Когда Лена позвонила с известием, что мама приедет «на пару недель, пока отдохнёт», Игорь уже понял — это надолго.
Он знал свою тёщу. Маргарита Андреевна никогда не приезжала просто так. За её словом «отдохнуть» обычно скрывалось: «осмотреться, оценить, наладить». И каждый раз после её визитов в квартире будто оставался запах спирта и хлорки — и не от того, что она всё мыла, а потому что всё становилось натянуто и стерильно. Игорь чувствовал себя в своей же квартире лишним.
— Ну, ты же сам говорил, что ей тяжело одной, — виновато сказала Лена, стоя у плиты, перемешивая гречку.
— Да я не против, — он вздохнул, — только пусть не лезет со своими списками. И со шторками. Эти бежевые нормальные.
Лена промолчала. Она знала, что через неделю шторки станут зелёными. Как у мамы дома.
Маргарита Андреевна прибыла с чемоданом и двумя сумками — и с первого взгляда оглядела квартиру как начальник инспекцию. Словно выискивала слабые места.
— Ну-у, тесновато у вас, конечно. Планировка неудобная. Надо шкаф от стены отодвинуть. Или продать. Он всё равно старомодный.
— Это икеевский, три года как купили, — не сдержался Игорь.
— Ну, не в обиду, но разве это мебель? Всё хлипкое, как из картона. Вот у нас с покойным…
И дальше — как всегда. Вспомнили покойного отца Лены, квартирку на Соколе и «советские добротные вещи».
На третий день тёща сделала выговор за мусорное ведро. Не туда поставлено. Через неделю — упрекнула, что Игорь слишком много тратит на кофе: «Ты б лучше пачку «Жокея» взял, вместо этого навороченного». А потом сказала Лене, что ребёнку — трёхлетнему Дане — нужен не детский планшет, а нормальные кубики, как в их детстве, чтобы моторика развивалась.
— Ты не хочешь, чтобы Даня был умным мальчиком? — спросила она с упрёком. — Или тебе удобнее, чтобы он молча мультики смотрел, пока ты там в своих отчетах?
Лена не ответила. Она и правда уставала на работе. С планшетом было проще. И Игорь это понимал. Но сказать это в лицо тёще — значило вступить в конфликт. А Лена никогда не вступала в конфликты. Она исчезала.
Она стала задерживаться на работе, брать подработку на удалёнке, ходить с Даней к логопеду и в бассейн. А в квартире всё чаще оставались двое — Игорь и Маргарита Андреевна.
Однажды Игорь пришёл с работы раньше. Сменщик опоздал, и Игоря отпустили. Он зашёл в квартиру и застал тёщу на их семейной кровати. Она сидела в его половине, читала газету и в голос рассуждала с кем-то по телефону:
— Ну да, конечно. Грузчиком. Слушай, я не понимаю, где там деньги. Нет, ну правда. Что он там перетаскивает, золотые слитки? А у дочери, между прочим, кредит. Я ей говорю — разве мужчина должен позволять, чтобы жена платила ипотеку одна? А он, видишь ли, устал. Молодой мужик. Устал. Вот у нас с покойным…
Он вышел, не дослушав. Пошёл в магазин, купил себе банку пива, открыл в подъезде. Выпил на лестничной клетке. Не потому, что хотел пить. Просто чтобы не заходить.
Когда вечером Лена вернулась, он молчал. Она тоже. Они уже выработали этот способ выживания — не обсуждать. Молча готовить, молча ложиться, молча слушать, как Маргарита Андреевна закрывает на кухне банки с компотом, хлопает дверцей духовки и беседует с Даней, который почему-то стал хуже засыпать.
Однажды ночью Даня заплакал. Игорь пошёл к нему, но тёща уже была там.
— Ты опять дал ему сок перед сном? — прошептала она. — Или опять в мультики глазел?
— Он просто испугался, — устало сказал Игорь.
— Он плохо спит, потому что ты не умеешь с ним обращаться. Это видно. Мальчик чувствует, когда рядом неуверенный взрослый.
Игорь сжал зубы. Хотел сказать, что Данька его обнимает по утрам, зовёт «папа», смотрит, как он чинит старую машинку, просит покатать на плечах… Хотел сказать, что он чувствует себя отцом. Что он, может, не идеален, но старается. Но не сказал.
Он уже знал: тёщу это не волнует.
Через две недели после приезда Маргариты Андреевны начался передел бюджета.
— Я просто посмотрела — у вас очень много уходит на ерунду. Это кто так тратит на воду? Стиралка у вас, наверное, без паузы гоняет?
