— Да неужто не узнаешь мамку свою? — продолжала причитать незнакомка, глядя на неё воспалёнными глазами и дыша перегаром. — Наконец-то я тебя нашла!
Нина молча на неё смотрела и не знала, как реагировать.
— У−у−у… Это, видать, Танька со своим Пашкой тебя обработали! — взвизгнула женщина. — Набрехали, небось, что ты их дочь. А я! Я твоя мама родная!
Татьяна Васильевна до сих пор вспоминала, как впервые увидела Ниночку 16 лет назад.
Тогда она с мужем приехала в гости к отцу, который очень тосковал после смерти жены, и застала дивную картину.
Её отец, Василий Иванович, с умилением и некоторой жалостью наблюдал за маленькой девочкой, уплетавшей за обе щёки варёную картошку с постным маслом.
— Папа, это кто? — изумилась Татьяна.
— Это Ниночка, — с какой-то прямо нежностью ответил отец. — Соседка моя и подружка. Правда? — он улыбнулся и подмигнул девчушке.
Та с готовностью кивнула и настороженно уставилась на гостей зеленющими глазами.
Она была страшно худой, золотистые, слегка вьющиеся волосики на голове явно давно не мылись, платье на ней — замызганное и больше на размер.
— Ленка померла недавно, — вздохнув, стал рассказывать отец после того, как сытая Ниночка уснула на диване. — А дочка её в разнос пошла, пьёт, мужиков каких-то таскает в дом, за Ниночкой совсем не смотрит.
Татьяне Васильевне понадобилось некоторое время, чтобы понять, что к чему.
Соседку тётю Лену и её дочь Тамару она, конечно же, знала, только не видела их толком уже лет 15, как уехала в город учиться.
Оказывается, за это время Тамара, которую тётя Лена растила одна, тоже выросла, вышла замуж и родила Ниночку.
Муж у неё был любителем выпить, и она к нему регулярно присоединялась.
— Пока Ленка была жива, она их как-то придерживала, а теперь Томке сам чёрт не брат.
На дочь или вообще внимания не обращает, или орёт.
Жалко девчонку, — сокрушённо вздохнул отец. — Подкармливаю, конечно, иногда ночует она у меня — Томка даже не ищет её, представляешь?!
— Так надо в опеку заявить, — всплеснула руками Татьяна Васильевна.
— Ох, дочка. У нас же посёлок, хоть и большой — не принято так.
— А ребёнка губить принято? — возмутилась она.
И всё-таки тогда отец уговорил её никуда не обращаться:
«Может, одумается Томка? Может, сме.рть матери просто так переживает?», но все две недели, что они с супругом в отпуске гостили у отца, Ниночка была у них.
Татьяна Васильевна сначала просто жалела маленькую соседку, а потом как-то незаметно привязалась к ней.
Ниночка оказалась очень ласковым ребёнком, в свои два года безоговорочно слушалась взрослых, за Василием Ивановичем хвостиком ходила, не капризничала, пыталась им даже по хозяйству помогать.
У Татьяны Васильевны сердце кро.вью обливалось, когда пришло время уезжать: пропадёт ведь девчушка с такой матерью.
Даже собиралась ослушаться отца и в опеку заявить, но тут её удивил собственный муж.
— Может, мы Ниночку к себе возьмём? — спокойно спросил Павел Сергеевич. — Мы же собирались наш вопрос решать и, видно, он сам собой решился.
Татьяна Васильевна внимательно посмотрела на мужа. Они поженились 10 лет назад и всё это время безуспешно пытались родить ребёнка.
Кучу денег потратили, десяток врачей обошли, и лишь последний доктор им честно сказал, что собственных детей они вряд ли иметь смогу — только если чудо какое произойдёт.
— Мы же хотели ЭКО… — неуверенно ответила она.
— Танюш, это мы всегда успеем, а вот Ниночку, кажется, нам сам бог послал, — муж посмотрел ей прямо в глаза.
Какой же он у неё… чудесный!
