего сами всё бегаете? Лена-то целыми днями дома.
— А она занята… детьми.
— М-да. А я смотрю, как её «занятость» вон в карты с подругой до полудня превращается. А потом — в сериалы.
— Вы видели?
— Девушка моя, я на пенсии. У меня глаз как у орла. Всё вижу. И как ваши помидоры затоптали, и как кошка у неё в ваши клубники гадит. Вы себе хоть теплицу закройте, а то они туда лазают, как в песочницу.
Татьяна однажды не выдержала. На обед пришёл Костя, поставил грязные ботинки прямо у порога и полез в кастрюли.
— А супа маловато. Ты ж знала, что я с работы приду. Надо было побольше.
Она молча прошла в спальню и закрыла дверь.
— С ума сошла? — пробормотал Костя за дверью. — Ты чего, обиделась?
В тот вечер Татьяна впервые не вышла на кухню. Сидела на кровати, прижимая подушку. У неё стучало в ушах. Хотелось всё бросить. Дом, работу. Уехать к маме в деревню.
Но потом вспомнила: это её дом. Её мечта. Не Лены. Не Кости. Её и Сергея. И она не позволит превратить мечту в дурдом.
Она спустилась в кухню, подошла к Сергею, глядя прямо в глаза:
— Завтра поговорим. Или выезжают, или я. Я больше не могу.
На следующее утро Татьяна проснулась от стука в дверь. За дверью стояла Лена, вся в пене и с полотенцем на голове.
— Танюш, там воды нет. Опять твой Сергей перекрыл что-то?
— Нет, — сухо ответила Татьяна. — Он уже на работе. Может, насос отключился, бывает. Посмотри, ты же у нас целыми днями дома.
— Ну, я не сильно в этом разбираюсь, — Лена поёжилась. — Скажи ему, пусть вечером посмотрит.
Она ушла, оставив мокрые следы по всему коридору. Татьяна взяла тряпку, вытерла. И села на табурет.
Разговор. Нужно говорить сегодня. Пока я не стёрлась в ноль.
Вечером, когда дети улеглись, а Костя уткнулся в телевизор, Татьяна пригласила Сергея на улицу.
— Серёж, давай по-честному. У нас дом или проходной двор? Мы с тобой вообще как живём?
— Я знаю… Я вижу, тебе тяжело, — потупился он. — Но как я ей скажу? У неё дети…
— У неё нет даже малейшего уважения! Ни к нам, ни к дому. Я не могу так. Это не временно, Серёж. Они устраиваются. Медленно, но прочно. Сколько прошло?
— Почти три месяца…
— Вот. Я тебя прошу — не ультиматум, нет. Но скажи им. Пусть ищут жильё. Хотя бы комнату. Это не моё эго. Это моё выживание.
Сергей тянул с разговором ещё неделю. Всё «не подходил момент». А потом случилось то, что расставило всё по местам.
Татьяна вернулась с работы пораньше. Заходит — на кухне шум, визг. Оказывается, Лена пригласила в дом подругу с двумя детьми. Те уже обедают. Один сидит прямо на столе, другой — ковыряется в почтовых письмах, которые Татьяна оставила на столе.
— А что вы так рано? — с фальшивой улыбкой протянула Лена. — У нас тут мини-день рождения. У Светкиной дочки. Празднуем.
— У нас?
— Ну да. Я же не на улице буду их кормить, правда?
Татьяна стояла, молча. Потом медленно развернулась и вышла. Закрыла дверь за собой. Дошла до конца участка. Присела на скамейку. Плакать не могла. Просто сидела, пока не стемнело.
Сергей вернулся домой, когда гости уже разошлись. Увидел жену на скамейке.
— Говорил? — спросила она, даже не оборачиваясь.
— Нет ещё…
— Тогда завтра я скажу. При всех. Потому что это уже не жизнь.
На следующий день Татьяна дождалась, пока все собрались за ужином. Поставила перед собой стакан воды, посмотрела на сестру мужа, на её детей, на Костю.
— Мы с Сергеем обсудили и решили: вам пора искать жильё. До конца месяца. У вас есть две недели. Это наш дом, и мы хотим жить в нём спокойно.
