— Маша, я больше не могу… — взмолилась однажды Галина Сергеевна.
— Можешь, мамочка. И будешь. Или хочешь, чтобы я рассказала всем, какая ты на самом деле? Как пьешь по вечерам, как кричишь на меня…
— Но это же неправда!
Галина Сергеевна помнила тот мартовский день, когда привезла Машу из детского дома.
Худенькая девочка с огромными серыми глазами молча рассматривала квартиру, словно оценивала.
— Это твоя комната, — показала Галина Сергеевна детскую с новой мебелью. — Если что-то не нравится, переделаем.
Маша кивнула.
— Спасибо, — сказала она вежливо. Но без тепла.
Галина Сергеевна работала бухгалтером, зарабатывала неплохо. Но не настолько, чтобы позволить себе излишества.
Однако для приемной дочки не жалела ничего. Мужа у нее не было, и всю материнскую любовь она перенесла на Машу.
Девочка училась хорошо, но держалась отстраненно. Когда Галина Сергеевна пыталась обнять ее или поцеловать на ночь, Маша не отталкивала, но и не откликалась. Будто терпела эти проявления нежности как неизбежную плату за комфорт.
— Машенька, — говорила приемная мать, — я хочу, чтобы ты чувствовала себя дома. Чтобы знала — я тебя очень люблю.
— Знаю, — отвечала девочка.
Но в голосе не было ответного тепла.
К шестнадцати годам Маша превратилась в красавицу. Высокая, стройная, с длинными волосами и правильными чертами лица.
Мальчишки из школы увивались вокруг нее, но она относилась к ним с холодным высокомерием.
— Они все недалекие, — объясняла она Галине Сергеевне. — Мне нужен мужчина с перспективами.
— Машуля, ты еще ребенок…
— Я давно не ребенок! — Маша резко отвернулась. — И я знаю, чего хочу от жизни.
Первый серьезный скандал произошел, когда Маше исполнилось семнадцать.
Галина Сергеевна вернулась с работы и обнаружила, что из шкатулки пропали все ее золотые украшения.
— Маша! — позвала она дочь.
Та вышла из своей комнаты в новом дорогом платье.
— Что, мамочка? — спросила она с невинным видом.
— Где мои украшения?
— Какие украшения? — удивилась Маша.
— Те, что лежали в шкатулке! Цепочка, серьги…
— Понятия не имею, — пожала плечами девушка. — Может, потеряли?
Галина Сергеевна посмотрела на дорогое платье.
— Маша, откуда у тебя это платье? Оно стоит как моя месячная зарплата!
— Подружка дала поносить, — небрежно ответила Маша.
— Не ври мне! Ты продала мои украшения!
Лицо Маши мгновенно изменилось. Исчезла невинность, появилось что-то жесткое, почти взрослое.
— Ну и что? — холодно спросила она. — Они все равно в шкатулке лежали без дела. А мне нужно было красиво выглядеть.
— Как ты можешь так говорить? — ужаснулась Галина Сергеевна. — Это же кража!
— Кража? — Маша рассмеялась. — Мамочка, ты забываешь, кто я такая? Приемыш из детдома. Я не обязана тебе ничем.
— Маша! — Галина Сергеевна побледнела. — Как ты можешь…
— Могу. И буду, — отрезала девушка. — Ты взяла меня не из любви. Тебе было одиноко, вот и решила завести живую игрушку. А теперь удивляешься, что игрушка думает своей головой?
— Это неправда! Я тебя люблю!
— Ты любишь идею дочки. А настоящую меня ты не знаешь, — сказала Маша и ушла к себе, хлопнув дверью.
Галина Сергеевна плакала всю ночь. Утром она попыталась поговорить с дочерью, но та была холодна и неприступна.
— Мамочка, — сказала Маша сладким голосом, — давай забудем вчерашнее. Я была не права. Прости.
Но Галина Сергеевна видела — в глазах дочери нет раскаяния. Только расчет.
После этого случая что-то надломилось в их отношениях. Маша стала приходить домой поздно, а на вопросы отвечала дерзко.
— Где ты была до полуночи?
— На свидании. А что, мне отчитываться перед тобой?