Но решили не торопиться. Теперь приезжали к отцу через выходные. Василий Иванович был несказанно рад и тому, что дети его теперь чаще навещают, и тому, что с Ниночкой они подружились, пришлись друг другу по душе.
Спустя полгода стало понятно, что ребёнка у горе−матери нужно забирать. Татьяна Васильевна пыталась с Тамарой поговорить по-человечески, вразумить, но та, пьяная, буквально вытолкала её за порог, крича, что без неё со своей жизнью разберётся.
Ниночка же всё неохотнее расставалась с соседями, плакала, цеплялась за каждого из взрослых, а однажды они обнаружили на её теле синяки.
Тут уже Татьяна Васильевна решила больше ничего не ждать — обратилась в опеку.
Сколько им пришлось выдержать — словами не передать. Опека проверила их заявление и хотела Ниночку в приют забрать, но Томка такой концерт закатила, что сотрудницы опеки вынуждены были ретироваться.
Она и в суде артистично выступила, разжалобила судью, и та дала ей три месяца на исправление.
А уж как Томка их всех грязью поливала… Грозилась Василия Ивановича вообще в страшном обвинить — у него даже сердечный приступ случился.
… Но на второе заседание Томка не явилась — загуляла с новым ха..ха..лем, да так, что весь посёлок в курсе их «веселья» был.
В общем, лишили её родительских прав, передали опеку над Ниночкой Татьяне Васильевне с мужем.
Сразу стало понятно, что разлучать Василия Ивановича с девочкой нельзя — очень уж они привязались друг к другу, поэтому было решено отца в город перевезти.
Продали его дом, взяли кредит и купили однокомнатную квартиру в двух домах от супругов.
Так отец решил. И сейчас детям не в тягость будет, и жильё потом Ниночке достанется.
Жили мирно и дружно. Трёхлетняя Ниночка сразу стала называть их мамой и папой, а Василия Ивановича, соответственно, дедом.
Девочка росла послушная, ласковая, правда, училась не очень хорошо — но никто от неё отличных оценок и не ждал, понимали все про наследственность…
Вот только рисовать очень любила и кукол стричь.
— Да ладно тебе, Тань, — махал рукой отец, когда она попыталась объяснить десятилетней дочери, что та портит кукол. — Может, Ниночка парикмахером известным станет. Пусть тренируется.
— Может, — вздыхала Татьяна Васильевна. — Только разоримся мы на куклах-то.
Отец улыбался и покупал внучке новые игрушки, а потом и просто парики. Только не дождался он, пока его любимица профессию получит, — скончался, когда Ниночке было 12 лет.
Нина очень тяжело переживала уход дедушки. Долго плакала, а потом… сбежала из дома.
Спустя два дня её нашли живую и здоровую в какой-то подозрительной компании, которая занималась мелкими кражами в супермаркетах.
Супруги тогда чуть не поседели: и от тревоги за дочь, и из-за опасений, что опека её у них заберёт.
Ниночка же губы поджала, брови нахмурила и с родителями вообще не разговаривала.
Они пытались ей объяснить, что при таком поведении она быстро окажется в детдоме, но дочь только зло на них поглядывала.
В итоге Павел Сергеевич показал дочери документальный фильм про жизнь в детдоме. Не самом лучшем, конечно.
А потом договорился и об экскурсии в заведение поприличнее. Помогло. Ниночка плакала, просила прощения и обещала больше родителей не огорчать.
И слово своё держала до 17 лет…
В тот день возле колледжа, где она училась на парикмахера, к ней неожиданно кинулась какая-то худая женщина в несвежей одежде.
— Доченька! Кровиночка моя! — запричитала она.
Нина от неё шарахнулась.
— Вы кто?
— Да неужто не узнаешь мамку свою? — продолжала причитать незнакомка, глядя на неё воспалёнными глазами и дыша перегаром. — Наконец-то я тебя нашла!
Нина молча на неё смотрела и не знала, как реагировать.