Костя, с набитым ртом, замер. Лена отложила вилку.
— Это ты решила?
— Мы. Вместе. Но я озвучила. Потому что терпение моё лопнуло.
— А ты у Сергея спросила, прежде чем так резко?
— Да. Спросила. И не раз.
Молчание. Потом Лена вскочила.
— Ага! Всё понятно! Ты с самого начала нас не хотела тут видеть! Всё через силу, всё с кислой миной!
— Я хотела помочь. Но помощь — это не прислуга. А вы себя так и вели. Как будто вам положено.
— А что, мы просили особых условий? Да мы скромно сидели! С детьми, между прочим!
— Скромно? — перебила Татьяна. — Ты серьёзно? Твои подруги в доме, дети в теплице, посуда — не моя. Только обязанности — мои. Хватит. Всё.
В тот вечер Костя хлопал дверями, швырял тапки. Лена плакала в ванной. Дети бегали по дому и не могли понять, почему мама кричит на «тётю Таню».
Сергей молчал. Потом подошёл к жене, сел рядом.
— Я виноват. Надо было раньше.
— Лучше поздно.
— Ты сильнее меня, Таня. Я всё ждал, что само рассосётся.
— А оно только гноилось.
Прошла неделя. Лена будто бы сделалась мягче. Пыталась помогать на кухне, даже мыла пол в прихожей. Но Татьяна знала: это — не раскаяние. Это — тактика.
Лена начала жаловаться другим. Звонила общей тёте, их бывшей соседке. Жалобным голосом рассказывала, как «Татьяна выгнала с детьми на улицу», как «никто не понимает её положения», как «все бросили в трудный момент».
В магазин к Татьяне подошла бывшая коллега.
— Ой, Ленка мне звонила. Слушай, ну зачем ты так? Она же сестра Сергея. У неё ж трое.
— Пусть поживёт у той, кто ей сочувствует, — устало ответила Татьяна. — Я — больше не могу.
К концу месяца вещи Лены стояли в коридоре. Костя приехал на машине. Дети — сонные, но уже в куртках. Кошки — в переносках.
Лена обошла дом с видом мученицы. На прощание сказала:
— Ну что ж. Запомню я, как родные с родными обращаются.
Татьяна промолчала. Лена ушла, не обернувшись.
Но было ощущение, что история не закончена.
И она не закончилась.
Прошла весна. Лето выдалось сухим. Огород радовал, яблоня одарила сочными плодами, а газон наконец-то вырос зелёной стеной. Татьяна снова вставала пораньше, готовила кофе, выходила на крыльцо и дышала. Спокойно.
В один из таких утренних дней она услышала шаги за калиткой. Открыла — Лена.
Сумка, ребёнок младший за руку, улыбка натянутая.
— Танюша, привет! Слушай, мы тут подумали… У вас же две сотки свободны… — Лена поставила сумку у забора, — …поставим тут бассейн для детей. Чего вы ноете?
Татьяна стояла молча, вцепившись в дверную ручку. Всё внутри у неё будто застыло. Лена стояла у калитки, как ни в чём не бывало, будто не было той сцены в кухне, обид, сплетен, хлопанья дверями.
— Ты серьёзно сейчас? — наконец выдохнула Татьяна.
— Ну а что? — Лена пожала плечами, как будто удивлялась глупому вопросу. — Лето. Дети маются. А у вас, смотри, сколько места! Ну что вам, жалко, что ли? Чуть-чуть подровняем землю, я на «Авито» уже нашла каркасный, недорогой. Костя поставит, он же у меня с руками.
— И… что? Они тут будут купаться каждый день?
— Ага. Ну а где им ещё? У нас-то двор крохотный, да и жарко. А здесь — место, солнце, вода рядом. Рай, а не двор.
— Лена… — Татьяна закрыла глаза на пару секунд. — А ты не думаешь, что прежде чем предлагать бассейн, ты должна была хотя бы спросить, можно ли тебе снова приходить?
— Так я же не жить! Просто бассейн! Мы и ходить-то будем только днём, часа на два. Тебе-то что? Всё равно на работе!