— Маша, ты несовершеннолетняя…
— Еще три месяца. А потом буду делать что хочу.
Галина Сергеевна пыталась узнать, с кем встречается дочь, но Маша отделывалась уклончивыми ответами.
Однажды она заметила, что у девушки появились дорогие духи, новая косметика, украшения.
— Маша, откуда у тебя эти вещи?
— Подарили, — пожала плечами та.
— Кто?
— Друзья.
— Какие друзья могут дарить такие дорогие подарки?
— Мамочка, — Маша улыбнулась, но улыбка была неприятной, — не все же нищие, как мы. Есть люди, которые ценят красоту и молодость.
В день восемнадцатилетия Маша устроила настоящий театр. Галина Сергеевна накрыла стол, купила торт, приготовила подарки.
— Машенька, поздравляю! — сказала она, обнимая дочь. — Теперь ты совсем взрослая!
— Да, — кивнула Маша. — Совсем взрослая. И знаешь, что это значит?
— Что?
— То, что теперь я могу жить отдельно. Если захочу.
Галина Сергеевна похолодела.
— Зачем тебе жить отдельно? У нас же хорошо…
— У нас? — Маша усмехнулась. — Мамочка, посмотри правде в глаза. Мы живем в маленькой квартире, ты работаешь за копейки, одеваешься в секонд-хенде.
А я молодая и красивая. Мне нужно совсем другое.
— Маша, что с тобой? — прошептала Галина Сергеевна.
— Со мной все в порядке. Это с тобой что-то не то. Ты живешь иллюзиями. Думаешь, что купила себе дочку за еду и одежду?
Но настоящая любовь не покупается, мамочка.
— Но я же тебя искренне…
— Ничего ты не искренне! — взорвалась Маша. — Ты хотела кому-то нужной быть! А я просто оказалась под рукой!
Галина Сергеевна заплакала.
— Маша, неужели все эти годы ничего для тебя не значили?
— Значили. Крышу над головой, еду, образование. Спасибо за это. Считай, что долг отдан.
— Какой долг? О чем ты говоришь?
— О том, что теперь я хочу жить по-своему. И если ты будешь мне мешать… — Маша помолчала, потом добавила: — Знаешь, как легко подать заявление в опеку? Рассказать, что приемная мать плохо обращается с ребенком?
— Ты… ты у гр.ож.аешь мне?
— Я объясняю ситуацию. Хочешь, чтобы я осталась — придется мириться с моим образом жизни. Не хочешь — я уйду. И наговорю про тебя таких дел…
Галина Сергеевна поняла — дочь не блефует. В ее глазах была холодная решимость.
— Хорошо, — прошептала она. — Живи как хочешь.
С этого дня Маша перестала даже притворяться. Приходила домой в дорогих нарядах, хвасталась подарками от поклонников.
— Мамочка, познакомься — это Игорь. У него сеть ресторанов.
Игорь был мужчиной лет сорока пяти, с залысинами и золотыми зубами. Смотрел на Машу как на вещь.
— Симпатичная девочка, — сказал он Галине Сергеевне. — Хорошо воспитана.
После их ухода Галина Сергеевна долго сидела в пустой квартире. Она понимала — потеряла дочь. Ту девочку, которую забрала из детдома и мечтала сделать счастливой.
Через месяц Маша объявила:
— Мамочка, мне нужны деньги на курсы дизайна.
— Сколько?
— Пятьдесят тысяч.
— Маша! У меня таких денег нет!
— Найди. Продай что-нибудь.
— Что я могу продать?
— Ну, не знаю… Дачу тетки, например.
— Эта дача — единственное, что у меня есть!
— Тогда возьми кредит.
Галина Сергеевна взяла кредит. Маша потратила деньги на шубу.
Такие вымогательства повторялись регулярно. То на «курсы», то на «стажировку», то просто — «очень нужно, не спрашивай на что».
— Маша, я больше не могу… — взмолилась однажды Галина Сергеевна.
— Можешь, мамочка. И будешь. Или хочешь, чтобы я рассказала всем, какая ты на самом деле? Как пьешь по вечерам, как кричишь на меня…
— Но это же неправда!
— А кто поверит? Мне — молодой девушке, или тебе — одинокой женщине с комплексами?