— У−у−у… Это, видать, Танька со своим Пашкой тебя обработали! — взвизгнула женщина. — Набрехали, небось, что ты их дочь. А я! Я твоя мама родная!
— Извините, мне нужно идти, — Нина попятилась от незнакомки, а потом едва ли не побежала прочь.
Она не знала, что и думать. Нет, о том, что она приёмная, Нина знала — родители решили от неё ничего не скрывать, но родную мать она себе не так представляла.
Да что там — она вообще думала, что та уже сгинула давно где-то. Ведь почти 15 лет знать о себе не давала, да Нина этого и не ждала.
А тут вон оно как: жива, здорова, да ещё кровиночкой называет…
Родителям Нина об этой встрече решила не рассказывать. Может, это вообще какая-то сумасшедшая была — зачем их расстраивать.
Но на следующий день женщина, представлявшаяся матерью, появилась снова.
— Дочка, выслушай меня, — взмолилась она. — Я так долго тебя искала, так тосковала…
На этот раз Тамара (Нина вспомнила имя родительницы) выглядела немного получше: лицо умытое, короткие каштановые, кое-где седые волосы, причёсаны, одежда более-менее чистая, да и перегаром несёт не слишком…
— Ну, говорите…
И Тамара запричитала. Про свои мытарства: и работы не было, и мужики к…лы попадались, и любит она дочь, а забрали её обманом.
— А теперь вот и дом мой сгорел, — всхлипнула мать. — Жить мне негде, никому я не нужна, и болею вся, — и разрыдалась уже в голос.
— Не плачьте, всё наладится, — Нина растерялась при виде слёз, да и откровения матери произвели на неё впечатление.
Что-то остановило её от того, чтобы рассказать о появлении «матери» родителям, но с Тамарой она продолжала встречаться.
Та с каждым разом всё жалостливее рассказывала о своём бедственном положении, и Нина решила ей помочь.
— Мам, а в моей квартире сейчас кто-то живёт? — поинтересовалась она у Татьяны Васильевны.
— Ну да. Через пару месяцев съедут. Почему ты спрашиваешь?
— Да так…
— Дочь, что происходит? — ласково спросила мать, заглядывая ей в глаза. — Ты в последнее время какая-то странная, не рассказываешь ничего, вроде как грустишь…
Нина вздохнула — она привыкла с родителями делиться почти всем, и очень старалась их не обманывать — и выложила всё про Тамару.
— О господи! — Татьяна Васильевна схватилась за сердце. — Я так надеялась, что мы её больше никогда не увидим…
— Ей помощь нужна, мам! Она же всё-таки моя… биологическая мать.
— Да ты никогда не была ей нужна… — покачала головой Татьяна Васильевна. — И что ей сейчас от тебя нужно?
— Ты не понимаешь! — вскипела Нина. — Она меня любит, просто судьба вот у неё такая, а теперь ещё и жить негде.
— Ох, не верю я, что Томка изменилась…
— Как хочешь. Только пусть она в моей квартире поживёт.
— Да ты что?! Нечего ей там делать! Наведёт ещё всяких ал..кашей! Нет и нет, — категорически заявила мать.
— Это, вообще-то, моя квартира, — напомнила Нина. — И вообще, мне через два месяца восемнадцать лет, и я сама ухожу туда жить. А уж кто там со мной жить будет, вас не касается.
И как ни уговаривали её родители, как ни просили, она упёрлась. Отец даже выяснил, что Тамарин дом цел, но принадлежит теперь другим людям.
Она его просто продала, а деньги с очередным ха…лем прогуляла. Нина ничего слушать не желала.
Прямо на следующий день после своего совершеннолетия переехала в ту квартиру и Тамару с собой поселила. С родителями общаться совсем перестала.
Татьяна Васильевна и Павел Сергеевич, конечно, очень переживали. Муж даже пытался поговорить с Тамарой, но та ему заявила:
«Вы доченьку мою отобрали, но есть справедливость на свете! Не нужны вы ей теперь, она меня любит и обо мне заботится!» — и послала матом.