— У нас ребёнок. Стирать приходится часто, — попытался объяснить Игорь.
— И всё равно! Можно сушить на балконе, а не в машинке. Это экономия. И холодильник у вас… полупустой. Что, кроме колбасы ничего не едите?
— Мы работаем. Нам удобно брать готовое, — уже раздражённо сказал Игорь.
— Работаете, а толку? — ответила она с усмешкой. — Я вот с пенсией справляюсь. И за квартиру плачу, и дочке передать могу. А у вас… один грузчик, другая офисный планктон.
— Мама! — вмешалась Лена.
Но было поздно.
Игорь встал, вышел в ванную, плеснул себе в лицо холодной воды. Смотрел в зеркало и думал: «Я взрослый мужик. У меня семья, работа, ипотека. Почему я живу в квартире, как на пороховой бочке?»
Он вернулся в комнату. Даня уже спал. Тёща листала свою газету. Лена убирала посуду.
И тут он вдруг сказал вслух:
— Может, тебе с мамой вдвоём будет проще?
Лена обернулась.
— Что?
— Ну раз уж я тут такой неудачник — и воду не так трачу, и холодильник у меня не тот, и ребёнка не так воспитываю, — он говорил спокойно, но с каждым словом чувствовал, как внутри что-то разрывается, — может, мне уйти?
Маргарита Андреевна только хмыкнула.
— Никто тебя не гонит. Просто люди должны уметь слышать замечания.
Лена молчала.
А Игорь ушёл на кухню, достал старую коробку из-под обуви, где хранились квитанции, чек на холодильник, план погашения ипотеки. Он положил её на стол, подошёл к тёще, и глядя прямо в глаза, сказал:
— У нас с Леной всё было нормально, пока вы не приехали.
Тёща усмехнулась и, не поднимая глаз от газеты, проговорила:
— Нормально? Это ты называешь нормально?
Лена не спала всю ночь. Лежала, прижавшись спиной к краю кровати, и думала, как всё повернулось. Когда-то ей казалось, что мама и Игорь — два самых близких человека. По отдельности. Но вместе они не работали. Никогда.
Мама считала, что знает, как жить правильно. А Игорь — что право на ошибку тоже нужно заслужить. Он не был слабым. Но и не любил кричать, доказывать, биться лбом в стену. Он всегда выбирал путь отстранения — ждал, пока всё «утихнет». С мамой это не работало. Она воспринимала его молчание как слабость. И давила.
Утром на кухне было холодно — не по температуре, а по атмосфере. Маргарита Андреевна поставила перед Даней овсянку, заварила себе цикорий и села напротив Игоря. Лена мыла кружки в раковине.
— Я тут подумала, — начала тёща. — Вам нужно планировать расходы. Игорь, я составила таблицу — что вы тратите, на что. Можешь внести свои правки.
Он молча посмотрел на лист. Цены, рубрики: «ненужные траты», «возможная экономия», «мои предложения». В скобках — комментарии: «заменить кофе на растворимый», «не покупать готовую еду», «отменить Дане развивайку — дорого и бесполезно».
Он вздохнул.
— Ты всерьёз хочешь, чтобы я обсуждал с тобой свои расходы?
— Я же временно. Просто предложила. Нельзя же жить без плана.
Он встал, выкинул лист в ведро. Сел обратно.
— Ты временно? Уже месяц.
— Потому что я нужна дочери. И внуку. А ты, по-моему, забыл, кто тебе жену родил, кто ей помогал, пока ты «работал». Ты в своё время даже с коляской не ходил.
— Потому что я таскал ящики с утра до ночи. А ты говоришь, будто я в карты играл.
— Не нужно повышать голос, — ледяным тоном сказала она. — У ребёнка утро.
— А ты не думай, что, если говоришь тихо, это не насилие.
Лена выронила кружку в раковину. С глухим звуком она ударилась о металл, но не разбилась.
Маргарита Андреевна фыркнула. Даня на неё посмотрел.
— Бабушка, не ругай папу.
— Я не ругаю, котик. Просто взрослые разговаривают. А взрослые должны делать всё, чтобы семья не разваливалась. Не так ли, Игорь?
После той сцены Игорь стал ночевать у друга. Кирилл жил на съёмной квартире — вместе с собакой, без мебели, с ящиками вместо тумбочек. Но там можно было спать. И дышать.
— Брат, а ты уверен, что не пора ставить точку? — спросил Кирилл.
— Уверен, что пока не хочу разрушать. Там Даня. А Лена… Лена просто между молотом и наковальней.