Галина Сергеевна поняла — попала в ловушку. Маша держала ее на коротком поводке угроз и шантажа.
Последний скандал случился, когда Маше исполнился двадцать один год.
— Мамочка, — сладко сказала она, — у меня новости. Я выхожу замуж.
— За кого? — тупо спросила Галина Сергеевна.
— За Олега. Помнишь, я тебе показывала фото? Он очень богатый, у него бизнес в Москве.
— А… а где вы будете жить?
— В Москве, конечно. Олег покупает мне квартиру в центре.
— То есть ты уезжаешь?
— Естественно. Думаешь, я буду сидеть в этой дыре всю жизнь?
Галина Сергеевна молчала.
— И еще, — продолжала Маша, — мне нужно хорошо выглядеть на свадьбе. Платье, украшения, прическа… В общем, тысяч пятьдесят.
— Маша, у меня нет таких денег!
— Найди! — рявкнула та. — Продай эту убогую квартиру, если надо!
— Куда же я денусь?
— А мне какая разница? — холодно спросила Маша. — Я выхожу замуж, мне не до твоих проблем.
— Маша! Как ты можешь так говорить? Я тебя как родную…
— Ничего ты меня не как родную! — взорвалась девушка. — Родная мать не купила бы себе дочку в детдоме!
Родная мать не ждала бы благодарности за каждый кусок хлеба!
— Я никогда не требовала благодарности…
— Требовала! Своими глазами, своими вздохами! «Ах, как я жертвую ради дочки!» Тошнило от этого!
— Маша, я же любила тебя…
— Любила себя в роли матери! А меня ты и не знала никогда!
Маша схватила куртку и выскочила из квартиры. Вернулась через три дня.
— Ну что, мамочка, — сказала она, — решила с деньгами?
Галина Сергеевна достала кредитные бумаги.
— Вот. Взяла еще кредит.
— Умница! — похвалила Маша и поцеловала ее в щеку — впервые за много лет.
Свадьба была пышной. Маша выглядела как принцесса в белоснежном платье. Олег — высокий, представительный мужчина — не отходил от невесты.
— Прощай, мамочка, — сказала Маша перед отъездом. — Спасибо за все. Больше мы не увидимся.
— Как не увидимся? — не поняла Галина Сергеевна.
— Ну, неужели ты думала, что я буду поддерживать отношения? Зачем мне в новой жизни напоминание о прошлом?
И она ушла, не оглянувшись.
Прошло полгода. Галина Сергеевна продала квартиру — иначе не могла расплатиться с кредитами. Сняла комнату в коммуналке, устроилась на вторую работу.
Однажды вечером раздался звонок в дверь. На пороге стояла Маша — осунувшаяся, в дешевой куртке, с заплаканными глазами.
— Мамочка… — прошептала она.
— Маша? Что случилось?
— Олег… Он оказался мошенником. Обманул меня. Денег нет, квартиры нет, я на улице…
— Заходи, — автоматически сказала Галина Сергеевна.
— Я поживу у тебя немного? Пока на ноги встану?
Галина Сергеевна посмотрела на комнату в коммуналке, на чужую мебель, на соседку, которая недружелюбно выглядывала из своей двери.
— Маша, — тихо сказала она, — я больше не живу в нашей квартире. Продала. Чтобы расплатиться за твою свадьбу.
— Как продала? — опешила Маша.
— А как еще? Ты же требовала денег. Вот я и нашла.
— Но… но куда же я денусь?
Галина Сергеевна долго смотрела на приемную дочь. На ту, ради которой потратила лучшие годы жизни, все деньги, всю любовь.
— Не знаю, Маша, — сказала она наконец. — Ты же говорила, что мы чужие люди. Что ты не обязана мне ничем. Значит, и я тебе ничем не обязана.
— Мамочка, ну как же так…
— Никак. Ты выбрала свой путь. Иди по нему дальше.
И Галина Сергеевна закрыла дверь. За ней еще долго звенел голос Маши, потом все стихло.
Она села на чужую кровать в чужой комнате и заплакала. Но это были не слезы жалости к себе. Это было облегчение. Наконец-то она свободна от той, кто так и не стал ей дочерью.