А что они сделать могли? Нина совершеннолетняя, работает, сама о себе заботится. Только и оставалось, что молиться, что Томка себя проявит во всей красе и дочь одумается.
Нина прибежала к ним спустя целый год. В слезах, трясётся вся, слова вымолвить не может. Конечно, впустили они её, чаем напоили, отогрели, и потом с уж.асом слушали её рассказ.
— Сначала мама… — Нина с испугом взглянула на Татьяну Васильевну и поправилась: — Тамара, в смысле… Нормально себя вела.
Даже уборщицей устроилась в нашу же парикмахерскую, лишь иногда выпивала где-то, но не сильно.
А потом подружек каких-то стала домой водить, они уже там пьянки устраивали.
Нина судорожно всхлипнула, мать погладила её по голове:
— Успокойся.
— Я разговаривала с ней, просила. Ведь это невозможно — приходить каждый раз в этот бедлам. А она…
Она всё причитала, что ей так жить легче, и я — любимая дочь — должна её понять…
А потом какие-то мужики у нас стали ночевать. Я на кухне спала, на раскладушке.
И опять ма… Тамара мне говорила, что ей жизнь свою личную надо устраивать. Она заслужила…
— Чем же интересно?! — не удержался Павел Сергеевич.
Жена на него глянула предостерегающе.
— Она всю жизнь меня искала, тосковала по мне и поэтому замуж не вышла…
— Господи ты боже мой! — выдохнула Татьяна Васильевна. — Что за бред?!
— Мне же жалко её было, — Нина снова заплакала. — Только… Последний её кавалер, Олег… В общем, он решил, что будет строить свою личную жизнь со мной…
Попытался прижать меня на кухне. Я закричала и вырвалась, а тут она проснулась…
Нина зарыдала в голос:
— И сказала, что это я у неё жениха хочу отбить! Бросилась на меня с кулаками. Олег — на неё. В общем, пока они дрались, я сбежала к вам.
— Я не знаю, что сейчас с ними сделаю! — Павел Сергеевич решительно поднялся, сжав кулаки.
— Папа, не надо! Паша, стой! — дочь и мать закричали одновременно.
— Пап, не трогай никого! Пожалуйста! — взмолилась Нина. — Тебя же посадят, а виновата буду я! Я и так перед вами виновата! Простите меня!
— Ну что ты, доченька, — обняла её Татьяна Васильевна. — Ты ни в чём не виновата. Ты просто очень доверчивая. А мы с папой тебя всё также любим.
— Конечно, дочь, — согласно закивал Павел Сергеевич. — Только всё так оставлять нельзя.
Они не спали полночи и однозначно решили, что Тамару из квартиры надо выселять. Только как?
Нина — наивная девушка — зарегистрировала родительницу в квартире, а сама «мать» вряд ли согласится добровольно уехать.
Так и оказалось.
Когда они втроём пришли в квартиру Нины, Тамара упёрла руки в бока и заявила, что со своей дочерью разберётся сама.
Ничего, мол, не было, Нине показалось. Обращаясь к дочери, пыталась снова на жалость давить.
Пришлось им уйти, собрав вещи Нины, — оставаться ей в квартире было просто опасно, да она и сама не хотела.
Супруги через знакомых нашли хорошего юриста, который огорчил их, пояснив, что даже суд Тамару может оставить жить в квартире.
— Но что же делать? — спросила Татьяна Васильевна.
— Есть такой вариант. Негласный, конечно. Нина дарит квартиру вам, а уже вы через суд выселяете эту женщину, — поведал юрист. — Она же вам не родственница?
— Слава богу, нет.
Так и сделали, и всё получилось — Тамару выселили, несмотря на её крики и проклятия в сторону «неблагодарной» дочери, которую она родила.
Нина живёт у родителей и старается всячески загладить свою вину. В злополучной квартире они делают ремонт — когда-нибудь Нина там поселится с мужем.
Жильё решено пока оставить в собственности родителей, чтобы оно не стало приманкой ещё для каких-нибудь негодяев.
Мать постоянно тянула деньги