— Она не между. Она вцепилась в молот. И считает, что всё нормально.
Игорь не ответил. Но с каждым днём ему становилось тяжелее возвращаться, пусть даже на выходные.
Через две недели Маргарита Андреевна решила делать генеральную уборку. Без согласования. Выбросила в кладовке коробку с Игоревыми вещами — старые кроссовки, гантели, инструменты, часть его студенческих тетрадей, которые он почему-то хранил.
— Там был мой перфоратор, — устало сказал он.
— Ржавое железо? Я думала, мусор.
Он посмотрел на неё.
— Ты правда считаешь, что, если вещь тебе не нужна — она никому не нужна?
— Я считаю, что женщина должна следить за порядком. А ты живёшь, как будто у тебя гараж, а не квартира.
Он вздохнул.
— А ты живёшь, как будто это твой дом. Хотя это не так.
Лена попыталась вмешаться:
— Мам, ну ты могла бы спросить…
— Ты его защищаешь? — удивилась тёща.
— Я просто… Я устала, мам.
— Ты устала? А кто с тобой Даню в роддоме выхаживал, когда Игорь на сменах пропадал? Кто тебе помогал, пока ты в слезах была?
— Я не в слезах была! — Лена вдруг повысила голос. — И хватит постоянно этим размахивать! Это было три года назад! Мне нужна была поддержка, а не контроль!
Тёща отшатнулась, будто её ударили.
— Вот как. Значит, я враг? Я три месяца жила с тобой, кормила, убирала, гладила, пока он спал с друзьями на даче…
— Он тогда работал на двух работах, мама!
— Да неужели! — тёща перешла на сдавленный шёпот. — Ты ослепла, Леночка. Он тебя тянет вниз.
— А ты — в бездну, — прошептала Лена.
И впервые — за всё время — ушла из кухни, не закончив спор.
Игорь на следующий день забрал Даню на весь день. Повёл его в парк, на аттракционы, купили мороженое, потом зашли в книжный. Даня выбрал книжку с картинками про тракторы и дельфинов. Игорь чувствовал, как с каждым шагом уходит напряжение. Он снова был просто отцом.
Вечером Лена позвонила. Голос у неё был уставший.
— Ты не против, если мама пока уедет к тёте Вале?
Он не сразу ответил.
— Не против. Если ты решишь, что хочешь, чтобы она вернулась — скажи заранее. Я тогда не вернусь.
— Хорошо, — почти неслышно сказала она.
— Мы с Даней сейчас идём домой. Хотим макароны сварить.
— Купите сыр. Тертый. Даня любит.
— Купим.
Он повесил трубку.
А потом они с Даней ели макароны и смотрели старый мультик. И Игорь вдруг понял: дома — это там, где спокойно. Не уютно, не чисто, не «правильно», а спокойно. И что он должен защищать это спокойствие. Хоть от кого.
Маргарита Андреевна уехала в воскресенье рано утром.
Собрала вещи тихо. Ничего не сказала Лене, только оставила на кухонном столе записку:
«Не буду мешать. Живите как знаете. Но не жалуйся потом».
Лена прочитала, положила в ящик стола, достала мусорный пакет и выкинула туда вместе с огрызками от яблок. И не сказала об этом Игорю.
Игорь сам понял — по воздуху. Он вошёл и сразу почувствовал: в квартире стало легче дышать. Не пахло уксусом, пересушенной курицей, не скрипел под утро чайник. И Даня не просыпался по ночам, не жаловался, что «бабушка не даёт мультики».
Они жили спокойно. Недолго. Всего месяц. Потом тёща начала «прощупывать» дистанционно.
Сначала позвонила и предложила оформить на Лену карту, «куда бы Игорь скидывал часть зарплаты — чтобы бюджет был под контролем». Потом — передала через тётю Валю, что квартира слишком мала, и «с такими доходами ипотеку им не потянуть», а значит, Лене стоит подумать, «как грамотно выйти из ситуации». Вариант: продать и вернуться к матери — «всё равно с ребёнком легче вдвоём».
— Ты серьёзно это рассматриваешь? — спросил Игорь.
Лена устало закрыла глаза.
— Я ничего не рассматриваю. Я просто не хочу опять выбирать.
— Но ты должна. Потому что, если ты не выбираешь — она выбирает за тебя. И за нас. И за Даню.
Он уже говорил это спокойно. Не из злости. Из усталости.
Лена молчала. Потом встала и пошла в ванную. Долго сидела там, пока Даня не начал спрашивать, где мама.