— А я отдыхаю когда? В выходные? А когда огород поливать? А если мне просто надо тишины? Я, может, не хочу снова слушать визг и шум и вытирать за кем-то мокрые следы.
— Ну ты и жадная, Таня. Ох и жадная… — Лена мотнула головой. — Прямо жаль стало, что мы вам тогда благодарность какую-то проявили! Всё себе, себе, себе! Не дай бог детям радости.
— Я тебе скажу так, — голос Татьяны дрогнул, но не от страха — от злости. — Если ты ещё раз придёшь на мой участок с таким тоном, не обижайся. Я вызову полицию. Частная собственность. И у меня нет никаких обязательств перед тобой. Никаких.
Лена вытаращилась на неё, как будто впервые увидела. Потом процедила:
— Ты с ума сошла. Это ж просто дети. Дети, Таня! Ты когда стала такой?
— Тогда, когда вы с мужем превратили мой дом в казарму. Тогда, когда мне пришлось выцарапывать своё пространство обратно. Тогда, когда ты решила, что моё — значит доступно.
— Ну и живи в своём одиночестве! — крикнула Лена и дёрнула сына за руку. — Пошли, Мишка, тут тётя Таня совсем с ума сошла!
Татьяна стояла у калитки ещё минуту, потом медленно захлопнула её и вернулась в дом. Сердце стучало, ладони вспотели. Но внутри — впервые за долгое время — было ощущение чистоты. Не в доме. Внутри.
Через пару дней ей позвонила тётя Вера — двоюродная сестра свекрови, та самая, которой Лена жаловалась после выселения.
— Танечка, привет. Я тут просто узнать… вы с Леной что, опять не поладили?
— А что значит «опять», тётя Вера?
— Ну она звонила… Рассказывала, что хотела бассейн детям поставить. А ты, мол, выгнала, пригрозила полицией…
— Всё верно. Именно так и было. Потому что у неё с понятием «границы» беда. И с благодарностью — тоже.
— Ну, ты тоже пойми…
— Нет, — перебила Татьяна. — Вот знаете, я всегда старалась всех понять. Всех. Только себя забыла. Я теперь себя понимаю. И себя тоже буду защищать.
Сергей вечером пришёл, увидел жену в хорошем настроении. Улыбалась. Поливала клумбы. Он встал рядом, помолчал.
— Лена опять приходила?
— Угу.
— Что на этот раз?
— Бассейн для детей. На наших двух сотках.
Сергей фыркнул. Потом посмотрел на жену серьёзно.
— Спасибо тебе, что не сломалась. Что не дала ей нас сломать. Ты — правильная. Я, дурак, поначалу всё жалел. А теперь вижу, что ты была права.
Татьяна кивнула.
— Главное — чтоб ты это не только видел, но и помнил.
Прошла неделя. Потом другая. Лена не звонила. Ни Сергею, ни Татьяне. Но однажды, возвращаясь с работы, Татьяна услышала, как у соседки за забором кто-то говорит:
— Ага, представляете, я ей говорю — всего-то бассейн! А она как завелась! «Это мой дом, моя земля!» — ну прям барыня.
— Ну у неё, говорят, характер… — осторожно подтвердила соседка.
Татьяна прошла мимо, не поднимая головы.
И пусть. Пусть говорит. Пусть врёт. Главное, что я теперь знаю: сказать “нет” — это не предательство. Это — защита себя.
Финал наступил в один из обычных вечеров. Она поливала розы у калитки. Подошла соседка, Любовь Васильевна.
— А я Лену вашу вчера в маршрутке видела. Рассказывала, как она тебе бассейн предлагала, а ты якобы “вцепилась в землю как в огородное чучело”. Смеялись.
— Ну и хорошо, — пожала плечами Татьяна.
— И знаешь, как она закончила? Сказала: “Чего они ноют, у них же две сотки свободны — поставим тут бассейн для детей”.
Татьяна посмотрела на соседку и улыбнулась.
— Ну-ну… Только вот не тут.
И снова направилась к грядкам.
Смешно, когда глупое думает, что оно хитрое