Игорь начал брать подработки. Не потому что нуждались. А потому что в этом было хоть что-то понятное. Поддон — это поддон. Вес — это вес. График — это график. Там не надо было доказывать, что ты имеешь право на своё мнение.
Иногда он ночевал у Кирилла. Иногда — дома. Лена не задавала вопросов. Она будто замерла в подвешенном состоянии, как птица, не решающаяся либо взлететь, либо сесть.
Через полтора месяца после отъезда тёщи они втроём поехали в парк. Погода была тёплой, Даня бегал по площадке, Игорь сидел на лавке, Лена рядом. Всё казалось почти нормальным. Почти.
Потом Лена сказала:
— Мама просила тебя позвать на день рождения Дани. Говорит, она бы пришла с подарком. И ушла бы сразу.
— Это не ко мне вопрос.
— Я не знаю, что делать. Она всё-таки бабушка.
— Пусть тогда будет бабушкой. А не министром внутренних дел.
Лена посмотрела на него.
— Она просто хочет, чтобы я была в безопасности.
— А ты в безопасности?
Она не ответила.
На день рождения тёща не пришла. Передала подарок: детский конструктор и новую пижаму. Даня обрадовался. Игорь сказал «спасибо» — по телефону, сдержанно.
— Передай ей, что, если хочет приходить — пусть соблюдает границы. Или не приходит вообще.
— Я передам, — сказала Лена.
— А ты сама чего хочешь?
Она снова не ответила. Только сжала руки.
Весной Маргарита Андреевна снова приехала. На один день. Сказала, что «по делам». Зашла, принесла банку компота, коробку конфет, газету. Села на кухне, как ни в чём не бывало. Даня обнял её — по детски, искренне.
Игорь держал себя в руках. Он уже знал, что это проверка.
— Ну что, — начала она. — Всё у вас по-прежнему?
— А ты как думаешь? — спокойно ответил он.
— Я думаю, в жизни главное — стабильность. А у вас… Лена всё с подработки на подработку. Ты в сменах по уши. Ребёнок с няней. Кто домом занимается?
— Мы. Вместе.
— Вместе? — с усмешкой. — Ну-ну.
Она открыла газету, надела очки.
— Вот, кстати, написано: «Мужчина должен быть опорой. Рядом с настоящим мужчиной женщина отдыхает». А у вас — Лена как выжатая. Да и ты, прости, видок у тебя такой… вялый. Не высыпаешься?
Игорь ничего не сказал. Подошёл, налил себе чай. Молча. Лена убирала со стола.
И тут Маргарита Андреевна, как бы между прочим, бросила фразу. Сухо, буднично, глядя в газету, но чётко, с паузами между словами:
— Гвоздь прибить не может, грузчиком работает, зато советы раздаёт.
Лена замерла. Игорь поставил чашку. Сначала спокойно. Потом — резко. И ушёл в комнату. Сел на край кровати. Глубоко вдохнул.
Он не злился. Он выгорел.
Через минуту зашла Лена.
— Прости.
— За что?
— За то, что пустила её обратно. Я знала, чем закончится. Но всё равно…
— Ты не обязана извиняться. Просто реши — ты с ней или со мной. Я не могу жить в поле битвы. Даня тоже.
Лена кивнула. Первый раз — по-настоящему. Не как автоматическая реакция, а как выбор.
Через три дня Лена отвезла Маргариту Андреевну на вокзал. Одна. Без Данечки. Без Игоря.
— Мам, я тебя люблю. Но мне нужна семья, а не командир. Я не девочка. Я — мать. И я хочу, чтобы мой сын видел, что родители — это опора, а не поле боя.
— Ты выбрала мужчину, который…
— Я выбрала тишину, мам. Я выбрала человека, рядом с которым не боюсь быть собой.
— Ну-ну, — сжала губы тёща. — Посмотрим, как ты заговоришь, когда он и в гвоздях не разбирается, и в жизни. Гвоздь прибить не может, грузчиком работает, зато советы раздаёт…
Лена посмотрела в окно.
— А ты всё ещё сидишь у окна с газетой. Только теперь — одна. Подумай об этом.
Они жили дальше. Спокойно. Без драм. Ссоры, конечно, бывали. Но Игорь больше не чувствовал, что его тестируют. А Лена — что её разрывают пополам.
Тёща звонила. Писала. Приезжала иногда. Но больше не входила без стука. Не выбрасывала чужих вещей. Не считала чужие деньги.
Она поняла: слишком много давления ломает не только мебель. Но и семьи.
Что не любят котлеты: 4 неочевидных недруга котлет. И почему они высокими, сочными и пышными не удаются